Александр Куприн - Звезда Соломона
- Уму непостижимо. Камушек какой-нибудь подвернулся или лодкова расхлябла... Да, впрочем, и жокеи тоже... известные мазурики Примчался Тоффель. Он сиял и еще издали победоносно размахивал в воздухе толстой пачкой сторублевых.
- Наша взяла! - торжествовал он, подбегая к Цвету. - Понимаете: ни в ординарном, ни в двойном, ни в тройном, кроме ваших, ни одного-единого билета! Извольте: три тысячи пятьсот с мелочью. Это вам не жук начихал.
Цвет молчал. Тоффель поймал направление его взгляда.
- Сто? Лосадку залко? - спросил он, скривив насмешливо и плаксиво губы и шепелявя по-детски. - Э, бросьте, милейший мой Судьба не знает жалости. Едемте-ка в Монплезир спрыснуть выигрыш.
- Тоффель! - с ненавистью воскликнул Цвет. Ему хотелось ударить по лицу этого вертлявого человека, показавшегося сейчас бесконечно противным. Но он сдержался и прибавил тихо - Уйдите прочь.
Но про себя он подумал с горечью и тоской "Сколько еще несчастий причиню я всем вокруг себя Что мне делать с собой? Кто научит меня?" Но о Боге набожный Цвет почему-то в эту минуту не вспомнил.
Когда он шел к выходу, то даже с опущенными глазами чувствовал, что все глаза устремлены на него. Вверху, в ложе, кто-то захлопал в ладоши.
"А вдруг это она, Варвара Николаевна", - подумал почему-то Цвет Но ему так стыдно было за свой позорный выигрыш, что он не осмелился поднять голову А сердце забилось, забилось х Все, что я здесь пишу, я пишу по устному, не особенно связному рассказу Цвета. Но я давно уже как будто слышу голос читателя, нетерпеливо спрашивающий: да что же это - явь или сон? И если сон, то когда он кончится.
Очень скоро. Мы идем быстрыми шагами к концу, и я постараюсь излагать дальнейшие события в самом укороченном темпе За то, что все, приключившееся с нашим героем, произошло на самом деле, я не стану ручаться, хотя напоследок все-таки приберегаю один-два факта, которые как будто свидетельствуют, что не все в похождениях Цвета оказалось сном или праздным вымыслом А впрочем, кто скажет нам, где граница между сном и бодрствованием? Да и намного ли разнится жизнь с открытыми глазами от жизни с закрытыми? Разве человек, одновременно слепой, глухой и немой и лишенный рук и ног, не живет? Разве во сне мы не смеемся, не любим, не испытываем радостей и ужасов, иногда гораздо более сильных, чем в рассеянной действительности? И что такое, если поглядим глубоко, вся жизнь человека и человечества, как не краткий, узорчатый и, вероятно, напрасный сон? Ибо - рождение наше случайно, зыбко наше бытие, и лишь вечный сон непреложен.
Цвет наделал целый ряд глупостей Вечером после скачек, еще томясь стыдом и жалостью от своего выигрыша, он вдруг вспомнил грубый выкрик Валдалаева, разозлился задним число и, по совету возликовавшего Тоффеля, послал хриплому великану вызов на дуэль. Секунданты, драгунский безусый корнет и молодой польский поддельный графчик, привезли согласие Валдалаева и передали даже его подлинные слова. Он сказал сердито: "Я продырявлю этого Цвета так, что от него останется только запах".
- И он это может, - прибавил от себя, важно нахмурившись, корнет. - Он бывший ахтырец и знаменитый бреттер.
- Тен-то може! - уверенно подтвердил граф А вспыхнувший от нового оскорбления Цвет подумал "Ну, в таком случае я его убью".
На другой день утром они стрелялись за Караваевскими дачами, в рощице, на лужайке Валдалаев выстрелил первый и промахнулся, пуля лишь слегка задела рукав рубашки Ивана Степановича Цвет, впервые державший пистолет в руке, стал целиться Гигант стоял перед ним в половину оборота, в двадцати шагах, нелепо огромный, красноносый, спокойный, с опущенными и растопыренными руками, со слегка наклоненной головой.
Правое его ухо, пронизанное солнечным лучом, алело ярким пятном под круглой касторовой шляпой Остатки гнева, поутихшего за ночь, совсем испарились из души Цвета "Я прострелю ему ухо", - решил Цвет и слегка надавил на собачку Но ему стало нестерпимо жалко противника "Нет, лучше попаду в шляпу". И сжал указательный палец.
Резко хлопнул выстрел, и зазвенело в ушах Цвета, и пахнуло весело пороховым дымом. Котелок свалился с Валдалаева. Валдалаев поднял его, внимательно оглядел и прохрипел спокойной октавой - Превосхо-о-о-о...
И, подойдя с протянутой рукой к Цвету, сказал самым пленительным, душевным тоном.
- Извиняюсь перед вами. Я не то о вас подумал... Я думал, что вы.
