Ирина Грекова - На испытаниях
- Разрешите, товарищи, предложить первый тост. Мы здесь собрались по приглашению нашего друга и именинника Алексея Федоровича Тысячного. Кто такой Алексей Федорович? Вы думаете, он скромный деятель военной науки, начальник ЧВБ - и только? Ошибаетесь! Перед нами - крупный художник, основатель нового направления в живописи. Может быть, мы еще увидим его полотна в Третьяковской галерее. Ура, товарищи!
- Ура! - закричали гости.
Тысячный со стаканом в руках двинулся в обход стола. Толстые слезы стояли в его глазах, стакан дрожал и плескался. Майор Красников размышлял вслух:
- А что? Может быть, он и правда художник, а мы его не понимаем из-за пробелов общего развития.
Генерал Сиверс обнял Тысячного и троекратно, по-русски, облобызал. Тут общий восторг дошел до предела. Хозяйка заплакала и убежала.
Почествовав Тысячного, гости уселись и истово начали пить и закусывать. Гвоздем стола был соленый арбуз, которым особенно хвастались местные жители: "У вас в Москве, в Ленинграде такого нет!" Скворцов попробовал арбуз был ужасен.
- Ну и гадость, - шепнул он Лиде Ромнич. - Как бы это его потихоньку под стол?
Лида сидела слева от него и добросовестно пыталась совладать с арбузом. Она ответила:
- Мне тоже не нравится, но, наверно, что-то в нем есть, раз люди так хвалят. Я, например, не люблю Шекспира, но не ругаю, потому что его все хвалят, это я чего-то не поняла.
- Я тоже не люблю Шекспира, - сказал Скворцов. Впрочем, он с такой же готовностью согласился бы и любить Шекспира, если бы понадобилось любить.
Справа от него сидела Сонечка Красникова, тоже касаясь его плечом. Она жеманилась и время от времени бросала на него не совсем дружелюбные взгляды. Он ее не видел почти два месяца. Как она изменилась! Не то что пополнела, а как-то огрубела, обозначилась... А главное, до чего же показалась она ему скучной! Он сидел плечом к плечу с обеими соседками, но левому плечу было весело, а правому - скучно.
- Какие все-таки мужчины непостоянные, ужас! - сквозь зубы сказала Сонечка. Она деликатно трогала вилкой холодец, оттопырив мизинец и всем своим видом показывая, что еда - не ее стихия, что, может быть, она и не ест вообще.
- Да, мы известные негодяи, - отвечал Скворцов. - С нами только свяжись.
Слева от него Лида Ромнич усердно резала тупым ножом кусок поросенка, с восхищением глядя на розовую поджаренную корочку. Отрезала, улыбнулась, съела.
- Вкусно? - спросил он, тоже улыбаясь.
- Очень.
Справа его незаметно ущипнули, и он повернулся туда. Сонечка опустила глаза и тихонько сказала:
- Вы думаете, никто не видит, с кем вы теперь ходите, на кого смотрите? Берегитесь, общественности все известно.
- А пусть известно. Я общественности не боюсь. Я сам общественность. Хотите, громко буду говорить? Я все могу.
- Пожалуйста, не кричите, на нас смотрят.
- Пускай смотрят. Я - за гласность.
На другом конце стола шла громкая беседа, несколько, впрочем, односторонняя. Говорил один генерал Сиверс. Он сидел на почетном, председательском месте и подробно рассказывал соседям историю русской военной формы. В его рассказе переливались всеми цветами радуги ментики и доломаны, кивера и чикчиры. Офицеры слушали с любопытством. Должно быть, каждый из них в воображении прикидывал на себя какой-нибудь этакий ментик и лихо закручивал черный ус.
Когда тема была исчерпана, разговор пошел о науке. Завел его майор Красников. Узнав, что на вечере будет генерал Сиверс, он долго готовился к научному разговору, и теперь его час настал. Пусть все слышат, какой он, Красников, умный.
- Товарищ генерал! Разрешите обратиться по научному вопросу.
- Пожалуйста, - отвечал Сиверс, ловко орудуя ножом и вилкой. - Науки юношей питают.
- Товарищ генерал, я прорабатывал вашу статью насчет аэродинамических коэффициентов. Глубокая статья. Кажется, вы за этот труд получили Сталинскую премию?
- Было дело, было дело.
- В этой статье вами упомянуто про специальный метод профессора Павловича...
- Так точно, упомянуто, а что?
- Глубокий метод. А вы с профессором Павловичем лично знакомы?
- Еще бы, закадычный друг.
- Я, товарищ генерал, осенью еду в Ленинград, так не могу ли я через вас встретиться с профессором Павловичем?
Генерал Сиверс отложил нож и вилку:
- Эва, куда хватили, батенька! Ведь профессор Павлович в тюряге.
- Где?
- В тюряге, - отчетливо повторил Сиверс. - Или, как теперь предпочитают выражаться, в заключении.
Красников покраснел. Ну и вляпался! Главное, кто его за язык тянул?
