Борис Екимов - Рассказы
А Федор думал-думал и вдруг догадался. "Семечка! - пронзила его ясная мысль. - Семечка, вот в чем дело".
- Семечка! - обрадоваино воскликнул Федор и к жене кинулся, рассказывать.
- Семечка!.. - говорил он Шуре взахлеб. - Семечка, вот в чем дело. Маленькая, а в ней все заключено. От яблочного - яблоня вырастает, от абрикосовой косточки - абрикосина. Понимаешь? От семечка все идет. Оно хоть малое, но в нем все заключено. Вроде как у человека. Дите еще не роженное, еще его носишь, с кулачок оно, а уже все в нем есть,- истово втолковывал Федор. Ему очень хотелось, чтобы Шура его поняла и поддержала. - Малое, но все есть... Головенка, сердчишко, маковое, но есть... Ножки, ручки... Все уже готовое. А потом все оно вырастает больше и больше. И в дереве так. Глазом не видно, а в семечке оно заключенное. А потом растет и растет.
Федор был очень рад своей победе. Он прямо на месте не стоял, приплясывал. А жена не больно радовалась. Поглядела она на мужа и сказала невесело:
- Пошли спать. Може, ночью тебя угомон возьмет.
Пришлось идти спать. И уж потом, почти засыпая, Федор вспомнил о прививке. Ведь на яблоню можно грушу привить - и получится. Он видел такие деревья, где на яблоне груши росли. Вспомнил он о таком случае, огорчился и проговорил, досадуя:
- Не кумекает башка.
- Ты чего? - спросила Шура.
- Башка, говорю, не кумекает,- повторил он.
Шура его признание по-своему поняла и горько заплакала. Плакала долго. А потом лежала, не спала и наутро решилась: пошла к доктору и обо всем ему рассказала.
Доктор был знакомый, Иван Николаевич. Он недалеко жил, на той же улице. Человеком он был свойским, все понял и в тот же день Федора увидал.
- Ты чего языком болтаешь? - спросил он. - В какую еще Африку собираешься?
- Не в Африку, пока в Бельгию,- кротко ответствовал Федор. - Туда путевки есть.
- Та-ак... Про президентов, про министров тоже говорил? К ним в гости собирался?
- Говорил,- честно признался Федор. - Но я же, Николаевич, соответственно, с мирными целями,- и все доктору объяснил, как и почему.
Николаевич был мужиком умным, Федора понял.
- Ладно,- сказал он. - Но ты все же поменьше языком болтай. Мало ли кто что подумает.
- А что? - догадался Федор. - Есть такое мнение, что я того? - и постучал себя пальцем по лбу.
- Есть, - честно ответил доктор.
- Вот... - заматерился Федор и тут же спохватился: - Извини, Николаевич.
- Ладно. Ты вот лучше при жене матерись, чем про Бельгию. Понял?
- Понял,- вздохнул Федор.
А дома жене сказал:
- Чего это ты по врачам бегаешь, а? Чего из меня дурака делаешь? Чтоб больше ни шагу, а то я тебе...
- Но я ведь, Федя, болею душой. У тебя ведь нет-нет, а потом эта... Как ее... Би-и...
- Бельгия.
- Ну да...
- Так я все равно туда поеду. Ясно?
- Ясно, - покорно ответила жена и загоревала.
Врачи не помогали. Нужно было бабку искать, какую-нибудь шептуху. Нужно было спасать мужа.
ОБИДА
Начиналось все по-хорошему: отработали, машины поставили, решили выпить. Рядом с гаражом бабка жила, у нее всегда и выпивали, чтобы по бендежкам не рисоваться. Сели, выпили, закурили, разговоры пошли о том да о сем. Правда, говорил в основном Петро Силяев, сорокалетний крепкий мужик. Силычем его все называли. Даже начальство к нему так обращалось, уважительно, Силыч.
Так вот Силыч при выпивке любил уму-разуму поучить. А прямо скажем, поделиться было чем. Силыч автобус гонял с самого начала. Как только в город асфальт проложили, он сразу понял, что это такое. Первым начал и пока не бросал. Хотя мог бы. У Силыча был диплом, техникумовский. Года три уже лежал, времени своего дожидался.
Как раз сегодня, за выпивкой, и зашла речь о дипломе. О пользе, так сказать, образования. И Силыч все правильно доказывал, что диплом, мол, хлеба не просит. А позднее он пригодится. Годы выйдут, тяжело станет баранку крутить, вот тут и пригодятся "корочки". Речь Силыча была правильной, и все соглашались.
Даже Виктор Бобошко, тощий хохол, до поры молча сидел, морщился. Видно, язва прихватывала. Язвой желудка он болел, врачи ему пить и курить запрещали. А он и пил и курил. Но ехидный был мужик, злой, может от болезни. Сидел он сидел, Силычевы речи о пользе образования слушал, потом сказал:
- Он тебе как корове седло.
- Кто? - не понял Силыч.
- Да диплом этот, - усмехнулся Виктор. - Ты ж его за рыбу купил...
Городок на Дону стоял, и рыба, особенно вяленая, на сторону шла как валюта, на вес золота.
- Как это купил? - заерепенился Силыч. - Мы лекции слушали, экзамены сдавали. Технология, электротехника...- стал припоминать он.
- Не...- не поверил Виктор. - Ничего ты не сдавал. Ящик рыбы отвез - вот и весь экзамен. А как был дундуком, так дундуком и остался, - он это вроде шутейно сказал, по-свойски, с усмешечкой.
