Роман Сенчин - Минус
Эпос кончился, игла быстро сползла к стальному штырьку в центре пластинки. Проигрыватель щелкнул, пластинка остановилась. Я посмотрел на часы. Скоро четыре, пора двигать. Подошел к столу. Несколько раскрытых банок консервов, только-только початых, две полнехонькие бутылки "Минусы" и одна ополовиненная, остатки копченой курицы, помидоры, апельсины... Да, Шуре на пару дней пировать... Не выдерживаю, наливаю себе в чашку граммов пятьдесят, глотаю. Щедро закусываю охотничьей колбаской, сую в карман апельсинку. Ради приличия тормошу художника:
- Шура, Шур, вставай. Переберись на диван. Чего на полу-то...
- М-ма-а-я-ях... пуска-а-ай...
- Ну, я пошел тогда.
- А-а-а...
Продавщица смотрит на нас испуганно и брезгливо, как на налетчиков, хватающих товар грязными лапами. Если бы мы приобретали его, расплачиваясь деньгами, она бы, ясное дело, смотрела иначе, наверняка подсуетилась бы, помогая в выборе. А так и ей, и нам - непонятно что. Коммунизм какой-то.
- Вот, смотри, брюки какие, - свистящий мамин голос. - Черные, как ты любишь.
- Не надо брюки, - морщусь, - гладить их, стрелки эти... Лучше уж джинсы.
- Ну, вот джинсы. Тоже черные. На-ка, примерь.
Беру джинсы и направляюсь к кабинке походкой вора. Копошусь в ней, задевая и приоткрывая занавески. Кабинка тесная, наверное, для "Детского мира"...
- Малы'е, - вернувшись, честно признаюсь маме.
Она тут же обращается к продавщице:
- Девушка, а вот побольше таких у вас нет?
- Все на вешалках. Смотрите.
- Это какой размер? Сорок шестой, - перебирает мама длинный ряд джинсов. Вот - сорок восьмой. Померь, сынок, эти.
Снова тащусь в кабинку, меня покалывает взгляд продавщицы. Лучше в старье ходить, чем так обзаводиться обновами. Действительно, будто вор.
- Подошли? - со смесью страха и радости встречает мама около занавесок.
- Вроде...
- Как это - вроде? Смотри, чтобы удобно сидели, чтобы носить.
- Мне в этих удобно, - бурчу, поглаживая свои старые.
- Перестань, пожалуйста. Я и так на грани приступа. Мне еще в аптеку идти, лекарства выпрашивать... Давай вот свитера посмотрим. Где-то видела в прошлый раз очень хороший...
Магазин крохотный, одна комната, зато забита она барахлом до отказа. От канцтоваров и детских игрушек до пылесосов и холодильников. Как в "Поле чудес" - выбирай, что заблагорассудится, но на определенную сумму. Только вот вместо веселого шоумена - недружелюбная тетка, подозрительно следящая за каждым шагом.
- На этой вешалке только дорогие, - объявляет она, когда мама начинает осматривать и мять на пробу свитера. - Дальше там нормальные...
- А, может, нам дорогой и нужен? - запальчиво отзывается мама, для видимости осматривает еще парочку, затем уж переходит к следующей вешалке. Вот смотри, Рома, какой симпатичный. Примеришь?
Натягиваю свитер, вроде бы - ничего... Да, скорей все выбрать и убраться отсюда. Проводить маму до аптеки, потом пивка купить.
- Само то, - говорю бодрым голосом. - И давай на этом закончим. Штаны, свитер - достаточно.
- А ботинки? Зимнюю куртку? Перестань, если уж взялись, надо набрать... Ботинки смотри какие...
- Н-да.
Мама закашлялась, торопливо достала из кармана пальтишка баллончик ингалятора, прыснула в горло аэрозолью. Постояла с минуту, подняв лицо, налаживая дыхание. Я тем временем примеряю ботинки.
Вадим уже в брехаловке - как обычно, раньше остальных монтировщиков. Развалился на диване, курит, стряхивая пепел в грязную металлическую вазочку для мороженого. Напротив него артист Лялин не спеша, смакуя, пьет принесенный из буфета кофеек.
- Ух ты, чудо какое! - ехидно изумляется мне бригадир. - Неужто работать пришел?
Вслед за этой не очень-то ласковой репликой - сладенький голос Лялина:
- Здравствуй, Ромик. Как жизнь?
- Терпимо.
- Ну и хорошо, хорошо. Хотя надо больше радоваться. - Лялин проглотил последнюю каплю из чашки, отер губки платком и поднялся. - Чудный кофий, советую выпить. Сегодня Алина добрая, с радостью в долг отпускает.
- Мы другое обычно предпочитаем, - усмехается Вадим. - Кофе вредно.
- Как сказать, как сказать...
Лялин вышел, бригадир послал ему вслед презрительно-злобное шипение:
- Пидор гнойный!
Ни для кого в театре не секрет, что Лялин пед. И его, вроде, никто не любит. Особенно мы, монтировщики.
- Слыхал, Дименций-то сваливает, - сказал Вадим.
