Шломо Вульф - В обход черной кошки
***
Дело плохо, - говорил Арон Андрею, когда они шли по вечерней Набережной, наслаждаясь шумом черного в ночи прибоя с белыми барашками. - Теперь нас легко опознать. Одна надежда - израильтяне русские программы не смотрят, а уж с олимами мы общий язык найдем, если кто-то пристанет..." "Израильтяне? Олимы? - удивился Мухин. - Я так понимал, что вы все тут один народ израильтяне? Выходит наши жиды и в Израиле - жиды?" "Почти, но другой родины у нас нет. Нашу прежнюю страну ты уже видел. Ты бы предпочел ее Израилю? Вот видишь. Тем более. что это деление - только на эмоциональном уровне. Мы фактически - равноправные русскоязычные израильтяне." "Вот и я только что об этом спрашивала у Жанночки и Кирочки... - сказала догнавшая их с женщинами Марина. - Господи, как мне нравится, что вы тут все на "ты", по именам и имена произносите так ласково... Так вот я услышала последнюю твою фразу, Арон-чик, о русскоязычных. Такое впечатление, во всяком случае, здесь на Набережной, что русских чуть не половина. Сплошной русский говор, без акцента. Откуда они все здесь?" "Сейчас я вам все расскажу, Мариночка, - заторопилась Кира. - А мужчины пусть следят, чтобы вас никто не опознал после передачи. Конечно, вам в Израиле похищение не грозит, но лучше без приключений. Завтра на пляж поедем, это и будут сильные ощущения - купание в море в декабре, как вам такой парадокс? Так вот. Мы все родились в Ленинграде и жили там до..." "А как же ты представишь меня своим высоким израильским военным?" продолжал между тем Мухин. "Так и представлю. Я вчера ухитрился записать этот эпизод у Финляндского вокзала на видео. Открою карты, иначе вообще говорить не будут." "А нам с Мариной не грозит, скажем, интернирование и так далее?.." "Таблетка всегда при вас. Кроме того, я вам дал по капсуле. Достаточно ее раскусить - и вы у генерала Джеферсона. То-то он обрадуется, небось уже обыскался, бедняга," - захохотал Арон. На них даже не оглянулись. Тут все вели себя так раскованно, как Мухин не видел никогда и нигде, даже в Северо-американских штатах, где публика удивительно напоминала израильскую. Им всем больше бы пристало общаться по-английски, подумал он, чем по-русски или на этом, как его, иврите. Он давно не получал такого удовольствия от прогулки по заграничному городу. *** Лейканд избегал давать интервью, что было совершенно на него не похоже. Успех был ошеломляющим даже для "русского Рембрандта". Обе представленные им на всемирную выставку "Живопись века. Париж 1999" разделили первое-второе место. Если картина, названная "Свобода выбора" привела к тому, что изображенная на ней нагой юная княгиня Мухина тотчас была коронована "женщиной века", то название другого портрета "Свобода зла" вызвала у Матвеева-натурщика такое бешенство, что французская полиция предложила Вячеславу Абрамовичу телохранителей. Заказы сыпались со всех сторон. Барон Шустер не успевал отбиваться от предложений титулированных особ женского пола позировать нагими великому Лейканду. В Европе начался какой-то психоз. Нудисты объявили, что их идеология - судьба наступающего века. Прошло сразу несколько нудистских свадеб, прошли даже нудистские похороны... Все это смаковалось бесчисленными "лейкандоведами", но не интересовало живого классика. Он весь был под гипнозом задуманной тогда в студии картины. Бесчисленные варианты, эскизы, потрясающие находки в деталях буквально сводили его с ума. Шустер продал Лувру "Свободу выбора" за десять миллионов золотых рублей, а Русскому музею за два миллиона "Свободу зла." Коммунисты объявили Лейканда вечным почетным членом антифашистского комитета их партии. А он думал только о том, каким бы чудом можно было вернуть Марину в свою студию и сделать соисполнительницей его замыслов, в которых он не признался пока даже барону. "Найди себе другую натурщицу, Славуле, - говорила ему на идиш по видеотелефону любимая бабушка из Житомира, единственный в мире человек, с которым Лейканд был совершенно