Николай Некрасов - Мертвое озеро
Кто же виновник такой перемены?
Приняв в свое владение деревню Любы, купленную Тавровским, Гриша передал ее в управление своему тестю.
И тут-то развернулись в полном блеске хозяйственные способности нашего старого друга. Он осушил болота около озера, окопал их канавами, нарушил неприступность леса, прорубив в нем широкие просеки и собственным примером показав, что в нем, как и во всяком другом лесу, можно охотиться, запасаться дровами, рубить строевые деревья, сбирать грибы. Часть леса, прилегавшую к господскому дому, управляющий искусно превратил в парк с извилистыми бесконечными дорожками.
Самый дом подвергся переделкам, с помощью которых лишился своего мрачного вида и приобрел удобства, необходимые в сельском быту. Большую часть его комнат занимал Гриша с своей молодой женой. Остальные отведены были управляющему. Уже одна наружность дома говорила, что в нем жилось весело. И действительно было так.
Только люди, долго терпевшие нужду и много выстрадавшие, могут оценить прелесть своего скромного, уединенного уголка, богатого красотами природы, спокойствием и независимостию.
Гриша много страдал, потратив лучшие годы в недобровольном бездействии и самой нелепой зависимости. Иван Софроныч имел в долгой жизни своей уж слишком много деятельности и потерпел много горя, часть которого досталась и Насте…
Понятно, что, очутившись наконец в независимом и обеспеченном положении, они дали друг другу слово никогда не расставаться, не гоняться за многим, довольствуясь тем, что есть, и жить постоянно в деревне. После различных своих приключений к городу, каков бы он ни был, они вообще не чувствовали большого расположения.
Решившись жить постоянно в деревне, они позаботились окружить свою жизнь всевозможными удобствами. И распоряжения их могут служить образцом уменья разнообразить сельскую жизнь, умно пользуясь всем, что представляет природа, климатические перемены и местные условия. Начиная с устройства и меблировки комнат до экипажей, в которых они делали свои прогулки,-- всё было удивительно приспособлено к действительным потребностям; у них были не великолепные, но кроткие и красивые верховые лошади, лучшие принадлежности охоты, рыбной ловли; они прекрасно знали, что в какую пору года должно ловить, стрелять или собирать, и пользовались своим знанием, а не валялись в апатии целые дни по диванам, как делают некоторые господа, имеющие привычку переносить в деревню городские требования и удивляющиеся, что им в ней скучно. Но наши друзья, можно сказать положительно, и не думали скучать в деревне. И если кто попадал к ним и принимал участие в их развлечениях, тот невольно сознавался, что невозможно проводить время приятнее. К таким, между прочим, принадлежал Генрих Кнаббе, который иногда навещал их с своей женой. Женой Генриха была Саша -- та самая, которой он когда-то помог поднять корзинку дров. Кстати должно сказать, что отец Саши, обиженный своими соучастниками, открыл мошенников, похитивших у Генриха деньги, и некоторая часть их была возвращена ему.
Генрих был главным приказчиком у Штукенберга и не без волнения подумывал о том счастливом времени, когда в Петербурге появится новое торговое заведение с вывеской: "Табачная и сигарная фабрика Генриха Кнаббе".
Да сбудется его скромное желание!
Комментарии
Печатается по тексту первой публикации, с исправлением явных опечаток: с. 298, строка 18: "почтенные приживалки" вместо "почетные приживалки"; с. 323, строка 39: "с ‹кредиторами›" вместо "с должниками"; с. 427, строка 38: "огорчить ее" вместо "очернить ее".
