Владимир Рецептер - Ностальгия по Японии
- А рекомендовать тебя главным режиссером Комедии ты Гогу не просил?..
Юра глубоко вздохнул, и мне пришлось задать вопрос по-другому:
- Это он помог тебе с театром Комедии?
- Да, - сказал Юра. - Но мог бы сделать это гораздо раньше...
"Хабаровск" мелко подрагивал и напрягался. В каюте было жарко, и, глубоко вздохнув, Аксенов пояснил:
- Без Гоги в городе театра бы не дали. И Владимирову театр устроил Гога... И Корогодскому... И Агамирзяну... И Голикову. И Падве.
- И тебе, - напомнил я.
- Да, и мне, - теперь уже довольно согласился Юра. - Обком почти никогда без него не решает, какой кому театр отдавать...
- Кроме Александринки? - уточнил я.
- Да, кроме Александринки, - подтвердил Юра. И добавил: - Расскажи ему об интервью. Не давай себя опередить... Спокойной ночи.
В темноте, за тяжелой волной, медленно и навсегда уходил от нас остров Осима.
Теперь Гога был с нами, и жизнь всем скопом, без спектаклей и репетиций, в атмосфере тревог и неясности, в виду сотен тысяч обещанных иен и тьмы японских возможностей казалась невиданным приключением и рождала чувство лунной невесомости.
Тут скорбящая фирма надумала показать нам новооткрытый "Диснейленд". Двумя группами нас повезли на берег моря, где сначала был создан насыпной полуостров, а потом на отвоеванном у воды пространстве раскинулась еще одна сказочная страна.
Вторая группа, не помещаясь в автобус, позавидовала первой, а первая осталась на второй сеанс. Но именно здесь, в выдуманном мире, среди искусственных прерий и рек, гор и водопадов, железнодорожных станций и индейских поселков, салунов и лачуг, дворцов и замков, среди ковбоев и горилл, гоблинов и призраков, волков и кроликов, слоняясь в толпе веселых туристов и беззаботных детей под флагом бессмертного Микки Мауса, Р. безвольно уносился назад, к цепким обстоятельствам предотъездных дней.
У космического павильона, оказавшись рядом с Нателлой Товстоноговой, которая знала о нашей жизни если не все, то очень многое, я обратил к ней сверлящий меня вопрос: кто же из общих доброхотов догадался рекомендовать меня и Стржельчика в список доблестного антисионистского комитета?
- По-моему, мы никаких поводов не давали, - сказал я.
- Это не в театре придумали, - уверенно сказала Нателла и, конспиративно оглянувшись, добавила: - Но говорить об этом никому не надо.
- Но вы-то знаете, - сказал я.
- Знаю, - сказала Нателла. - И знаю, что вы отказались. Но вам в любом случае лучше молчать.
- Хорошо, - сказал я, - но они-то молчать не будут.
- Будут, - убежденно сказала Нателла. - Вот если бы вы согласились, они стали бы говорить.
Это было логично. Недаром Гога всегда советовался с сестрой.
- Может быть, - сказал я, - но, черт побери, до сих пор противно!..
- Не чертыхайся, - сказала Нателла, - и выбрось это из головы...
Я, конечно, понимал, что в великом театре Уолта Диснея о таких вещах лучше не думать, что здесь и сейчас надо попробовать отключаться от глупостей, но впасть в детство мне никак не удавалось.
У горных каньонов меня взял под руку Рома Белобородов и стал степенно склонять к решительному поступку. Оказалось, что и он осведомлен о предложении и отказе и советует мне по возвращении на родину вместо антисионистского комитета вступить в Коммунистическую партию Советского Союза.
- Сейчас - самое время, - сказал Рома, а веселый Микки Маус, оказавшись тут как тут, поочередно пожал наши руки. Можно было подумать, что он поздравляет меня с новым заманчивым предложением.
- Почему сейчас? - спросил я.
- Потому что пришла новая разнарядка, и нас просят принять десять призывников. - Теперь с нами здоровался улыбчивый заяц, и его манеры были безупречны. - Все легко пройдут, а вы - тем более...
- Что вы имеете в виду? - спросил я.
- Всё, - ответил Рома.
Роман был спокойным человеком и никогда не повышал голоса. Молодой, профессионально подготовленный, он был уверен в себе и по-настоящему перспективен. Рано или поздно он мог стать даже директором, если бы кадровики закрыли глаза на его пятую графу.
- Вы ведь не ребенок, - сказал Роман, и я вынужден был с ним согласиться. - вы должны понять, что это расширит ваши перспективы, особенно режиссерские... Посмотрите на Кирилла Юрьевича. Разве ему как актеру мешает то, что он - член партии, а теперь и член ЦК?.. Нет, не мешает. А помогает это ему?.. Думаю, да. Вот и вам это никак не сможет помешать, а, наоборот, поможет. Вы же знаете, что я это говорю из уважения к вам.
- Спасибо, Рома, - сказал я, - может быть, вы и правы. Знаете, когда был жив Ефим Захарыч Копелян, он соседствовал в гримерке с Лавровым. И вот однажды они сидят друг к другу спиной, а в зеркалах им видны лица друг друга. Копелян смотрел, смотрел и вдруг говорит: "Да, Кира, мне бы твой нос, я бы такую карьеру сделал!..". Мне это Зина Шарко рассказывала... Не уверен, что смогу пригодиться...
