Григорий Фукс - Двое в барабане
Сталин помнил письмо в ее защиту, подписанное Фадеевым и Либедин-ским первым мужем Герасимовой, которое ему передал секретарь Поскребышев.
Несмотря на клятвенное заверение писателей в невиновности бывшей чекистки Герасимовой, Берия после проверки доложил Сталину: "Человек, за которого просят и ручаются партбилетом, получил по заслугам".
Мало того, что не счел возможным изменить подход к делу Герасимовой, известил об этом Фадеева не сам, а перепоручил какому-то замзаву, да еще велел прочитать члену ЦК, можно сказать, номенклатурному генералу, лекцию о бдительности с пожеланием заниматься своей работой, а не делами, которые не входят в круг его занятий.
"Вот и попробуй после такого усадить за один стол тигра с шакалом", размышлял Сталин, но знал, что это необходимо для пользы дела. Поэтому он посоветовал Берии самому "пойти к Магомету, если Магомет держит фасон".
Берия знал эти римские штучки и надеялся покрепче обнять Фадеева, а если получится, оставить поцелуй на лице.
Однако из встречи Берии с Фадеевым не только не вышло проку, а получился полный конфуз. Из компетентных источников Сталину стало известно, что начало встречи на даче у Берии не предвещало скандала. При желании этот сердцеед мог обворожить даже английскую королеву. Пили, закусывали, играли на бильярде. По информации источника, Фадеев плохо, а Берия, как всегда, хорошо. Сталин отметил этот грубый просчет Лаврентия. Не надо было капать на самолюбие ершистого гостя.
Деловую часть разговора тот встретил в штыки.
Фадеев. Лаврентий Павлович, почему вы выдвигаете такие чудовищные предположения, внушая их Иосифу Виссарионовичу? Я не могу им поверить, зная этих людей.
Берия. Это нелегкий разговор, но необходимый. У нас есть неопровержимые данные, что писатели Павленко, Эренбург, Федин и покойный Алексей Толстой иностранные шпионы.
Фадеев. Нельзя так обращаться с писателями. Эти выводы, перетряски, науськивание друг на друга, требования доносов - все это ломает людей. В таких условиях не может существовать литература, не могут расти писатели.
Берия. Я вижу, вы хотите помешать нашей работе?
Фадеев. Довольно я видел этих дел. Вы мне их присылаете. Хотите всех писателей превратить во врагов народа?
Берия (выходя из себя). Как вы смеете? Думайте, что говорите. За такие слова надо отвечать.
"Ход" змееглазого мингрела был ясен Сталину, как известная комбинация из трех пальцев. Дело они, естественно, делали одно, но в широком аспекте, а не в трактовке Берии. Ему не раз хотелось разбить тому липовое пенсне. Но работал, стервец, грамотно, не чета Коле Ежову, - не подкопаешься.
"Эх, Александр Александрович, хороший вы человек, - размышлял Сталин после звонка Берии, - увлекающийся. Но что вас ждет, если меня не станет...".
Вызов в Кремль Фадеева не удивил и не расстроил. Ему казалось, что он готов к разговору. Он настроился раскрыть Сталину глаза на дела бесстыдного карьериста и очернителя честных коммунистов, втершегося в доверие к вождю.
Фадеев, как уже говорилось, долго и внимательно присматривался к товарищу Сталину, составил о нем исчерпывающее объективное суждение, которым потом поделился с читателями в двадцать второй главе новой редакции романа "Молодая гвардия", наделив сталинскими чертами придуманного им руководителя краснодонского подполья коммуниста Лютикова.
"В общении с людьми был ровен, не выходил из себя, в беседе умел помолчать, послушать человека - качество редкое в людях. Поэтому он слыл за хорошего собеседника, человека душевного.
...При всем том он вовсе не был то, что называется добрым человеком, а тем более мягким человеком. Он был неподкупен, строг и, если нужно, беспощаден".
Но развернутая характеристика Лютикова-Сталина все же оказалась в романе неполной. Туда не попал весьма существенный, если не сказать, ключевой штрих для понимания образа вождя. Фадеев долго колебался: включать или нет его в роман, но все же решил оставить за бортом. Слишком уж он выглядел личным, не характерным для утвердившегося представления о Сталине.
Как проницательный художник-психолог Фадеев интуитивно чувствовал, что Иосиф Виссарионович при всей силе и власти, по существу, одинокий человек, кремлевский затворник, не может позволить себе быть добрым, не позволяет обмануться добром, вынужден быть недоверчивым человеком. Он видел и видит вокруг себя столько обмана и предательства, что просто должен выработать в себе настороженность к людям, привычку их проверять и проверять во всем.
