Андрей Корф - Однажды в России
- Ты, наверное, и есть "Лариосик из Житомира"? - спросила она, улыбаясь. - Что-то вроде того, - буркнул оробевший Генка. - Ну, тогда привет. Заходи, мы тебя ждем.
В прихожую влетел Вовчик. Он обнял Генку за плечи и, едва дав разуться, потащил за собой в комнату.
Там сидела большая компания ребят и девчонок. Все были нарядно одеты и немного пьяны. Генка в своей костюме из энского универмага почувствовал себя паршивой овцой. Тем более что все присутствующие разглядывали его в упор, как в зоопарке или цирке.
- Вот он, наш Кассиус Клей из Энска, - провозгласил Вовчик. - Прошу любить и жаловать. - Чур, я первая его буду любить! - крикнула та девчонка, что открывала дверь. - Надька! - прикрикнул Вовчик, - Не порть ребенка!
Все рассмеялись. Кто-то потянулся за бутылкой.
- Штрафную! - сказал Вовчик, передавая Гене полный стакан порвейна. - Ого! - сказал Генка. - Чайная церемония продолжается? - А ты как думал. У нас тут каждый день, с утра до вечера, такая икебана. Вот, Надька не даст соврать.
Надя копошилась у полки с пластинками, и от внезапного воспоминания у Генки перехватило в горле. Он выпил вино и сел с краю стола.
- Что будем слушать? - спросила Надя. - У вас нет "Бони М"? - спросил Гена, надеясь, что в этой волшебной квартире есть все.
После секунды молчания все расхохотались.
- "Бони М"? Нет, дружище... - сказал Вовчик, - Однако, чуваки, оцените, что в энской губернии слушают! Не Зыкину какую-нибудь, а "Бони М"!
Смех плеснул снова. Генка почувствовал оскорбленным не только себя, но и свое воспоминание. Он нахмурился и посмотрел в сторону. Надька, тем временем поставила диск, и в комнате раздалась странная, тяжелая музыка. Ничего подобного Генка еще не слышал.
- Будем тебе хороший вкус прививать, Геночка, - сказала Надька. - Начнем с Кинг Кримсона, а там видно будет.
Все примолкли, делая вид, что тащатся от музыки. Бутылка с портвейном снова пошла по кругу. Надя села прямо напротив Генки и посмотрела ему прямо в глаза. Ему было стыдно признаться себе, что девчонка чудо как хороша. Он уставился в свой стакан, будто надеялся найти там что-то интереснее надиного лица.
Посидел минуту, другую.
Все продолжали слушать музыку и искоса поглядывать на нового гостя. А он сидел дурак-дураком, как и ожидалось от дремучего провинциала. Потом вдруг встал и сказал.
- Вовчик, тебя можно на минутку?
Вовчик вышел с ним в коридор.
- Ничего, если я пойду к себе? То есть, к тебе? - Зачем? - Заниматься. Я сегодня был в институте, переписал программу, вопросы... Накупил учебников. - Вот это прыть, - завистливо вздохнул Вовчик, - мне бы такую. - Времени мало осталось. - Что ж ты, сразу с поезда - за парту, что ли? - Выходит, что так. - Ну и дурак. - Сам дурак. - Поговорили, - рассмеялся Вовчик. - Так можно или нет? - Чего ты спрашиваешь? Иди, конечно. Ты тут у себя дома. Мы не помешаем? - Не помешаете. - Гена не заметил насмешки в голосе Вовчика. - Ну, тогда вперед, Ломоносов! - Вовчик вернулся в гостиную и что-то сказал гостям, после чего раздался новый взрыв хохота.
Генка решил не обращать на все это внимания.
Ему было слишком хорошо. Первый день в Москве никак не хотел заканчиваться. Хотелось спать, голова клонилась от впечатлений и выпитого вина.
Но он зажег в Вовкиной комнате свет и сел за стол перед задачником по химии. Строчки расплывались перед глазами. В ушах стоял шум из-за стены и громкая, удивительная музыка. Генка закрыл уши ладонями - и уставился в книгу.
...С целью получения сульфида аллюминия... смесь 27 г. аллюминия... Said the straight man to the late man... 60 г. серы... Where have you been... получилось... получилось... 75 г. продукта... противоречит ли это... I talk to the wind... противоречит ли... My words are all carried away... закону сохранения массы вещества...
* * * ...- Красиво тут, - сказала Анюта.
Они только что отпустили друг друга после вечности, которую простояли, обнявшись, перед входом в Парк Культуры. Теперь была одна минута перед новыми поцелуями, можно было вдоволь наглядеться друг на друга.
Прошла всего неделя, но оба сильно изменились за это время. Генка высох и почернел. Он уже шестую ночь подряд спал по три-четыре часа. Все остальное время уходило на подготовку к экзаменам. Его глаза лихорадочно блестели, а вокруг них собралась темнота.
Анюта, наоборот, похорошела. Тетка переодела ее с ног до головы, и теперь на Ане все выглядело модное и недешево. От провинциалочки, если не заглядывать в глаза, почти ничего не осталось. А в глазах еще жило энское простодушие, и где-то на дне взгляда лежала тень от Трубы.
- Да, - сказал Генка. - Тут просто здорово.