так себе... шляпа...А вы, оказывается, славный и смелый парень Но, черт побери, сатанинская у вас удача! Исключи-и-и Вблизи от места поединка уютно засел в зелени загородный ресторанчик Туда, по окончании формальностей поединка, направились дуэлянты, четверо свидетелей и доктор, чтобы заказать завтрак, о котором память должны была сохраниться на десятки лет. После соленых закусок Валдалаев и Цвет были на "ты" За первой дюжиной шампанского Валдалаев уступил Ивану Степановичу кобылу Сата-неллу в цене пяти тысяч рублей Цвет только повернул слегка глаза на Тоффеля, и перед ним мгновенно очутилась чековая книжка - Пишите, Иван Степанович, сказал Тоффель с мрачным удовольствием.
- Пишите.
А к полуночи, когда компания переменила уже четвертое место кутежа, Цвет купил всю конюшню Валдалаева, состоявшую из восьми лошадей.
- Но чтобы, - кричал он, стоя, шатаясь и расплескивая бокал, - чтобы не ломать ног лошадям, не бить их хлыстами. И желаю вообще детский сад для лошадей! Чтобы я их мог целовать в самый храп! В мордочку!
Безнаказанно! Урра!
- Поедем в купеческий клуб, - сказал где-то в пространстве Валдалаев, там французские шулера. Там я проиграл сотню тысяч - Есть. Езда! - ответил с добродушной готовностью Цвет. - Но сперва вымойте меня сельтерской водой.
Это было сделано Цвет почувствовал себя сразу трезвым и легким.
По дорогу Валдалаев, сидя с ним рядом на извозчике и обнимая его, шептал ему тепло в ухо:
- Четыре француза Господа Поль, Бильден, Филиппа? и Галер Ты их рразом Понимаешь?
- Рразом! Понимаю!
- Твоя власть, милый Виноград, от дьявола Верно?
- Д-да!
- Валяй!
- Я им пок-кажу-у!
- Покажи В лучшем городском клубе, где бывал сам губернатор, Цвет обыграл в эту ночь в баккара четырех профессиональных искуснейших шулеров Он также открыл в рукаве у одного из них, у главного крупье monsieur Филиппара, машинку с готовыми восьмерками и девятками Затем он обыграл дочиста на несколько сот тысяч всех членов собрания Но, обыграв, вдруг признался, к громадному наслаждению Тоффеля, который покатывался от смеха.
- Господа И французов и вас я обыграл наверняка. Французов так и следовало. А вы - простые, добродушные бараны Поэтому потрудитесь взять все проигранные вами деньги обратно Я обладаю двойным зрением Я видел насквозь каждую карту Хотите, я назову вам наперед любую по счету карту в колоде, стоя к вам спиною?
Его проверили. Загадывали двадцать седьмую, и девятую, и тридцать шестую карту из колоды. Он на секунду прикрывал глаза, открывал их и сразу угадывал: туз пик, девятка бубен, двойка бубен Все объяснили это явление телепатией и оккультизмом и охотно взяли свои ставки обратно, причем многие перессорились.
Один Валдалаев отказался от денег. Он застегнулся на все пуговицы, перекрестился и сказал своим рычащим голосом:
- Сногсшиба-а-а. Однако я в этой странной хреновине не участник Эти деньги - к чертовой их матери!
И величественно ушел, не дотронувшись до кучи золота и бумажек А Иван Степанович, глядя ему вслед, на его удаляющуюся широкую спину, вдруг побледнел и стал нервно тереть ладонями виски.
Утром явился к Цвету мистер Тритчель, англичанин-жокей, скакавший накануне на Леди Винтерсет, на той лошади, что сломала себе ногу, и предложил ему свои услуги. По его словам, валдалаевская конюшня была очень высоких качеств, но падала с каждым годом из-за характера прежнего владельца, который, по своей вспыльчивости, самоуверенности и нетерпимости, постоянно менял жокеев и доверял только посредственным и малознающим тренерам. Цвет согласился. С этого времени его лошади стали забирать все первые призы.
Мало того, однажды, подстрекаемый внезапным и нелепым припадком честолюбия, он вызвался сам, лично, участвовать в джентльменской скачке Все доводы благоразумия были против этой дикой затеи, начиная с того обстоятельства, что Цвет еще ни разу в своей жизни не садился на лошадь В пользу Ивана Степановича говорило лишь два слабых данных: его легкий вес три пуда двадцать пять фунтов - и его непоколебимая решимость скакать.
Мистер Тритчель специально для этой цели приобрел за довольно дорогую цену добронравную, спокойную девятилетнюю кобылу, ростом в шесть с половиной вершков, по имени Mademoiselle Barbe. Он сам дал своему патрону несколько уроков верховой езды на маленьком конюшенном ипподроме. Цвет, галопирующий в крошечном английском седле на огромной гнедой лошади, напоминал ему фокстерьера, балансирующего на ребре обледенелой крыши. Часто Цвет оборачивался на Тритчеля, услышав с его стороны короткое носовое фырканье. Но каждый раз его глаза встречали сухое, костистое, горбоносое лицо кривоногого англичанина, исполненное серьезности и достоинства.