откровенен и всегда делился замыслами. Зачем тебе эта гойка из пасмурного Петрограда. Приезжай сюда на твою прекрасную родину, в нашу еврейскую солнечную Малороссию. Проедь по городам и местечкам, где живут десять миллинов евреев. И ты найдешь для своих нечестивых замыслов такую белую и пышную ашейне мейделе, что твоя северная красавица просто умрет от зависти к ней прямо перед твоей картиной..." Но не помогала и бабушка. Не привлекала поездка в миллионный Житомир и двухмиллионный Гомель в поисках красавицы-натурщицы, согласной на все ради появления на полотне Лейканда. Он отказался даже от презентации картин, проводил время в винных подвалах Парижа. И вино тоже не помогало. Зачем вообще надо было её знакомить её с Мухиным? Он без конца прокручивал он в мозгу сцену в ресторане и воображал, как Марина могла стать его содержанкой, рабыней, готовой позировать в любой картине, лишь бы он платил ей больше, чем Гоги Шелкадзе. Теперь она - княгиня, совладелица мухинских трех миллиардов золотых рублей. Что он, во всём блеске его всемирной славы, по сравнению с богачом и красавцем Мухиным! Тем более, что молодожены вдруг куда-то исчезли из Петрограда. "Их просто НЕТ НИ НА ЗЕМЛЕ, НИ В ОБИТАЕМОМ КОСМОСЕ", - растерянно развёл руками смущенный чиновник вездесущего Интерпола, загоревшийся найти Мухиных за обещание представить его ЖЕНЩИНЕ ВЕКА. "Как это? - испугался Вячеслав Абрамович. - Умерли? Оба?" "У Мухина вживлен еще в детстве индикатор, по которому его можно было бы разыскать даже и под землей, в могиле. Но и там... и там его нет... Первый случай в моей двадцатилетней практике, месье... Сожалею и стыжусь..." Фридман, понял художник. Их увез к себе в Израиль этот странный дылда. Сейчас Марина и князь у него в гостях... ***
"Он действительно ГЕНЕРАЛ? - вдруг громко и вызывающе по-русски спросил Мухин сидящего в полном отчаянии, руки между коленями, Фридмана. ЕВРЕЙСКИЙ, ИЗРАИЛЬСКИЙ ГЕНЕРАЛ?!" "Конечно, - вскинул на него воспаленные глаза Фридман. - Генерал Бени Шайзер. У нас полно молодых и демократичных генералов." " Я не об этом, Арон... А вы помолчите, "генерал Шайссе" - с величайшим презрением одёрнул он по-английски вздрогнувшего от знакомого слова коренастого парня в солдатской зеленой форме. - Вы обратитесь ко мне не раннее, чем я вам позволю." "Ничего себе, - подскочил Бени. - Вы, между прочим, в моей стране и..." "Я - в ЕГО стране, - крикнул князь. - Так как он, а не вы, беспокоится о её безопасности и самой жизни. Хотя вы, а не он, как ни странно, получаете вместо него за это жалование от еврейского государства. Как вы смеете в таком тоне разговаривать с человеком, который в моем мире вас бы и в лакеи не принял! Арон, - продолжил он по-русски. Я ему сейчас всё объясню, а ты не перебивай." "Но мы ему третий час объясняем. Всю вашу политическую систему изобразили, всё продемонстрировали. И главное - он же поверил, но... Но пойми, как военный он не может табе прямо сказать, что проводит линию близкой ему по духу левой партии, которая за любой компромисс с арабами, хотя, как генерал, прекрасно понимает, чем чреват..." "Теперь я попрошу помолчать и тебя... А вы послушайте меня, генерал. Вы верите, что я из параллельной могучей и богатой России? Отлично. Вы верите, что я готов способствовать перевооружению вашей страны, причём даже за свой счет? Верите. Вы понимаете, что доктор Фридман может обидеться за тон, которым у нас разговаривают с евреями только матвеевские фашисты? И что я могу представить его Матвееву, а тот вашим арабам? - он внимательно следил за пальцами генерала на скатерти. - Вы видели на видеокассете, что мы с семьей доктора можем исчезнуть в любой момент и вам поздно будет нас искать? Теперь я вижу, что вы-таки начинаете меня понимать. И что вы осознаете, что я могу и вам отжечь вашу спесивую башку, если вы задумаете коварство. Верно? Так вот - завтра мы с доктором докладываем в генштабе. Попробуйте их не убедить со всеми кассетами. Я полюбил СТРАНУ МОЕГО ДРУГА ФРИДМАНА, в которой вы и