Виктор Лихачев - Кто услышит коноплянку
- Ему сколько было?
- Тринадцать... Неожиданно для себя Киреев поклонился Наталье Михайловне в пояс, а затем, ничего не говоря, не прощаясь, поспешил прочь.
Глава девятая
Иванов Григорий Романович, он же Гришаня, он же Барсук, сидел на кухне у своей старинной приятельницы Юльки и изливал ей душу. Вообще-то в настоящий момент Гришаня, как он сам выражался, "крутил любовь" с другой девушкой, но вчера, после похорон Владимира Николаевича, ноги сами привели его сюда. Разумеется, был риск кого-нибудь здесь встретить, как никак они не виделись почти полгода. Но, с другой стороны, Гришаня, будучи убежденным холостяком, имел удивительное свойство: он умудрялся тихо, без ссор, истерик покидать своих возлюбленных, а потом, так же тихо вновь появлялся на горизонте. Из всех его приятельниц Юлька была самой умной, или, как он сам говорил, "с понятием баба". Правда, это Гришаня понял, только оставив ее.
- Переночевать пустишь? - без лишних предисловий, стоя у порога, спросил Григорий.
- И всего-то? Если только переночевать - иди в гостиницу. Вот девка, даже бровью не повела, будто вчера последний раз виделись.
- Ты же знаешь, я ни от чего не откажусь. - Гришаню было тяжело смутить. Он отодвинул Юльку в сторону и прошел в комнату. - Ты одна?
- А ты не слыхал, я два дня как замуж вышла. Сейчас муж с работы придет.
- Болтаешь. Кому ты кроме меня нужна?
- Так уж и никому? Юлька сделала вид, что обиделась, но Гришаня понял, что, во-первых, мужским духом в квартире Юлии Антоновны Селивановой не пахло, а во-вторых, что он прощен. У нее была черта, которая очень нравилась обычно сдержанному и неразговорчивому Иванову: Юлька, несмотря на то, что любила поприкалывать, умела хранить тайны - и свои, и чужие. В отличие от абсолютного большинства других женщин. В его теперешнем состоянии это было важно. Будучи "бабой с понятием", молодая женщина сначала накормила гостя, затем постелила ему постель, не забыв сама лечь туда. Утром вновь накормила и лишь затем, вымыв посуду и сев напротив него, сказала:
- Ну, рассказывай. Вижу, что-то ломает тебя. Правильно, что ко мне пришел. Это вы, мужики, думаете, что баба только для постели нужна или детей рожать. Рассказывай. И он стал рассказывать. О том, как убили Воронова и погиб хороший парень, его сменщик Пашка Воробьев, у которого двое детишек осталось. И еще о том, что он, Гришаня, вроде бы радоваться должен: в тот роковой вечер ему с хозяином рядом находиться было должно, но проклятый радикулит скрутил и - "я дома три дня провалялся, а тут включаю телевизор, а там такое". Болит все равно душа, болит. Будто и Ворона предал, и Пашку подставил.
- Это ты брось, Барсук, - перебила его Юлька. - Ты первым делом должен был в церковь сходить, Богу свечку поставить. Считай, что ты второй раз родился... А спина-то как, болит?
- Вроде бы лучше. А что?
- Да так, просто о здоровье справилась... А ведь никакого радикулита у тебя и в помине не было. Юлька отхлебнула из бутылки пива и, усмехаясь, посмотрела прямо в глаза Гришане.
- Почему это не было? Я и справку могу показать. - Иванов разволновался. - Ты на что намекаешь?
- Да ни на что. Мы с тобой, Барсучок, в постели не в шахматы играли. Уж как ты кувыркался акробат, ни дать ни взять. А я же не зря почти семь лет массажисткой проработала, кое в чем соображаю. После приступа радикулита так не кувыркаются, дружок. Гришаня рассвирепел.
- Ты, в натуре, хочешь сказать, что я сейчас тебе лапшу на уши вешаю?
- Именно это и хочу сказать. - Юлька вновь пригубила пива и стала смотреть на него еще наглее. А справку свою ты у Дмитрича за бутылку достал. Угадала? Ты здоров как бык, Гришечка. Неожиданно он схватился за голову обеими руками. Былого гнева не осталось и в помине.
- Что же мне делать, что же мне делать?
- Прежде всего не скулить. Ты здоровый мужик, а ноешь, как, прости меня...
- Если ты засомневалась в моей болезни, то уж милиция и подавно.
- Слушай, Барсук, мне до работы час остался, а еще собраться надо. Ты либо всю правду расскажи, либо умолкай. Ни шантажировать тебя, ни в милицию бежать я не собираюсь. Только, повторяю, врать не надо. Думаешь, я поверила, что ты по Ворону так убиваешься?
- Он хороший мужик был. Справедливый. И мне по жизни пару раз серьезно помог.
- Царство ему Небесное за это. Только у них, Гриша, у банкиров и прочих всяких олигархов, судьба такая. Много денег - много риска. И он знал, чем рискует. Потому и на охрану свою не скупился. А вот, видишь, и охрана не помогла. Я же не думаю, - она сделала паузу, - что это ты его тогда...