Впервые опубликовано: С, 1851, No 1 (ценз. разр.--31 дек. 1850 г.), с. 5--114; No 2 (ценз. разр.-- 13 февр. 1851 г.), с. 141--247; No 3 (ценз. разр.--28 февр. 1851 г.), с. 81--120; No 4 (ценз. разр.-- 2 апр. 1851 г.), с. 143--202; No 5 (ценз. разр.--30 апр. 1851 г.), с. 33--88; No 6 (ценз. разр.-- 3 июня 1851 г.), с. 137--182; No 7 (ценз. разр.-- 30 июня 1851 г.), с. 121--216; No 8 (ценз. разр.-- 8 авг.1851 г.), с. 217--322; No 9 (ценз. разр.--31 авг. 1851 г.), с. 93--200; No 10 (ценз. разр.-- 4 окт. 1851 г.), с. 201--248, с подзаголовком: "Роман" и подписями: "Н. Н. Станицкий и Н. А. Некрасов" (перепечатано отдельным изданием: Станицкий Н. и Некрасов Н. Мертвое озеро. Роман, т. I, ч. 1--5; т. II, ч. 6--10; т. III, ч. 11--15 (ценз. разр.-- 6 нояб. 1851 г.). СПб., 1852).
В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. VIII.
Автограф не найден.
1
Замысел "Мертвого озера" может быть датирован лишь приблизительно -- по объявлению в ноябрьской книжке "Современника" за 1848 г., в котором сообщалось о том, что, наряду с другими произведениями, в следующем году в журнале будет напечатан роман Н. Некрасова и Н. Станицкого "Озеро смерти" (см.: С, 1848, No 11, с. 7 особой пагинации; ПСС, т. XII, с. 128--129).
Месяцем ранее, в октябре 1848 г., в "Современнике" началась публикация романа "Три страны света", принадлежавшего тем же авторам. Объявляя о новом большом романе не менее, чем за полгода до его возможного появления в печати, авторы рассчитывали на повышенный читательский интерес к произведениям этого жанра.
В названном выше объявлении "Современника" было сказано, что "Озеро смерти" уже поступило в редакцию. Не исключается, что в последние месяцы 1848 г. было написано начало романа. "Боже мой, как легко стало,-- вспоминает Панаева,-- когда мы закончили "Три страны света". Но Некрасов тотчас же уговорил меня писать новый роман "Мертвое озеро"" (Панаева, с. 176). Некрасов, по-видимому, предполагал печатать "Озеро смерти" с осени следующего года (январская--майская книжки журнала за 1849 г. были предназначены для "Трех стран света") и при этом хотел представить в цензуру законченный текст романа, как это было и с "Тремя странами света" (см.: наст. изд., IX, кн. 2, с. 310). Для того чтобы завершить работу к лету, нужно было начать ее не позднее, чем в конце 1848 г.
В 1849 г., однако, работа едва ли была возобновлена. Издание "Современника" наталкивалось на все возраставшие трудности, отражавшиеся и на судьбе романа: "…журналы по некоторым причинам,-- писал Некрасов Тургеневу 27 марта того же года, намекая на запреты цензуры,-- стали скучны и пошлы до крайности". Может быть, по этой причине Некрасов стал меньше работать. Его образ жизни переменился. "Все люди дивятся перемене его",-- писала А. Я. Панаева М. Л. Огаревой 15 марта 1849 г., сообщая о том, что Некрасов редко бывает дома (Черняк, с. 368). Некрасов не видел обнадеживающих перспектив в издании "Современника" и предполагал приобрести "Литературную газету" или "Иллюстрацию" (см. письмо его к Н. М. Сатину от 8 апреля 1849 г.).
Угнетающе подействовал на Некрасова арест М. В. Петрашевского и членов его кружка в конце апреля 1849 г. Среди арестованных и близких к ним лиц многие были причастны к литературе. "Уныние и тревога царили в редакции,-- вспоминает Панаева.-- Как издатель "Современника", так и его сотрудники опустили голову. Прежних оживленных споров и разговоров более не слышалось. Гости не собирались на обеды и ужины" (Панаева, с. 376).
В начале лета 1849 г. Некрасов уехал из Петербурга. Еще в апреле он знал, что ему предстоит поездка в Москву (см.: ПСС, т. X, с. 130). Началось "огаревское дело", в котором Некрасов -- совместно с Панаевой -- выступал на стороне М. Л. Огаревой, предъявившей иск своему мужу. В июле Некрасов находился в Москве, где вел переговоры с Т. Н. Грановским, {См.: Звенья, VI. М.--Л., 1936, с. 363.} доверенным лицом Н. П. Огарева, и в том же месяце, как сообщает Панаева, "уехал в деревню к себе" (Черняк, с. 379), т. е. в одно из имений отца; в Петербург он возвратился не ранее, чем в конце лета.