жить-то не достойны. И я не дам её уничтожить." Ни слова не говоря, генерал, съёжившись и не решаясь поднять глаза, встал и молча подал руку Фридману. Мухин от его руки отвернулся. Марина, которая в течение всего разговора только подавала кофе в своем слишком коротком и узком в груди халатике, приводящем генерала в трепет, ласково, за плечи, проводила его до двери, шепнув душистым дыханием в горящую от непривычных оскоблений, словно исхлёстанную щеку невысокого рядом с ней Шайзера: "Будьте осторожны, генерал. Князь - не шутит..." "Он сделает всё, уверенно сказал Мухин. - Во всяком случае, всё, что он может."
***
Генерал сделал всё. Генштаб слушал Мухина в полной тишине. Согласился на все его предложения. Особенно понравилось, что затрат не предвиделось никаких: князь Андрей сам купит два "таракана" для демонстрации силы в Ливане. Купит у третьих лиц, тайно, во Франции для вроде бы Аргентины. Контейнеры с бронепехотой доставят в Хайфу. Сделка будет оформлена по интернету, как только Мухин с Фридманом на несколько минут сублимируются в Британской Палестине. Сегодня же сверхскоростное судно на воздушной подушке вылетит из Марселя, чтобы уже завтра выгрузить контейнеры в погружённой в полную темноту Хайфе - с иммитацией аварии на силовых сетях. Военные тягачи на спаренных транспортёрах по зараннее освобождённым трассам доставят ночью "тараканов" на фронт, где к новому году намечается крупномасштабная провокация Хисбаллы с возможным широкомасштабным участием сирийских войск и одновременной активизацией арабского спецназа, именуемого полицией Арафата. В Генштабе были поражены оперативностью нового благодетеля Израиля. Впервые они видели и слушали именитого богатого иностранца, который был целиком на стороне Израиля. Несчастных израильских генералов уже приучили к тому, что весь мир обращается с ними, как с опасными сумасшедшими, урезонивает, уговаривает не обижать ни в чем не повинных арабов и предлагает, причем отнюдь не бескорыстно, посредничество в уступках и без того крохотных израильских территорий его бесчисленным врагам на "наилучших для него же условиях"... Все было сделано немедленно. Мухин и Фридман вышли в море на скоростном израильском военном катере, встретили французское судно ночью вблизи Хайфы, для чего сначала сублимировался в другое измерение катер, а потом оба судна вернулись в измерение Израиля. Наблюдавший эти манипуляции из космоса британский оператор слёг с нервным стрессом. Французский экипаж, привыкший к всевозможным тайным операциям с незаконной продажой оружия третьим странам, даже не удивился входу в совершенно темный порт вблизи совершенно темного большого города и выгрузке в свете прожекторов огромных контейнеров. Тем более, что за тайный рейс было щедро заплачено самой надежной в мире Мухина валютой - золотыми рублями. Уже через полчаса судно было на обратном пути в Марсель, сопровождаемое тем же катером до какого-то помрачнения звёзд и луны на те мгновения, когда исчез катер. Мощные транспортеры на предельной для них скорости отвезли контейнеры на север. У самой границы тайный груз распаковали. В свете звезд и луны, без единого огонька израильтяне впервые увидели невообразимые черные чудовища. Любое насекомое хотя бы и вдвое больше обычного вызывает у человека дрожь. Фридман как-то рассказывал Мухину, какое мерзкое впечатление произвел на него израильский таракан, который всего вчетверо больше привычного российского. Тут же, пока на поджатых ногах, появились тараканы величиной с воинский грузовик. Когда же пожилой смешливый французский профессионал-наёмник поднял одного из них на пятиметровых чёрных блестящих в свете луны суставчатых ногах, видавшие виды израильские десантники попятились с криками "ДЖУК! ДЖУК!" и едва на обратились в паническое бегство, хотя знали, что это уже их, ЕВРЕЙСКИЙ МОНСТР. Наёмник, искренне изумляясь, что он представляет свое оружие еврейским военным (как жаль, что по контракту ему категорически запрещено об этом говорить, старина Поль умер