А Силыч обиделся. Правда, виду особо не подал, но обиделся.
- Люди брешут, а ты повторяешь,- сказал он наставительно.- Ты вот пройди техникум, а я погляжу. Там лекции читают, объясняют все.
- Объясняют? - спросил Виктор.- Ну, ладно... Ты тогда нам, темным, хоть чего-нибудь расскажи, просвети нас. Во...- показал он на черный рупор репродуктора. Старинное радио у бабки на кухне висело. Теперь уж таких нет. Но оно работало. Виктор крутнул его, включая. Там запели. Потом выключил и к Силычу приступил: - Вот объясни, как оно орет. Ведь человека там нету.
- Нету, - подтвердил Силыч.- Он в Москве.
- А как же мы его слышим?
- Ну, как, по проводам,- снисходительно объяснил Силыч.
- Чего ж, от нашего Калача до Москвы провода протянули?
- Конечно,- уверенно сказал Силыч.- Везде провода, по дороге. Ты чего, не видал?
- А как же в машине? - не отставал Виктор.-Ты в машине едешь, а у тебя радио играет. Тоже по проводам?
- Ну, там другое дело. Там радиоволны... - пошевелил пальцами Силыч, как бы демонстрируя.
- Вот ты мне и объясни. Да не так вот...- тоже пальцами пошевелил Виктор, передразнивая.- А по-настоящему, как тебя в техникуме, на лекциях учили.
- Ну, ты даешь... Приемник тебе объясни. Да там столько всякого понапихано... В мастерской специалисты ничего сделать не могут. У соседа вон чинили-чинили, пока не выкинул. А у меня какая специальность? - попёр на Виктора Силыч. - Какой я техникум кончал? Автомеханический. Я вот тебе в машине...
- Спокойно, - остановил его Виктор.- Спокойно, не волноваться. Не надо мне приемник, в котором понапихано... Ты мне радио вот это объясни, - снял он со стенки черный рупор. - В нем бумага,-постучал он пальцем по черному картону, да вот тут какая-то хреновина. И все. Пионеры, школьники делают. Мой пацан вон не такие мастырит. А ты с техникумом, объясни.
- Ну, чего ты пристал?! - обозлился Силыч. - Прилип как репей со своим радио. Собрались выпить, по-человечески, а ты вечно...
В общем, выпивка поломалась. Силыч налил себе почти полный стакан, высадил его и ушел. Обиделся.
Домой шел и в душе матерился. "Стерва, язвенник гнутый выставляется... Рубль положил... Нету... - передразнил Силыч. - Нету, нечего и садиться. А то чужую водку жрет, да твоим же салом тебя же по мурсалам. И те тоже лыбятся...обругал он остальную компанию.- Прямо сикают от счастья. Как же, Силыча дундуком выставили. Какая радость! От зависти... Курва... Жить не умеют, раззявы, и на других косоротятся. На чужой карман. Все считают там, пересчитывают, сколько и чего... Да откуда взял. Откуда взял,- пообещал завистникам Силыч,- оттуда и еще возьму. И буду брать. И буду жить. А вы локотки кусайте, язву наживайте. Гнутики... Шкелеты..."
Силыч плечи расправил и пошел дальше, крепкий, налитой сорокалетний мужик.
"Хрен с ним, с вашим радио,- усмехнулся он.- Оно мне как-то до фени... Я и без радио..."
И вправду, Силыч без знания радио обходился. Кормил его автобус, и неплохо. Правда, в последние годы стало потруднее, контролеры там всякие и прочее. Но для дураков потруднее, а для умных, может, и легче. Силыч дураком не был, он знал, что и контролеры, и все остальные тоже жить хотят. Он умел с людьми обходиться. Не то что некоторые, у кого руки трясутся. А Силыч был человеком. У него и друзья были соответственные. Он знал, с кем дружить. В милиции, например... Зато уж с рыбой, с вялкой, Силыч не хоронился и не прятался. И по базарам не шнырял, потаясь. А делал все как положено, в открытую, спокойно. И возил куда нужно, и цены брал, какие другим и не снились.
Дом стоял у Силыча, из шести комнат. В гараже - вишневый "жигуль". Жена с золотыми зубами и все пальцы в кольцах. Сберкнижки были у жены и у него. На детей тоже завели, на всякий случай. Два парня у Силыча было: один в армии, другой подрастал.
Одним словом, Силыч жил. И очень многим не мешало бы у него поучиться, пока есть возможность. А не выставлять себя со всякими репродукторами.
Вспомнив об этом проклятом радио, Силыч стал думать о нем, размышляя, что это и вправду интересная штука. Где-то там, за тыщу верст, поет, а здесь слышно. Он поднапрягся и попытался прикинуть, как это так выходит, что слышно черт-те откуда, от самой Москвы. Он даже остановился, помыслил, вспоминая далекую школу и уроки ее. Но школа когда-то была и вся вышла. О техникуме и говорить не стоило: за "корочки" платил, не за что другое. Так что постоял Силыч, а в голове не прояснело. О телевизоре еще подумал. Там и вовсе: где-то пляшут и поют, даже в Америке, а ты гляди на них. Вот они, красотули, только что пощупать нельзя. "Техника, одним словом",- вздохнул Силыч. Вздохнул и тут же разозлился: "И хрен с ней, с этой техникой. Я им за это денежки плачу, чтобы они пели, и плясали, и придумывали, как себя показать. Пусть сидят головы поломают, а я денежки заплачу и глядеть буду. Не клят и не мят".