Осень 1849 г. оказалась еще менее благоприятной для писания "Озера смерти". Запущенные дела по журналу потребовали от Некрасова срочной и напряженной работы, преимущественно редакторской, но иногда и авторской: рассказ "Психологическая задача" и рецензия на "Холостяка" Тургенева для ноябрьской книжки за 1849 г. и статья "Русские второстепенные поэты" для январской книжки за 1850 г.
В октябре редакция "Современника" стала жертвой придирки со стороны негласного Комитета 2 апреля (так называемого Бутурлинского), осуществлявшего надзор над цензурой. Председатель Комитета Н. Н. Анненков усмотрел в октябрьской книжке журнала колкий намек на деятельность Комитета. Намек был замечен в рецензии, где по поводу книги С. Н. Смарагдова "Руководство к средней истории для женских учебных заведений" (СПб., 1849) говорилось о распространившейся в настоящее время в России эпидемии "книгоненавидения" (С, 1849, No 10, отд. III, с. 87). Император утвердил заключение Комитета и приказал объявить издателю и редактору "Современника" предупреждение, что и было исполнено 1 ноября шефом жандармов графом А. Ф. Орловым {См.: Лемке Mux. Николаевские жандармы и литература 1826--1855 гг. СПб., 1908, с. 199--201. В анонимной записке, приложенной к делу, выражалось несогласие с замечанием Н. Н. Анненкова: указывалось, что рецензент "Современника" не погрешил против истины, говоря об упадке литературы, ибо, действительно, "уже лет 10-ть, как не появлялось ни отличных произведений, ни новых литературных талантов; кроме как на Жуковского, не на кого теперь указать из русских писателей. Подававшие надежду в начале своего поприща Кукольник, Бенедиктов, Гоголь, чем долее трудились, тем более теряли свои права на литературную знаменитость ‹…›. Даже от Булгарина, который ищет, нет ли чего преступного в каждой строке других журналов, не слышно замечаний на статью "Современника"" (там же, с. 200--201). Записка, по-видимому, не противоречила мнению шефа жандармов. В поэме "Недавнее время" (1871) Некрасов, рассказывая о вызове в III Отделение, так передал заключительные слова Орлова: "Только знайте: еще попадетесь, Я не в силах вас буду спасти" (наст. изд., т. III, с. 75, 340). Близкое к приведенному высказывание Орлова приводит в своих мемуарах Панаева: "Будьте осторожны, господа! Тогда я уже ничего не буду в состоянии сделать для вас…" (Панаева, с. 178). Мягкий тон выговора, однако, не означал того, что Некрасову нечего было опасаться. "Господин шеф жандармов, -- писал 31 октября 1849 г. управляющий III Отделением граф Л. В. Дубельт,-- имеет неблагоприятные сведения насчет образа мыслей редактора "Современника" господина Некрасова. Должно наблюдать за ним" (Лемке Mux. Николаевские жандармы и литература 1826--1855 гг., с. 201).}. Перед этим Некрасову и И. И. Панаеву за помещение этой же рецензии был объявлен выговор от товарища министра народного просвещения. Тогда же министр народного просвещения князь П. А. Ширинский-Шихматов получил из Комитета 2 апреля рекомендацию объявить выговор тем же лицам за публикацию в февральской книжке "Современника" за 1849 г. рецензии на книгу Е. С. Македонского "Очерк всеобщей истории для начинающих…" (СПб., 1848), содержавшей "похвалы таким идеям, которые, напротив, в понятиях чистой нравственности должны бы вызвать одно строгое порицание". {Лемке Mux. Очерки по истории русской цензуры. СПб., 1904, с. 247--248; Евгеньев-Максимов В. "Современник" в 40--50-е годы. Л., 1934, с. 257-258; ГПБ, ф. 831, ед. хр. 3, л. 15 об.--18.}