бы от смеха!), шустро пояснял умным еврейским парням в давно забытых в его мире тонких очках, как управлять компьютером. Те мгновенно освоили нехитрую, "в расчете на дурака" , схему и тут же на плоских ночных холмах стали гонять на тараканах по бездорожью со скоростью птиц. Один из танков попытался было за ними угнаться, но тотчас вернулся с позором обратно. "На пути к их базе всё тщательно заминировано, - сказал полковник-десантник наёмнику, когда коммандос были уже внутри машины. - Не стал бы твой таракан нашей братской могилой." "Мины! - захохотал француз, широко разевая рот. - Грош была бы цена моей машине, если бы она боялась мин. Она и создана-то потому, что вытаптывает один процент своей тени против сорока процентов колесной или гусеничной бронетехники. Ваши арабы минируют дороги, а я бегаю не по дорогам." "А если это мина с дистанционным управлением? - не унимался полковник. - Или противотанковая бронебойная ракета? Наши арабы отнюдь не пальцем деланные, месье." "А я тоже не жидовским поцем, - нашелся наёмник. - Не дрейфь, месье, ты же, хоть и еврей, но все-таки военный..." Изготовившиеся к атаке террористы уткнулись головами в свои коврики задницей к небу в последней молитве о ниспослании рая в случае гибели в священном джихаде. На позициях Хисбаллы тоже действовал приказ о затемнении. Яхудам готовился достойный их привычного коварства сюрприз. Арабы не скрывали, что всему учатся у непобедимых пока евреев. К границе "зоны безопасности" были подтянуты не "катюши" на частных машинах, а недавно купленные Сирией в России и замаскированные под трейлеры установки ГРАД. Они должны были впервые показать яхудам истинную мощь воинов Аллаха. Помимо того, каждый боевик имел по наплечной ракетной установке для стрельбы по израильским вертолетам или танкам, как только те предпримут ответную атаку. Спящий в бомбоубежищах многострадальный городок Кирьят Шмона должен быть сегодня ночью сметен с лица земли. После отступления Израиля из Галилеи в результате сегодняшней победы арабского оружия яхудам не понадобится разрушать самим этот город, как когда-то на Синае они при отступленни из Египта снесли свой город Ямит... В час икс Сирия поднимет в воздух свою авиацию, а Арафат задействует свои силы для предотвращения мобилизации еврейских резервистов. Перерезав основные магистрали, его легкая пехота должна парализовать сионистского врага. До первого выстрела, сразу со всех установок ГРАД, оставалось семь минут, когда в пустыне раздался стремительно нарастающий дробный топот. Такой звук производил бы кавалерийский полк в атаке лавой, но этот топот был чудовищно сильным: под арабами задрожала земля. Вытянув шеи и сжимая автоматы и гранатометы, воины Аллаха со страхом вглядывались в холмы, за которыми происходило что-то совершенно непривычное. Этот топот в ночи наводил на них такой же мистический ужас, как галоп собаки Баскервилей, в ожидании появления которой бесстрашные Шерлок Холмс и доктор Ватсон с тревой вглядывались в девонширский туман. Но те, в конце концов, увидели хоть и необычную, светящуюся, но все-таки всего лишь собаку, а эти увидели нечто совершенно невообразимое. На холмы стремительно вылетели на фоне лунного неба два чёрных чудовищно огромных таракана. "ЦАРЦУР, ЦАРЦУР!!!" в ужасе заорали бесстрашные фанатики, кто падая ниц, кто кидаясь прочь, бросая оружие. Чудовища, замерли на мгновение, поводя блестящим в свете луны суставчатыми семиметровыми черными усами, а потом стремительно понеслись с топотом в сторону базы. Две-три мины, растоптанные их неуязвимыми огромными подошвами, своими вспышками и грохотом напоминали как бы искры из-под копыт. Несколько особо стойких стражей Аллаха все-таки посмели открыть огонь по монстрам. Две ультрасовременные и сверхбронебойные российские противотанковые ракеты попали прямо в брюхо набегающего чудовища, но оно только подскочило на своих упругих ногах, рявкнуло и принялось носиться по позициям врага с неслыханной скоростью и маневренностью, вытаптывая