Сергей Семенов - Односельцы
– - Так вы разъясните старосте.
– - Старосту учить может земский начальник, обращайся к нему да жалуйся… А мое дело сторона.
И Пряников, заправив руки в карманы, пошел со сходки. Стали расходиться и другие мужики; только мужиков пять-шесть окружили Андрея Егорова и стали о чем-то переговариваться с ним…
XXV
Всю неделю шла горячая работа с покосом в лугу. Андрей Егоров, как человек одинокий, не мог выполнить своей угрозы выкосить спорную пустошь, не могли добраться до нее и Мельниковы, рассчитывая на следующее воскресенье.
В ночь под воскресенье Мельникову снился тяжелый сон, будто бы он ехал с покоса и попал в трясину. Он хотел помочь лошади и вдруг сам стал вязнуть.
Его охватил испуг. Он стал кричать, но у него пропал голос. Обливаясь потом и дрожа всем телом, Мельников проснулся и понял, что был сон.
Он облегченно вздохнул. В это время в горницу вошла взволнованная Софья и проговорила:
– - Говорили, что сегодня-то на пустошь пойдете, вперед нас там косят.
– - Кто?
– - Известно, дядя, -- Харитон Петров говорит.
– - Где он?
– - На крыльце стоит…
Мельников быстро вскочил, торопливо оделся, поплескал на лицо холодной воды из рукомойника и, прогнав сон окончательно, вышел на крыльцо. На крыльце, на лавочке, сидел Машистый.
– - Вон как у нас! Вы еще спите, а на вашем угодье работа идет.
– - Неужто правда?
– - Сам видел. Пошел было тоже с грехом покосить. Я себе то немного оставил, ну все-таки на одно утро -- на два хватит. Слышу, кто-то жвыкает за границей, думал, ваши, поглядел, а это твой дядя сам-шест.
– - Что же теперь делать?
– - Пойдем поглядим да отберем речи от них, а там можно присвидетельствовать, аль еще что…
И они пошли по усадьбе через поля по направлению к пустоши. Константин Иванович взволнованно говорил:
– - Что теперь остается делать, как жить, когда пошли такие дела? Мой отец прожил -- никому худого не сделал. Я всю жизнь только дышал деревней. Когда мальчиком попал в Москву, бывало, встретишь своего человека, как родному радуешься. В Питер попал, сколько думал, передумал, вот это бы деревне сделать, вот так-то, тому-то пособить, и вдруг ты оказываешься какой-то враг всем. Родной дядя на тебя поход объявил и себе помощников нашел!..
– - Потому это, -- сказал Машистый, -- никто твоих думок не знает, доброжелательства твоего не видит, а Андрей Егоров вон какую помощь оказал да сейчас по рублю посулил. Вот за рубль-то этот и пошли к нему.
– - А разве хорошо это?
– - Все, что ни делается, к лучшему, говорят, а там кто знает, може, и не так…
Общественное поле кончилось, подошли к границе пустоши. Направо был бугорок и польце Машистого, где дремала, взбрызнутая росой, созревающая рожь, а налево, за дорогой, где стояли кусты орешника, дрожали редкие молодые осины, кудрявилась плотная лесная трава на половине Мельниковых. От дороги трава была не тронута, но только они прошли с десятину, как послышался отрывистый лязг косы, которую точили, и легкий свистящий шум подкашиваемой травы. Косили в несколько кос, и косили молча, заботливо. Не было слышно ни говора, ни смеха. Мельников Машистым вышли на площадку и увидели косцов.
Косцов было пятеро. Сам дядя, Восьмаков с Никиткой, Костин, Осип и Михей. Они косили на главной поляне, и выкошено уже было много. Густые плотные валы травы, пахнувшей свежими огурцами, тянулись рядами, как огромные змеи. При виде выкошенного чужими их угодья, на котором они столько лет считали себя бесспорными хозяевами, у Мельникова подкатило к сердцу, и он на минуту потерял способность что-нибудь сказать. Голова у него закружилась, и он чувствовал нетвердость в ногах.
– - Молодцы, ребята, работаете хорошо, а перестанете, будет лучше! -- насмешливо крикнул Машистый.
– - Придет время, и перестанем, -- метнув глазами на Андрея Егорова, сказал Восьмаков.
– - А лучше бы было не начинать чужое добро трогать.
– - Чужая у тебя забота, а не у нас работа, -- огрызнулся Андрей Егоров и, взяв косу под мышку, вынул лопатошник.
– - У меня забота своя, а здесь земля не твоя!
– - И не твоя!
– - Знаю это. Вот ее хозяин!
– - Этого хозяина-то грязной метлой отсюда. Какой он хозяин, когда он и в деревне-то через два года на третий бывает.
– - А ты думаешь, в деревне, так все под себя и подберешь?
– - Ничего я не подбираю и подбирать не желаю. У меня, слава тебе господи, своего хватит. Я ни перед кем спины не гну, ни на кого не работаю.