- Что ты, что ты, гадом буду - не я, но...
- Все, хочешь - молчи, а мне пора собираться.
- Сиди. Я расскажу. Думаешь, правду легко говорить? А тут такой случай - даже другу не расскажешь. И в себе все хранить - тоже мочи нет. Короче... Одним словом, виноват я в смерти Владимира Николаевича.
Юлька уже не усмехалась, да и к пиву притрагивалась все реже. А Гришаня, наоборот, выпил полный стакан, вытер рукавом рот и стал рассказывать:
- Я не любопытный, но поскольку всегда рядом с Вороном находился, кое-что знал. Месяца два-три назад у него неприятности начались. Какие-то люди прижимать его стали. Он вначале этому значения не придал, но потом, видать, дело серьезный оборот приняло. Я как понимаю? Чем больше у тебя денег, тем больше врагов. Воронов своих старых врагов поборол - и успокоился. А в бизнесе это ошибка. И еще какая - я так думаю... Волк старый стал, а молодые волчата подросли и давай из его рта мясо рвать. Владимир Николаевич вначале думал по старым своим правилам с ними бороться. А у них, у волчат этих, правил вообще нет. Беспредельщики, одним словом. Но вначале вроде бы все у них усмирилось. Ворон наш даже немного повеселел, а то нервничал сильно. Даже покрикивать стал
- на меня, на шофера... Раньше за ним такого не водилось. Ну вот. Меня-то это если и касалось, то постольку-поскольку. У нас на фирме есть начальник охраны, а я рядовой исполнитель. Учили закрывать охраняемого своим телом, это - пожалуйста. Работа, привычное дело.
- Хочешь сказать, ты Матросовым работаешь, - опять съехидничала Юлька. - Каждый день шефа грудью прикрываешь?
- Я просто хотел сказать, что есть привычные вещи, к которым человек моей профессии должен быть готов. А вот когда не знаешь, что делать... На этот раз Юлька ничего не сказала, а только погладила Иванова по руке. Тот продолжил:
- Есть у меня кореш. Ты его не знаешь. Года два мы с ним не виделись, а тут вдруг позвонил. Давай, говорит, встретимся, поговорим за жизнь, прошлое вспомним, а заодно дельце стоящее обсудим. Я без задней мысли и пошел на встречу. Договорились в одной пивнушке на Никитской посидеть. Прихожу, а с ним, корешком тем, еще двое. Это, говорит, друзья мои. Выпили мы за знакомство. Поговорили. Говорили в основном мы с другом, те молчали. Я сразу отметил про себя - серьезные ребята. Даже мрачноватые. Слушали они нашу болтовню, слушали, а потом вдруг так спокойно говорят мне: хочешь, мол, и дальше жизнью наслаждаться, Григорий Романович, или подохнуть желаешь? Я вначале подумал, что шутят ребятки. Или водочки перебрали. А они мне дальше спокойно так втолковывают, без затей. О Воронове, о том, что ему скоро конец - серьезные люди за него взялись... Иванов замолчал.
- От тебя-то им что нужно было? Ты же сам сказал, что твое дело во всем этом - сторона.
- Они и били на это. Человек, мол, ты маленький. Мы тебя пожалели - кореш твой словечко замолвил, да и видим, хороший ты парень, правильный. Воронову все равно конец... Попросили они меня рассказать подробно о том, в каких основных местах бывает Владимир Николаевич, как охраняют его.
- И ты рассказал?
- Нет, я побежал к Воронову рассказывать о том, что его пришить хотят, - опять вскипел Барсук. Это тебе сейчас легко вопросы мне задавать. Шанс мне эти ребята дали, понимаешь, шанс. Выжить. Короче, заваруха какая - особо не думаешь и под пулю лезешь без боязни. А здесь как? Ну, хорошо, послал бы я этих ребят, рассказал бы все Воронову. Он мне - премию в сотню баксов, а утром меня в собственном подъезде грохнули. Тот же кореш и грохнул бы...
- Ладно, успокойся. Потом что было?
- Рассказал я им все. Они посоветовали на ближайшие три-четыре дня больничный взять, что я и сделал. Остальное ты знаешь. Да, в милицию меня сегодня вызвали. К десяти. Задергался я, Юль.
- Подожди. Те ребята на тебя вышли?
- Пока нет.
- Кореш тоже не появлялся?
- После пивнухи я его не видел.
- Знаешь, мне кажется, что все нормально будет. С убийства Воронова сегодня пятый день пошел. Сразу не тронули, значит, не тронут совсем. Это раз.
- Не понял...
- Да тут и понимать нечего. Ты - кто? Свидетель? Нет. Они, думаешь, не понимают, что ты не совсем осел - в милицию не пойдешь на себя заявлять.
- Не пойду.
- Правильно. Теперь о милиции. Справка твоя не липовая. Сергей Дмитриевич не дурак себя подставлять. Радикулит не свинка, никто не докажет, что его у тебя нет. Только ты ходи соответственно.