установки ГРАД, беспощадно давило террористов как тараканов. Одновременно оно полыхало из извивающихся усов по бетонированной базе фиолетовыми спиралями, то скручивающимися в нестерпимо яркую точку, заставлющую камни пылать как солома, то расходящимися на сотни метров. Через несколько минут после начала атаки от базы Хисбаллы остался оплавленный огромный единный блин с бездонными оплавленными колодцами на месте подземных бункеров, а тараканы унеслись в сторону сирийских позиций, распуская из устремлённых ввысь усов яркие спирали, от которых фейерверком исчезали в небе идущие в атаку сирийские самолеты... *** Пьяный Лейканд не сразу после вызова поднёс к глазам экран мобильного видеотелефона и вздрогнул, опрокинув бокал на деревянный стол парижского винного подвала. На экране ему ласково улыбалась Марина. "Вячеслав Абрамович, я по вас соскучилась, - мило и звонко смеялась она. - Как вы там, где? Я уже знаю, что наша картина оправдала ваши ожидания. Да и мне кое-то досталось... Вы даже не представляете, как вы нам с князем Андреем дороги, милый вы наш..." Тотчас появился Мухин. Оба они были на фоне какого-то нелепого пустыря и хилых пальм. "Где вы, куда исчезли, подлецы? - радостно орал Лейканд, будя бесчисленных собутыльников в штольнях. Когда я вас увижу? Вас этот Фридман чертов хоть когда-нибудь выпустит их своего дурацкого Израиля?" "Ты и представить не можешь, как тут интересно, я тебе такое расскажу! - Мухин задыхался от волнения. - Ты даже не представляешь, что такое евреи, если им дать ацмаут..." "Что, что дать? хохотал счастливый Лейканд. - Вы на какой язык перешли, идиоты?" "Как на какой? - Марина просто скисала от смеха. - На наш, еврейский, на иврит! А ты, гой, помалкивай, если не знаешь, как по-нашему будет независимость..." "Я теперь буду вам, сионистам, активно помогать и в Петрограде, торопливо говорил князь Андрей. - Британская Палестина - позор по сравнению со свободным Израилем. Фридман обещал и тебе показать все." "Когда вы вернетесь домой?" "А что мы там забыли? - Марина своим милым движением провела тонкими пальцами по глазам. - Мы тут купаемся в море, у нас полно новых друзей, мы теперь просто национальные герои Израиля. Завтра у князя встреча с премьер-министром." "А где это вы сейчас?" "Около Иерусалима. Нам дали довольно допотопный, но по их понятиям наилучший лимузин, покатаемся по городу, проведем шабат в святом городе, а там видно будет, что дальше." "Что-то пейзаж непривлекательный." "Так это мы для беседы с тобой на несколько минут сублимировались в Палестину. Поговорим и вернемся в Израиль. Ты бы посмотрел, какие у них тут города!" "Я безумно рад, что вы нашлись. Я просто чувствую себя обезглавленным - такую натурщицу увели!.." "Еще не вечер, - покраснев тихо сказала Марина. - Если князь позволит, я могу и позировать." "А что теперь-то терять? - резонно заметил Мухин. - Лувр десятки тысяч ежедневно посещают, не говоря об интернете. Мы в первый же час в Палестине напоролись на этот же портрет в доме губернатора. Так что князь разрешает. Но, естественно, никаких альковных отношений. Я человек теперь южный, горячий. Убью и не замечу даже." Изображение друзей исчезло. На фоне выгоревшей редкой травы паслись черные козы - любимое арабское домашнее животное, способное удивительно ловко выискивать и пожирать все зеленые побеги, оставляя пустыню пустыней... *** Счастливые и влюбленные Мухины катили по притихшей в ожидании субботы роскошной столице Израиля. Марина назло зимнему сезону одела открытую кофточку - ну и пусть, что декабрь, что мы, не в Африке что ли! Перебивая друг друга, они ехидничали по поводу освещения газетами последних событий. Левые, естественно всю победу и заключенные мирные договоры с соседями приписали начатому их покойным кумиром мирному процессу. Правые, в свою очередь, считали, что только их многолетняя неуступчивость сломила арабский экстремизм. Народ все заслуги в достижении победы над агрессорами приписал славному ЦАХАЛу, неподражаемой израильской