"Его постоянно обманывают, стремятся ввести в заблуждение в собственных, корыстных интересах, - переживал Фадеев, - причем не только враги, вроде Гитлера, но соратники из ближайшего окружения, как этот Л. П. и его подручные".
"Он должен сохранять непосильную бдительность и ночью и днем, - убеждал себя Александр Александрович, - чтобы никто никогда не застал его врасплох. Такой жизни не пожелаешь и врагу".
Сталин принял Фадеева один. Это был, казалось бы, добрый знак. В присутствии других он выглядел категоричней и несговорчивей.
"Новенькая форма маршала делает его меньше ростом и старит", - отметил писатель. Сталин при виде Фадеева не сверкнул обычной для их встреч улыбкой булгаковского Афрания, а стоял, опустив веки, избегая визуального контакта. Сесть Фадееву предложил, а сам стал прохаживаться у него за спиной.
"Как же он сдал, - расстраивался Фадеев, слушая покашливание Сталина. Такую войну сдюжил, а время и над ним властно".
Сталин, прохаживаясь по кабинету, размышлял не только о тактике разговора с Фадеевым, но больше о своей стратегической системе "срезания снежных вершин", которая требовала точного индивидуального подхода.
Разговор с Александром Александровичем надо было начинать сильно, ударно, без раскачки. Так он и сделал, негромко спросив: "Почему, товарищ Фадеев, вы не хотите нам помочь?"
Вопрос сказал Фадееву о многом. Прежде всего о том, что Берия не побоялся жаловаться и товарищ Сталин принял его сторону.
Такой поворот выбил Фадеева из колеи, и он не нашел ничего лучшего, как ответить по-военному: "Я коммунист, товарищ Сталин. А каждый коммунист обязан помогать партии и государству".
Этот ответ Сталина позабавил и устроил. Значит, ему "с первого залпа" удалось сбить с Фадеева фасон. Он продолжил наступление. "Вот вы повторяете - коммунист, коммунист. Это, извините, бюрократические штучки. Я серьезно говорю, что вы должны нам помочь практически, как руководитель Союза писателей".
Но, сбитый с позиции, Фадеев продолжал отвечать, как солдат, по-военному: "Это мой долг, товарищ Сталин".
При любом раскладе разговор рядового с унтером Сталина не устраивал.
"Тоже мне, Швейк отыскался", - думал он, зная бесхитростного Фаде-ева. Он произнес свое знаменитое "Э-э-э", от которого так и не смог избавиться. "Э-э-э, все вы там, писатели, бормочете: мой долг, мой долг. Но ничего реального не делаете, чтобы помочь государству в борьбе с врагами".
Сталин сделал свой характерный кавказский жест в сторону Фадеева: "Вот вы, руководитель Союза, а не представляете, среди кого работаете".
Хотя после встречи с Берией Александр Александрович представлял наклон мыслей Сталина, он решился возразить: "Я знаю тех людей, на кого опираюсь".
Но Сталин не для того затеял разговор, чтобы выслушивать оправдания. Речь шла о постановке крупных политических задач "в свете требований текущего момента и далекой перспективы". Поэтому он посчитал своевременным выбраться из словесного тупика и напомнить Фадееву его особое место в строю. Для этого Сталин остановился у торца стола, наконец оказавшись лицом к Фадееву, круто изменил тон:
"Мы наметили присвоить вам громкое звание генерального секретаря Союза, а вы не знаете, что вас окружают крупные международные шпионы".
Но Фадеев чуть все не испортил, продолжая стоять на своем: "Я готов разоблачать шпионов, - согласился он, но тут же добавил: - Если они существуют на самом деле".
"Какой гордец отыскался, - думал Сталин, вспомнив народную прибаутку: "Ты ему "брито", а он тебе - "стрижено"". - Не сдает без боя меньшевистских позиций. Не изжил до конца мечиковщину. "Нет" да "нет", - жалеет свои "завядшие листья"".
"Но плеч не опустил, головы тоже", - отметил с удовлетворением Сталин.
Однако вслух, соединив брови, произнес: "Это все болтовня, болтовня. Какой вы гений, если не знаете, что крупнейшие шпионы рядом с вами".
Помня разговор с Берией, Фадеев представлял, кого Сталин имеет в виду, но все же, чувствуя холодок в спине, спросил: "Но кто же эти шпионы?"
Поначалу Сталин хотел еще какое-то время продолжить игру, ответив вопросом на вопрос, но неожиданно передумал, ухмыльнулся так, что некоторые падали в обморок от этой улыбки, и сам открыл карты. Сказал, впервые за все время приподняв веки, жестко, но спокойно: "Ну уж, если вы такой слабый человек (!), то я вам подскажу, в каком направлении их надо искать. В чем вы нам должны помочь".