Они, обнявшись, зашли в огромные ворота парка и, не спеша, побрели по главной аллее. В ее центре работал фонтан, смущая брызгами идеально ровный водяной квадрат.
- Ну, что? Обживаешься? - Аня лукаво посмотрела на Генку. - Еще как. Даже надоедать начинает. - Москва? - Нет. Дом, в котором я живу. - Дом, который построил Джек?.. - Дом, который развалит Вовчик.
Аня засмеялась.
- Чем же он так плох? - Вовчик? - Дом. - Дом хорош. И даже слишком. Я там себе кажусь какой-то дворнягой. - Погоди, будет и у тебя такой же. - У нас. - У нас... - Аня прижалась к Генке. - Только без пьянок, ладно? - А там пьянки? - Каждый день. - Да ты что? - Ага. С утра пораньше. Кроме единственного дня, когда приезжала Вовкина мама. - И гости? - Конечно. Чтоб они провалились. - Здорово. И девчонки, наверное? - Анюта кокетливо покосилась на Генку. - И девчонки, - Генка вздохнул, вспомнив, как Надька сегодня ночью приходила к нему "с разговором". Еле отбился. Не очень то и хотелось отбиваться, честно говоря. - Как бы не украли тебя, красавчик. - У тебя - никогда, - Гена удивился, как легко Анюта говорит о таких серьезных вещах. - Ну, и хорошо, - довольно улыбнулась Аня. - А почему такой черный? - Загораю. При Луне. - Оно и видно. А что, правда, давай съездим на реку, позагораем. - Некогда. Как у тебя-то делишки? - Давай сначала поцелуемся. Я соскучилась. - Давай...
Они дошли до летнего театра и сели на пустую лавку. Потом поцеловались на виду у каменных пионеров.
- У меня все хорошо. Тетка все разузнала и теперь водит меня по разным профессорам. Один голос ставит, другой - мимику. - Чего? - Мимику. Смешной такой мужик, у самого лицо как резиновое. - Ага. А тот, который голос ставит, наверное, заикается и шепелявит. - Ну, нет. Ты бы послушал, как складно говорит! Как диктор программы "Время".
Генка ощутил короткий тычок ревности и попытался сменить тему. Ему было неприятно, что кто-то говорит Ане, как ей нужно произносить разные звуки. Еще и кричит на нее, наверное, если что-то не получается.
- А какие у тебя предметы на экзаменах? - Ерунда. Нужно басню прочитать. - Басню? - Генка не поверил своим ушам. После его бородинских сражений с химией это показалось шуткой. - Ага. Обычную басню. Крылова, например. Но прочитать, конечно, так, чтобы все сразу поняли, что я не хуже Любви Орловой. - Выучила уже? - А как же. Хочешь, прочитаю? - Хочу. Только сначала поцелуй меня. - Еще чего. Сначала ты. - Я первый попросил... - Ну, ладно уж...
От поцелуя Генка разомлел вконец. Он и так еле добрался до Парка Культуры. Дважды проспал свою остановку. А теперь еще и голова оказалась не на месте. Он в тысячный раз ловил себя на мысли, что Аня ему снится, и что с ним, таким обыкновенным парнем, не могло случиться подобное чудо...
- Хватит. - Анюта легко оттолкнула ненасытного Генку. - Слушай!
Она поднялась на пустую сцену летнего театра и остановилась посередине. Генка захлопал в ладоши. Еще одна парочка, сидящая сзади, последовала его примеру.
Аня сердито поглядела на незваных слушателей. Потом подошла к краю, и, вздохнув для храбрости, начала:
- Попрыгунья Стрекоза Лето красное пропела; Оглянуться не успела, Как зима катит в глаза. Помертвело чисто поле; Нет уж дней тех светлых боле, Как под каждым ей листком Был готов и стол и дом...
Не было больше Анюты. На сцене, сутулясь и волоча за собой ненужные крылья, ковыляла сама несчастная стрекоза... Она шла прямо к Генке, и он ощутил порыв обнять, согреть бедное гулящее насекомое.
- Не оставь меня, кум милый! Дай ты мне собраться с силой И до вешних только дней Прокорми и обогрей!..
Генка был готов не только прокормить и обогреть, но и поделиться последней рубашкой с этим жалким существом. Стрекоза смотрела, как умирающая. Ему было жалко стрекозу и очень хотелось позвать обратно Аню. Но та пряталась внутри Стрекозы и нос наружу не казала.
- Ты всё пела? Это дело: Так пойди же, попляши!..
Ах, сволочь Муравей, сонно подумал Генка. Как бы ему работалось, кабы с неба песни не звучали. Небось, спился бы пьяной утренней росой - и дело с концом...
- Ну, как?
Анюта вернулась. Она не ушла со сцены, но прогнала из себя Стрекозу. Генка захлопал в ладоши.
- Здорово, - сказал он. - Правда? - Конечно. Тебя обязательно примут в институт. - А еще я собираюсь прочитать из Чехова. - Изчехов? Это кто такой? - Не балуйся. Я серьезно. Вот, послушай. - Слушаю и повинуюсь. - Монолог Чайки... - Попрыгунья Чайка, летом не скучай-ка... - Молчи, зараза! - Слушаюсь.