военной науке и промышленности, создавшим такие шагающие боевые машины. Естественно, ни о Фридмане, ни, тем более, о Мухине, в газетах не было и речи. В главных героях ходил тот самый генерал Бени Шайзер, которого едва не пришиб у Фридманов князь Андрей. Сам Мухин нисколько не обижался - дело сделано, полюбившаяся ему страна и ее такой славный и добрый народ спасены. Мир установлен надолго: кто же посмеет обидеть хозяина таких несекомых! По дороге к Стене плача Мухин, сверяясь с картой, чуть заблудился. "По-моему, - сказал он, - вот этот путь самый короткий." "А там есть проезд? засомневалась Марина. - Смотри, полицейские какое-то заграждение тащат." "Так ведь пока-то заслона нету." И он нажал на газ, убедившись по табличке на английском, что шоссе Бар-Илан - кратчайший путь к цели. Неожиданно, сразу с трех сторон к их машине высыпали странные личности в длинных черных плащах и шляпах, поперек дороги упал деревянный столб, а сгущающаяся черная толпа, яростно тряся в окна пейсами и скаля зубы, что-то злобно кричала, повторяя с визгом слово "Шабес!" Мухин приоткрыл окно, пытаясь объясниться по-английски, но слова были бесполезны: вокруг орали. Кто-то сунул неправдоподобно бледную, но удивительно цепкую руку в щель окна, схватив князя за волосы. Андрей ударил по этой бесплотной руке, она выскользнула, щель удалось закрыть, но по крыше уже колотили чем-то тяжелым. На ветровое стекло сыпали какой-то мусор, вокруг было столько ярости и лихорадочного возбуждения, что прижавшаяся к Мухину Марина прошептала: "Они сейчас просто растерзают нас... Как плотоядно этот святоша смотрит на мою грудь, прямо как тот бандит в Лениграде... У тебя спираль наготове?" "Нельзя, это же те самые евреи, ради которых я потратил двести миллионов... Надо обяснить... это же набожные люди... Кто-то из них должен понимать по-английски!.." Но никто и не собирался их выслушивать. Они не понимали ни на одном человеческом языке. Никто ни о чем и не собирался спрашивать. Им и так с Мухиными было ясно... Едет в шабат, да еще с какой-то полуголой гойкой по нашему кварталу, бей! Типичная психология погромщика... Машину начали раскачивать все сильнее, пытаясь опрокинуть. Марина ударилась лбом о зеркало. Кровь на лице юной прекрасной жены убедила Мухина мгновенно. Он приоткрыл окно, вмазал пудовым кулаком между яростно качающимися пейсами. Хилый ортодокс упал на руки толпы и мгновенно испустил свой высокий дух. Тотчас по стеклам и крыше загрохотали камни, внутрь салона посыпались стекла. По открытой руке Марины потекла струйка крови. Отбросив последние сомнения, Мухин нажал курок спирали... *** "Господи, да как же вы попали в Иерусалим? И кто на вас напал? - причитала миссис Джеферсон, пока генерал по телефону распекал свою службу безопасности, а Мэгги квалифицированно накладывала пластырь на лоб и руку Марины. - Говорил же вам сэр Артур, что эти арабы очень опасны." "Да все обошлось, - криво улыбалась украшенная шишкой и ссадиной на лбу Марина. Просто князь жить не может без острых ощущений..." "Позвольте, - бушевал генерал. - Вы должны подробно рассказать об этом нападении. Вы запомнили хоть одного араба?" "Почему вы решили, что это были арабы, - так же криво улыбнулся Мухин с вырванным надо лбом клоком волос. - А если это были евреи?" "Что?! - побагровел губернатор . - Ж-жиды? Быть того не может! Вы слышали когда-нибудь в России, чтобы жиды хоть на кого-нибудь нападали? Впрочем... Позвольте, позвольте, ваша светлость, а где ваш сионист, этот странный облезлый субъект в идиотских очках? Да уж не он ли на вас своих жидов натравил?.." "Ну, что вы, - испугалась Марина. - Он сам едва унёс ноги. Мы даже не знаем, где он теперь." "Я узнаю, - зловеще произнес сэр Джеферсон. - Уж его-то я точно найду. И он мне расскажет всё... Если это евреи, то это были его люди. Бело-голубые националисты. Вы же помните, он мне с самого начала не понравился!" "Ваше превосходительство, - тихо сказал Мухин. - Успокойтесь. Мистер Фридман ни в чем не виноват. А