Федор Чернин - Вячик Слонимиров и его путешествие в непонятное
- Не зна-а-ю. - Гуля перевернулась на спину, стала разглядывать потолок.
- Ну поговори со мной, пожалуйста. Для меня это важно...
- А ты что, уже уходить собрался? - Кажется, надулась, принялась пускать кольца.
- Нет, мне просто так надо знать, чисто теоретически. Я попал сюда не по своей воле, и уже это одно мне не нравится. Есть, конечно, и другие причины...
- Ка-а-акие-е-е? - Взгляд куда-то в сторону, выдула еще колечко.
- Ну, как тебе объяснить...Ну, в общем... Крысиный рай. Давай я тебе историю расскажу. Штук двадцать симпатичных беленьких крысок поместили в специальный вольер. Там все было как должно быть в крысином раю: и еды, и питья немерено, тепло, светло. Самочек, между прочим, было на всех достаточно, а время от времени и новых подгоняли. Короче, живи - не хочу, и они жили, ни в чем себе не отказывая. А из вольера вела одна потайная дверца, а за нею лаз, который непонятно куда вел. То есть ученые, конечно, знали, а крыски - нет. И в лазу создавали всякие жуткие условия, полосу препятствий - то пара туда накачают, то горячую воду пустят, то током вдарят. Сперва любопытные крыски сунулись было, но на них напустили горчичный газ и вдобавок шуганули током. Они и понеслись обратно, и больше в этот лаз не совались.
- Ну и что? - Гуля почти демонстративно зевнула.
- И только одна крыска стремилась выбраться из сытого теплого рая, непонятно куда, неизвестно зачем. При этом она не была изгоем, наоборот, ей (точнее - ему, потому что это был великолепный самец) доставалось больше всех и еды, и питья, и самок. То есть крысюк этот был во всех отношениях "высокоранговый". Что толкало его на поиски выхода, ученым понять так и не удалось. Во всяком случае, это не были поиски лучшей жизни в обычном понимании. И в конце концов он выбрался, преодолев все препятствия!
- И что с ним стало, с этим крысюком?
- Не знаю. Наверное, вытащили и на другой эксперимент перевели...
- Ну так видишь, все равно замучили его вивисекторы.
- Не в этом суть, главное - что двигало крысюка на поиски новых путей...
- Как раз в этом. Чего ради он рисковал и чего добился, твой крысюк? Лучше бы дома сидел. Там хотя бы тепло, кормили и не мучили. Сколько той жизни-то?
- Ну, не знаю. Я лично так жить не хочу и не буду. Знаешь, есть несколько типов сознания, и у каждого имеется свой стакан и свой бутерброд...
- Ты проголодался? Тебе налить? Давай я сбегаю. - Гульнара оживилась.
- Да нет, это я в метафизическом смысле...
- Не понимаю я такой метафизики. Вот, предположим, сквозанешь ты отсюда, а если потом пожалеешь? Такой шикарный шанс, может, один раз в жизни выпадает. Сам же только что рассказывал. Теплое помещение, еда и прочее, девушка вот в гости к тебе пришла, в душу никто не лезет, а главное, делать для этого ничего не надо.
- Слушай, как ты можешь так говорить! Что ты обо мне знаешь?!
- Да ладно, тоже мне задачка - третий класс, вторая четверть. Я, если хочешь знать, вас насквозь вижу, таких "с благородным отблеском высшего смысла". Точно как Сарафанов. Так вот, имей в виду, что все это по большей части туфта!
Гульнара фыркнула и отвернулась к стене, натянула на голову одеяло, замолчала надолго.
Откуда она взялась, такая молодая и самоуверенная? Вообще, почему она здесь, эта девушка? Что ей надо? Зачем я ей? Это продолжается жестокий розыгрыш! Конечно, она обманывает меня! Они в заговоре с Сарафановым, это просто часть их плана, придуманного для того, чтобы задерживать меня здесь как можно дольше в качестве пленника! Выражение ее лица, что-то странное во взгляде... Я сразу почувствовал, но не мог сформулировать. Теперь я знаю.... Что сказать? Это и была половая психопатия в наиболее жалком ее проявлении, посткоитальная депрессия, которой, как известно, подвержено все живое, а особенно мнительные мужчины среднего возраста.
- Так тебе завтра на работу не надо? - Это, конечно, был удар ниже пояса...
- А я думала... - Гульнара выглянула из-под одеяла, во взгляде растерянность...
- И совершенно напрасно. Давай не будем разыгрывать мелодраму. Я схожу за спичками.
Вячик поднялся с дивана, кое-как обулся и вышел. На кухне он еще долго шуршал и прикуривал, сливал в керамическую чашу остатки глинтвейна, медленно допил, а когда вернулся - Гульнары не было в комнате. Только сломанная сигарета торчала из пепельницы, последние дымки струились вверх, образуя причудливые узоры.