- Куда?
- Да на кладбище.
- В смысле?
- Ну, могильщиком устроился. Вакансия появилась, зарплата, говорит, офигенная. Теперь надо человека на его место искать.
- Чего их искать - по пять штук каждый день приходят, работать просятся.
- И значит, надо первого встречного в бригаду пихать? А если алкаш конченый или, наоборот, работяга-мужик, который через три дня достанет своей праведной тупостью? Надо такого, чтоб в коллектив влился.
Вадим прав, любого брать нельзя. Советую:
- Ты с директором перебазарь, пусть не принимает. Сами, дескать, найдем.
Бригадир покивал, покрутил в руке пачку "Явы", вытряхнул новую сигарету.
- И еще одно... - голос его стал серьезным, - разговор есть деловой. Но это после спектакля, чтоб спокойно, без суетни. Андрюня идейку одну подкинул, надо бы обсудить.
В брехаловке появляется чета Кругловых. Жена, страшная и жирная, играющая обычно купчих или пенсионерок-домохозяек, держится по обыкновению королевой это смешно; а муж, щуплый, затюканный, и не пытается хорохориться, этим он симпатичен... Сразу следом за ними вошел заспанный, хмурый Леха, словно непутевый, умственно недоразвитый сынок Кругловых. Такой парад заставляет меня хохотнуть.
- Чего лыбишься, дебилина? - с ходу ощетинился Леха. - Круть свою почуял?
Я уже показал ему прикупленное шмотье, тот долго удивлялся, подсчитывал, превозмогая дремоту, сколько литров цыганки можно было купить вместо этого вороха одежды; не верил, что она досталась мне без оплаты нормальными, живыми деньгами... Теперь он рассказывает Вадиму:
- Джинсы ништячные, сапоги, куртяк с воротником меховым! И еще стегает, что башли за них не выкладывал. Какой у учителей может быть бартер?!
- Может, - успокаивает его бригадир. - Моя сестра сродная в Доме культуры работает, им тоже вместо денег сгущенку дают, чулки, всякую хрень.
- А Дом культуры что же дает этим, которые хрень? - тужится разобраться Леха.
- Хрен их разберет. - И Вадим переводит разговор в другое русло: - Димон сваливает, увольняется, гад...
Спектакль в семь вечера. Около пяти мы начинаем таскать из склада в пристройке к театру декорации. Сегодня дурацкий детектив "Китайский болванчик" в четырех действиях, и в каждом - новое оформление. Придется попотеть.
Димон работает с прохладцей. Что ж, это понятно, через три-четыре дня он исчезнет отсюда, а трудиться почти уже не на своей работе, наверное, тяжело душой ты не здесь, но рукам приходится вкалывать.
- Давай, Дименций, набирай мышечную массу, - подбадривает его богатырь Андрюня. - Ямы рыть - это тебе не картонки переставлять.
Димон не склонен к шуткам, что-то невнятно бурчит в ответ.
- Ты ж там сопьешься за две недели! - Андрюня продолжает подкалывать. - Я как-то был на похоронах, так могильщикам два батла водяры дали, еще деньжат. И так - каждый день.
- Уху, дождешься, - кряхтит Димон, вставляя фанерную стену в специальные трубки в полу. - И работают там теперь не синяки, а инженеры всякие. Меня-то дядя еле устроил. Престижное место.
- Кстати, говнянно ты поступил, - объявляет Вадим. - Увольняйся, тебя здесь не держат. Просто надо заранее предупреждать. Кого вместо тебя брать прикажешь?
Димон, скрывая равнодушие, пожимает плечами.
- Э, у меня есть как раз чувак! - вскрикивает обрадованно Андрюня. Нормальный парень, сосед, молодой, правда, шестнадцать лет...
- Работать-то может?
- Да вроде. Куда он денется? Если что, я его научу, - богатырь, осклабясь, показал свой мощный кулак. - Нет, серьезно, нормальный парнишка. Театром интересуется!
- Чутка поработает, насмотрится и перестанет, - тут как тут Лехина реплика.
Декорации первого действия установлены, декорации для второго наготове за кулисами. Возвратились в брехаловку, упали на свой персональный диван. Курим, ждем.
Актеры, перевоплотившись в персонажей пьесы, кто как может, убивают последние минуты до начала спектакля. Вместе с гримом и костюмами изменились их голоса и манеры. Вот балагур Храпченко стал элегантным авантюристом, он постреливает глазами, выбирая жертву; молодая актрисочка Лариса Волкова готова влюбиться в сорокалетнего, но превратившегося на пару часов в безусого юношу актера Михеева...
Докурив, Вадим ушел переговорить с директором насчет нового монтировщика. Димон достает из кармана колоду карт.
- Может, перекинемся, чтоб время скорее шло?
- Можно, - лениво потягивается Андрюня.
- Погнали в кандейку.
Вадим серьезен, даже суров. Он сидит в стороне и наблюдает, как мы по очереди швыряем карты на кусок ДСП, заменяющий стол. Играем пара на пару, и мы с Андрюней хронически продуваемся.