- Товарищ генерал... извиняюсь... не знал.
- А чего извиняться? Как говорят, от сумы да от тюрьмы...
Тут генерал Сиверс раскрыл рот и крайне немузыкально пропел:
Ах, ах, да охти мне,
Мои товарищи в тюрьме!
Не дождуся того дня,
Когда туда возьмут меня!
Испуганные гости, стараясь не замечать неприличия, спешно заговорили кто о чем. Генерал Сиверс взялся опять за нож и вилку.
- Должен заметить, что поросенок отменно хорош.
- Кушайте на здоровьечко, - сказала хозяйка. Она стояла у притолоки и глядела на всех растроганными теплыми глазами. Когда еще такое увидишь: столько гостей, умные разговоры и генерал. Какой человек: поросенка похвалил! Три месяца молоком поила, а вчера заколола, сын Витюшка слезами кричал, жалел поросенка. А ей не жаль: пусть кушает генерал, поправляется.
Было уже много съедено, много выпито, и вечер перешел в то состояние самодвижения, которое может продолжаться сколь угодно долго. Кое-кто остался за столом, другие разбрелись. Сильно выпившие освежались в сенях; кто-то заснул в летней боковушке. Голову поросенка украсили окурками. Завели проигрыватель, начались танцы. Скворцов проскользнул мимо Сонечки и подошел пригласить Лиду Ромнич, но она отказалась:
- Мне с Теткиным надо поговорить по важному делу. Сначала - с ним, потом - с вами. Хорошо?
- Хорошо, прекрасно! - сказал Скворцов и пошел куда-то присутствовать. Он всегда и везде присутствовал очень активно, и всегда выходило, что он всем необходим. Вот и сейчас вышло, что без него как без рук: двое перепились, надо было их транспортировать, он сразу взял все в свои руки и организовал.
А Теткин танцевал с Лидой Ромнич. Между ними шел важный разговор.
- Ну вот, Теткин, я и пригласила вас танцевать.
- Лидочка, я в восторге. Лидочка, я так вас люблю, прямо дышать больно.
- Не врите, Теткин, и не меня вовсе вы любите, а Лору.
- Ну что Лора. Она, конечно, женщина, а все-таки...
- Она вас любит.
- Знаю. Вы думаете, я не ценю? Я даже сам ее люблю" честное слово. Я это только недавно выяснил. Определенно люблю.
- Ну, Теткин, как это мило! И очень облегчает мою задачу. Вам просто необходимо жениться. Годы идут, вот вы уже облысели, а дальше еще хуже будет: старость, болезни.
- Я еще не совсем облысел, - обиделся Теткин. - Это у меня так, проплешина.
- Не проплешина, а переплешина. Простите, Теткин, я нечаянно. Важно то, что вы один, всегда один. Некому о вас позаботиться. Смотрите, вот и рубашка на вас грязная.
- Правда, Лидочка, правда, умница. Я и сам об этом начал задумываться.
- Вот видите! А тут рядом с вами будет верный, любящий человек. Жена. Лору я знаю, она очень хорошая.
- Разве я спорю?
- Тогда в чем дело?
- Мать она. Двое детей.
- Так это же отлично: двое детей! Когда еще вы своих вырастите, а тут все готово, двое, да еще какие прелестные: Маша и Миша. Как мячики.
- А вы их знаете?
- Нет, представляю себе.
- И верно, прелестные, - согласился Теткин.
- Молодец! - обрадовалась Лида. - Все так хорошо устраивается! Вы женитесь...
- А что? И женюсь. Факт, женюсь.
- Ладно, по рукам. А теперь, не теряя времени, давайте к ней и...
- Сделать предложение? - по-овечьи покорно спросил Теткин.
- Вот именно.
- Ну, ладно, так и быть. Благословите меня, Лидочка, и я пойду. Руку дайте на счастье.
Они остановились среди танцующих. Лида дала ему руку, он долго с этой рукой возился - гладил, целовал, а потом вздохнул на всю ночь:
- Прощай, молодость! А все-таки страшновато... Вот если бы вы... Вам бы я руками и ногами предложение сделал.
- Теткин, обо мне нету речи. И вообще я замужем. К тому же я вас не люблю, а Лора любит. Это тоже важно.
- Что верно, то верно, - сказал Теткин и пошел делать предложение.
Лора сидела с Томкой на диване. Увидев Теткина, она засветилась как розовый фонарь. Томка понимающе блеснула глазами, встала и ушла. Теткин сел на диван и сразу же положил голову к Лоре на колени.
"Только бы не заснул", - думала Лида. К ней подошел Скворцов.
- Я вижу, операция Теткин - Лора развивается успешно.
- Ой, не сглазьте, я так волнуюсь. Он мне обещал сейчас же сделать предложение. Как вы думаете: сделает?
- Не знаю...
- Вот и я беспокоюсь ужасно.
- Будь что будет. Пойдемте танцевать.
- Знаете, душно. Я уже с Теткиным уморилась, я ведь неважно танцую и не очень это люблю.