- Сможете, Владимир Эммануилович, - сказал Роман. - Сейчас нужны именно такие люди, как вы. И если вы вступите в партию, то отказ от антисионистского комитета не будет иметь значения...
- Рома, - сказал я, - неужели вы говорите серьезно?
- Какая разница, Владимир Эммануилович, серьезно я говорю или нет? Отнеситесь к этому философски, и все будет хорошо...
Тут я заметил переводчицу Рику и предложил ей прокатиться со мной по "Замку призраков". Русского языка она почти не знала, но была так молода и хороша собой, что мне показались смешны американские страшилки, и мы с Рикой принялись хохотать, скользя на двухместной вагонетке мимо разверзающихся могил, плящущих скелетов и отрезанных женских голов.
Очевидно, не я один так устроен: чужие ужастики просто смешат нас, а свои призраки до ужаса страшны...
10
Чтобы отвлечь Гогу от черных мыслей и скрасить тоскливое ожидание, Ешитери организовал мэтру несколько платных лекций о театре в Нагое, Осаке и где-то еще. С одной стороны, все знали, что Мастер откладывает деньги на "мерседес", а с другой - кто лучше него может объяснить японцам, что такое метод Станиславского?..
Гога вернулся в Токио, несколько повеселев, и во время концерта в газете "Асахи" я рискнул провести с ним первый диалог, неукоснительно следуя наставлениям старших товарищей.
- Георгий Александрович, - заинтересованно спросил я, - как прошли ваши выступления?
- Хорошо, Володя, - откликнулся он, - но очень устал: душно, влажно...
- Вы рассказывали им про систему Станиславского? - продолжал интервьюировать я, готовя признание о своем интервью "Советской России".
- По-разному, - сказал он, - я не люблю говорить одно и то же. Где о системе, а где о нашем театре...
- А о "природе чувств" вы рассказываете? Я недавно перечитал вашу статью.
Мне всегда казалось, что литературные "негры" и научные редакторы ужасно сушат Гогину речь и темнят язык, и его статьи и книги не идут в сравнение с любой репетицией, где он всегда выступает живо и выразительно, но этого говорить было нельзя, во всяком случае, теперь, когда моя задача состояла совершенно в другом.
- Вам нравится? - серьезно спросил Гога, и я, не погрешив против совести, серьезно ответил:
- По-моему, "природа чувств" - самая актуальная тема сегодняшнего театра.
- Вы правы, - сказал он.
- Это вы правы, - искренне сказал я и круто сменил галс. - Да, кстати, вы, наверное, не обратили внимания до отъезда... Дело в том, что ко мне приходили за интервью из "Советской России"...
Мгновенно изменившись, Гога страстно и агрессивно перебил:
- Я бы не стал им давать!
- Да, георгий Александрович, - подхватил я, словно именно это имел в виду, - я тоже удивился, чего это они?.. А потом подумал: может быть, после выступления "Правды" они как бы заходят с фланга, чтобы наладить отношения? Идут на попятный, а непосредственно к вам подойти боятся...
- Ах, так? - переспросил Гога, уже заинтересованно, и я стал развивать свою версию:
- Я сказал корреспонденту, что вряд ли они напечатают, а он ответил, что с начальством все договорено и даже дан "карт-бланш", а поскольку речь шла о режиссуре, было сказано о "Розе и Кресте" и о том, что репетиции Товстоногова - школа современной режиссуры... По-моему, они идут на попятный, - повторил я.
- Да, исправляются, - довольно подтвердил он. - Это хорошо. - И многозначительно добавил: - И хорошо, что вы сказали...
Посмотрев прогон "Розы и Креста", Эдик Кочергин сказал:
- Может получиться, только... с этими костюмами я спектакль не подпишу... Подбор не годится...
- Ну, вот, - сказал я, - как же тогда может получиться?
- Ты учти, - сказал он, - костюмы из его спектакля. Он к этому относится ревниво.
- Что ты предлагаешь? - спросил я.
- Надо заставить их раскошелиться! - решительно сказал Эдик, достав карандаш. - Я за день могу сделать чертеж... Так... Стол, да?..
И он стал набрасывать на белом листке, который догадливо положил перед ним помреж Витя Соколов.
- теперь... Табуреты, да?.. Вот такие... И спинки к табуретам, вставные, да?.. Вставки вот такие, видишь?.. Теперь, подсвечники, да?.. Как трезубцы... Видишь, уже стильно, да?.. Костюмы возьмем простые... Во-первых, свитера, да?.. Шарфы... Они преобразуются по ходу... Теперь... В табуретах отверстия для мечей... Ручки - крестовые. Мечи, как кресты, да?.. Вставим их в табуреты... Плащи, да?.. Мечи стоят тут же, плащи висят тут же... Вот так... Тысячи за полторы можно это сделать. - И он бросил карандаш на готовый рисунок. - Я пойду к Гоге и попробую его развернуть против директора...