– - Это и видно.
– - Знамо, видно; по-твоему в чужой монастырь не лезу.
– - Ты сам за чужою ограду шагнул, да еще не один, а с другими…
– - Что ж, эти другие-то, дешевле тебя стоют? -- обиделся Восьмаков.
– - Стало быть, дешевле, когда за грош чуть не на разбой идут.
Началась брань. Из кустов вышли и остановились, не зная что делать, остальные косцы. Андрей Егоров вдруг вспылил и решительно и угрожающе крикнул:
– - Будет трепаться-то, давай доканчивать, а вы проваливайте, а то…
– - А то что?..
– - Хошь, покажу? -- вдруг зыкнул Костин и бросил косу на землю и сделал два шага по направлению к Машистому.
– - Покажи! -- двигаясь в свою очередь к нему навстречу, не сробел Машистый.
Костин остановился и уперся руками в бока, вызывающе глядя на Машистого. Восьмаков крикнул:
– - Коси, коси знай! Нечего не него глядеть… Ему можно сучить кулаки, он сегодня не работал…
Машистый с Мельниковым пошли прочь.
– - Одно остается, -- говорил Машистый по дороге домой, -- запрягать лошадей, брать грабли да обирать траву. Они озорничают, -- на их озорство только так и можно сделать.
Мельников так был расстроен, что готов был принять все, что предлагал Машистый.
В таком состоянии они пришли домой. Их встретил старик, ходивший в стадо путать лошадей. Он от соседей узнал, что их пустошь косят.
– - Ну, что, правда косят? -- спросил он.
– - Косят.
– - Вот разбойники! Как же с ними теперь быть?
– - Я говорю, ехать, траву собирать, больше ничего не остается; готовьте телеги, Протасова позовите, да я поеду. Что ж на них глядеть, вправду?
XXVI
Две лошади Мельниковых, одна Протасова и одна Машистого были запряжены в телеги и стояли у сарая, готовые ехать. Дождались старика, который искал в сарае веревку. Вот веревка была найдена, старик сел на переднюю подводу, и телеги одна за одной тронулись, составив целый поезд.
Вдруг из проулка Андрея Егорова напересечку поезду выбежали, с красными потными лицами и мутными глазами, Костин, сын Восьмакова Никитка и Михей. По их виду можно было догадаться, что они выскочили прямо из-за стола, за которым, должно быть, Андрей Егоров не поскупился на выпивку. Они тяжело дышали, и от них еще издали несло сивушным запахом. Костин, грубо ругаясь, бросился к первой подводе и обеими руками вцепился лошади в поводок.
– - Вы куда, такие-проэтакие? Мы косили, а вы возить?
– - Это еще что? -- вспылил старик и сразу встал на стойки в телеге и поднял ременный кнут на дубовом кнутовище.
– - А мы вот покажем вам что! -- крикнул Костин и сталсворачивать с дороги лошадь.
– - Прочь пошел, стервец! -- каким-то не своим голос крикнул Иван Егоров и, размахнувшись кнутом, со всех сил вытянул им между плеч Костина. Костин съежил глаза у него налились кровью, и он, выпустив узду, бросился к телеге и, навалившись на грядку грудью, стал ловить за ноги Мельникова, а Никитка с Михеем уже забегали с другой стороны.
Машистый, бывший на третьей подводе, быстро выпрыгнул из своей телеги и подбежал к первой подводе, за ним бросился Мельников. Работница, сидевшая в задней телеге, завопила во весь голос "караул". Этот крик донесся до улицы, и там началась тревога.
А старик отбивался от нападавших на него кнутом. Машистый и Константин Иванович подскочили к Никитке с Михеем и отбросили их. Потом Машистый перескочил на сторону и очутился плечом в плечо с Костиным.
Костин бросил ловить старика и, держась одной рукой за грядку, весь дрожа, с налитыми кровью глазами, с распухшими жилами на шее и багровым лицом, волчьим взглядом встретил горящий глаз Харитона и, злобно дыша, так что дыхание его вылетало со свистом, следил, что будет делать тот.
– - Что, из-за угла нападать начинаешь? Вот как расстарался, продажная душа!
– - Уйди прочь, -- вдруг прохрипел Костин.
– - Нет, не уйду. Ты убирайся прочь с дороги!
– - Не ты ль велишь?..
– - А хотя бы я?.. Прочь пошел, стерва!
– - Поцелуй сучку сперва! -- громко крикнул Костин и, оторвавшись от грядки, занес кулак на Машистого. Машистый ловко отстранился, и Костин, промахнувшись, потерял равновесие, не удержался на ногах и полетел на траву. Машистый только было хотел насесть на него, как Костин, не поднимаясь с земли, хватил его рукой по поджилкам. Ноги у Машистого подкосились, и он всем корпусом рухнул на Костина.
– - Ага! -- хрипел с пеной у рта Костин. -- Попался, голубчик!