"Он останется смятым окурком, плевком в темноте..." Вдали снова загрохотало. Вячик отхлебнул из керамической чаши. Ну и чего я добился?
Да собственно, ничего. Ни за что ни про что обидел хорошую девку. Ведь она сама, ее молодость, ее нежность, то, что она со мной, - и есть самый лучший ответ. Куда я рвусь всю свою жизнь, чего все время ищу? Откуда эта идиотская история с крысюком? Где я ее прочитал? Или, может быть, сам придумал? Какой в ней смысл? Откуда этот безумный образ?
Куда я все время несусь, сметая цели на своем пути, почему постоянно мимо самого главного? Сколько можно? Чего я добился своими бесконечными вопросами? Счастья добился? Как бы не так! Почему я живу всему вопреки? Вопреки даже собственному своему вопрекизму? Почему Божество медлит с воздаянием? Впрочем, и тут сплошные вопросы! Да, с моим анамнезом, похоже, место именно здесь.
Может, правда, оставить вздор, остаться здесь, не искать выхода, не бежать из ласковых сетей и не роптать, не гневить Бога. Как говорил Сарафанов, расслабиться и получать удовольствие. Или, как рекомендовали древние: не ищи счастья, не ищи смысла жизни, не ищи приключений на свою задницу, а вместо этого найди себе женщину, и она тебе заменит все. Вот и французы, опять же, советуют: "шерше ля фам".
Но теперь, конечно, все потеряно. Почему я не могу хоть раз, для разнообразия, не изгадить то немногое положительное, что со мной еще время от времени происходит, впрочем, все реже и реже? Почему, когда фортуна улыбается и говорит: "Проси чего хочешь!" - я неизменно спрашиваю: "Который час?". В аллегорическом, понятно, смысле.
Гуля, конечно, права. Женщины вообще, не разумом, а интуитивно, жизнь чувствуют тоньше и правильней, у них в генетике это тоже заложено. Мы остались бы с ней и со временем, может быть, создали общий сон, а там, глядишь, все и наладилось, выход нашелся бы сам, в том смысле, что и искать его было не надо...
Минуточку! Выход нужен всегда, как альтернатива безвыходности, в конце концов, как путь для отступления, - появилась вторая, предательская мысль, которую он (ошибочно, конечно) всегда принимал за голос инстинкта самосохранения. Даже если бы мы вместе и нашли выход из этой черной дыры, кто мог гарантировать, что немедленно не попали бы в другую, такую или похожую? Или отличную, но столь же невыносимую?
Так и помрешь, как буриданов осел, - проплыла на заднем плане сознания горестная, третья мысль, подводящая итог всему вышесказанному.
Чего от себя-то скрывать, это и есть мой собственный ад, черная дыра, которая зародилась уже давно и все это время росла, как явно недоброкачественная опухоль, затягивая и разъедая все внутри, задолго до моего физического попадания сюда. А зазеркалье - лишь логическое завершение этого порочного цикла. Просто была пройдена какая-то грань, сосредоточилась критическая масса, на весы была брошена последняя соломинка, которая и переломила хребет пресловутой верблюдине. Реальность не изменилась, она вывернулась наизнанку, и то, что было внутри, теперь со всех сторон окружает меня.
Если б выстроить всех мудаков, мне б, наверно, доверили знамя. Нет, хуже. На конкурсе мудаков я был бы членом жюри. Так думал Вячик и ел себя.
12
Но и всякому самоедству бывает предел. Вячик докурил сигарету и вышел в коридор. С половины Сарафанова доносились обрывки невнятного разговора. Первый голос принадлежал Сарафанову, второй был незнакомый, мужской. Сарафанов чудесным образом протрезвел. Кстати, выливать вино в унитаз, а потом слушать и, может быть, даже записывать на магнитофон пьяноватые откровения товарищей было как раз в его стиле. Кажется, у Сарафанова были гости. Гости? Но откуда тут? Новенький? Вячик прислушался.
- Сядьте поближе к камину. - Голос Сарафанова зазвучал после некоторой паузы.
Приступ зябкости у него не прошел (наверняка сливал глинтвейн, уж от чего-чего, а от простуды он помогает). Нарочно топая при ходьбе, Вячик прошелся туда-сюда. Сарафанов, конечно, догадался о характере взаимоотношений Вячика и Гульнары, сложившихся в его любимой комнатке некоторое время назад. Во всяком случае, упорно не желал замечать его преувеличенного топтания. Второй голос также не реагировал на его присутствие. Вячик сделал вид, что что-то ищет в прихожей.
- Найдется и для вас занятие, - тем временем продолжал Сарафанов. - Здесь у нас бездна возможностей. Живопись, музыка, чтение, телевидение, закуски, напитки. Девушки иногда более или менее симпатичные попадаются... В общем, занимайся чем хочешь! Хочешь - твори, философствуй, хочешь - так сиди. А выхода нет, во всяком случае, можете его не искать...