я нипочем не отличу вашего еврея от вашего араба. Вот вы можете отличить чеченца от осетина? Даже я не могу, хотя и тот и другой - жители Кавказа. И с любым из них лучше на этом русском вроде бы Кавказе не встречаться на узкой горной тропе. А вам за все спасибо. Дела мои в Палестине закончены. Найдёте доктора Фридмана - помогите добраться до Петрограда. Позвольте ручку, миссис Джеферсон. И вы мисс. Честь имею, генерал." "Нет уж, нет. Никаких такси больше. Я сам отвезу вас на базу, - генерал поправил жесткие рыжие усы и добавил: - Прошу, господа, в мою машину." Мухин закрыл окна авиетки, морщась и крутя головой отгоняя недобрые воспоминания, постучал по клавишам и откинулся на сидение рядом с вжавшейся в его плечо Мариной. "Прости меня, дорогая. Наш медовый месяц мы продолжим только в цивилизованных странах, обещаю..." Она молча крепко поцеловала мужа. Авиетка, оставив на земле стремительно уменьшающегося генерала, потом Тель-Авив, потом Палестину, вышла в космос и понеслась на север. Через час, приняв ванну, Мухины вкусно обедали у камина. За окнами кружила балтийская сырая декабрьская метель. Сияла огнями рождественская елка. "По-моему, - тихо сказала мужу в ухо Марина, - нам как раз пора во-он туда," - она показала на спальню и медленно, как шубу на витрине, сняла купальный халат... "Что это ты без конца смеешься? - спросил он, когда они в очередной раз обессиленно откинулись на подушки. - Заметно нарушение прически?" "Да нет, просто как раз в самый интересный момент ты вдруг мне то лоб, то руку заденешь, я, естественно, дергаюсь, а ты так неправильно мило это воспринимаешь, что мне жаль, что на мне только две ранки." "Это поправимо, - серьезно сказал Мухин. - Знаешь, в начале века был такой остроумный журнал "Сатирикон." И вот начинающая поэтесса пишет туда стихи: "Я хочу мучений беспощадных, я хочу... каких-то там побоев, я хочу когтей на теле жадных..." "Напечатали?" "Нет, но зато пригласили: приходите в редакцию что сможем - сделаем!.." Марина звонко хохотала прямо ему в лицо, перебирая волосы около вырванной пряди. Потом лицо ее как-то сразу, что всегда неприятно удивляло Мухина, вдруг помрачнело: "Андрей, а что теперь они сделают с Ароном?" "Он-то при чем, он был в Хайфе, пока мы отбивались от погромщиков в Иерусалиме. И мы поступили правильно! Весь цивилизованный всегда мир физически уничтожал погромщиков. Иного пути их обуздания нет. И наша русская полиция перевоспитывала наследственных погромщиков в Малороссии именно пулеметами. Да у нас и не было выбора. Не мог же я отдать тебя им на растерзание и самому отдаться на их волю! Хорошо хоть, что они сразу отпрянули от нас, и я задел спиралью одного-двух, что были с поднятыми камнями, а не десяток, как в Ленинграде." "Я вообще ничего до сих пор понять не могу. Ну, нарушили мы какие-то границы и обычаи. Объясните. Оштрафуйте, наконец. Мы же не дикари. Извинились бы, заплатили и уехали. А нас за это едва не убили. И кто - религиозные евреи! Да их у нас в петроградском еврейском квартале тысяч двести. Мы с папой к ним дважды ездили. Такие, знаешь, интересные люди. Ученые, сдержанные, умные, вполне достойные." "Я дважды был в музее Пикассо в Париже, - заметил Мухин. - А жил маэстро в еврейском квартале. Та же нелепая черная одежда у всех не улицах, те же пейсы, но тамошних жителей и вообразить невозможно в роли погромщиков. Бред какой-то - пришлось убивать тех, кого я приехал защищать..." "И, главное, защитил, - поцеловала его Марина и снова захохотала: - А теперь, защищайтесь вы, сударь. Да, где, кстати, ваша шпага?.. Что-то я ее давно не видела и в руках не держала. Уж не струсили ли вы? Кто вам дал команду "шпагу в ножны"? Во всяком случае, не я! От меня вы такого не дождетесь! Поединок продолжается. Сегодня я определяю, когда и кому быть поверженным, сударь!" "Охотно принимаю ваш вызов, сударыня. Залогом является моя обнаженная шпага." "Я в восторге, князь. Ваша шпага вам к лицу, я ее просто обожаю... твою эту... шпагу, дорогой..."
