Якуб Колас - На росстанях
Лобанович сидел и любовался. Из своих наблюдений он знал, что такие облачка появляются на небе перед грозой. Вскоре полоска исчезла. Солнце поднялось выше. Дохнул ветерок, густой, теплый. "Юго-западный, дождевой", подумал Лобанович. Он пошел в хату. Мать поставила на стол завтрак.
- Ячмень лежит несвязанный, уже и высох. Как бы дождь не пошел: что-то припаривает, - сказала мимоходом она.
Андрей вспомнил, что дядя с Якубом уехали утром на далекую болотистую пожню - там осталось с полвоза сена.
Позавтракав, Андрей взял большую охапку заранее заготовленных свясел для снопов и пошел вязать ячмень, скошенный на противоположном конце той полоски земли, на которой стояла их усадьба, неподалеку от сосняка. Часа через полтора ячмень был связан в снопы. Андрей аккуратно сложил их в копну, на всякий случай укрепил жердями, чтобы не разметал ее ветер во время грозы. Сверху положил оставшиеся свясла, а на них - сноп-шапку, расправленный в виде зонта. Но эта работа оказалась лишней. Со двора выезжала телега - дядя Мартин привез сено и теперь ехал вместе с Якубом забирать ячмень. Андрей помог наложить воз, а сам поспешил на Среднюю гору, которую любил с юношеских дней.
Там было тихо, спокойно, уютно. Один склон горы был покрыт желтым глубоким песком; кое-где попадались чахлые кустики можжевельника, убогие пучки чабреца и островки белого борового мха. Более всего нравилась Андрею гора за то, что с самой высокой точки ее открывался на редкость красивый вид. Особенно любил он смотреть в сторону большака, проходившего через Панямонь на Несвиж. В поле возле большака стояла и та чудесная сосна, неподалеку от которой незадолго до поездки в Вильну проходили Андрей с Янкой. Она поднимала из-за гребня занеманских пригорков кудрявую шапку-вершину и две могучие ветви, симметрично расположенные по обеим сторонам ствола. Казалось, какая-то сказочная женщина вошла по самую грудь в глубокую реку, вытянув в стороны руки, и вот-вот опустится в воду и поплывет.
Тем временем с юго-запада поднималась зловещая туча, она все шире и плотнее застилала небо. Из-за Немана доносилось глухое урчание далекого грома. Лобанович невольно повернул домой. Гроза приближалась. Вдруг рванулся ветер и перешел в такую бурю, что земля закурилась пылью. Кусты припадали к самой земле. Огненными стрелами вспыхивали молнии, и хлынул такой дождь, что вода сквозь стены затекала в хату.
Под натиском ветра хата дрожала и, казалось, вот-вот перевернется. Буря выкатила из-под навеса неокованное деревянное колесо, каким-то образом поставила его на обод и покатила в поле.
Когда гроза пропела до конца свою грозную песню и поплыла дальше, Андрей вышел посмотреть следы, которые она оставила. Двор весь был залит дождем. В огромных лужах плавала солома, выдранная из крыш. Колесо далеко откатилось от двора и, попав в борозду, беспомощно лежало на боку. Поднимая его с мокрой земли, Андрей огляделся вокруг, чтобы не подслушали его думку, и сказал самому себе:
- Не погонит ли в поле, как и это колесо, меня враждебная сила?
XXXIV
Лобанович шел из лесу и нес корзинку боровиков. Не доходя с полверсты до хаты, он услыхал за собой мягкий стук колес. Андрей оглянулся. В легкой, довольно щегольской бричке ехал урядник Стоволич. Сомнений не было, этот гость ехал к нему, Лобановичу. Андрей сошел немного с дороги и остановился. Догнав пешехода, урядник сдержал коня.
- День добрый! - приветствовал он Лобановича. - Садитесь, подвезу, хотя, правда, тут недалеко.
- Вы, верно, с каким-то сообщением ко мне? - спросил Лобанович, садясь в бричку.
- Угадали, есть такое дело, - ответил урядник и замолчал.
Молчал и Лобанович: до хаты совсем близко, там все станет известно, выказывать же нетерпение перед урядником он не хотел.
Заехать во двор урядник отказался: не имел времени. Он остановил коня возле частокола, забросил вожжи на столб, взял портфель и вместе с Лобановичем пошел в хату. Андрея очень тронуло поведение Якуба - он сбегал в гумно и принес охапку лучшего сена для коня урядника. Этим, видимо, хлопец думал задобрить урядника, словно от него зависело дать Андрею облегчение. Обеспокоена была и мать: она знала, что такие посещения ничего доброго не приносят.
В хате урядник снял фуражку, что немного удивило Андрея, и сел за стол. Не торопясь достал из портфеля бумажку.
- Вот, распишитесь в получении. - Урядник развернул разлинованный журнал.
Лобанович взглянул на бумажку. Это была повестка от Виленской судебной палаты с вызовом явиться на суд 15 сентября 1908 года в одиннадцать часов дня. В повестке подчеркивалось, что в случае неявки в указанное время подсудимый будет арестован и доставлен в суд под конвоем. Лобанович расписался и взял повестку. Прочитав ее еще раз, он проговорил, ни к кому не обращаясь:
- Катись, мое колесо, пока катишься!
Урядник не понял, на что намекает Лобанович, да и самому Андрею фраза эта была не совсем ясна, хотя в ней был какой-то смысл. Видимо, он вспомнил колесо, которое недавно выкатила буря со двора в поле.
- Знаете что, - сказал урядник, - давайте поедем в Панямонь. Зачем вам оставаться здесь одному? Проветриться надо.
Андрей удивился: урядник ему сочувствует и хочет отвлечь от грустных мыслей... Вот тебе и урядник, полицейский чин!.. А может, здесь какая-нибудь хитрость? Лобанович поблагодарил.
- Боюсь, что задержу вас, я не завтракал еще, - отказывался он.
- Какая же это задержка - завтрак! Можете потерпеть полчаса? А за это время мы будем на хуторке, там и позавтракаем. Поедем?
И действительно, почему не поехать?
Они сели в бричку, миновали Микутичи, а затем через Неман, вброд, выбрались на дорогу, проехав мимо Нейгертова, где жил Янка Тукала. Андрею стало грустно. "Эх, Янка! Думал ли ты, что я поеду с урядником возле твоей хаты и не зайду в нее? Но тебя здесь нет. И ты молчишь, не промолвишь мне ни одного слова! Неужто ты умер для меня?"
Его мысли прервал урядник:
- В чем же вас обвиняют? - спросил он. - За что судят? Почему всех освободили от суда, а вас нет?
Лобанович усмехнулся и сказал:
- В народной сказке рассказывается так. Шел кот лесом, встретил его волк. "Куда идешь, кот?" - "Иду судиться". - "А в чем твоя обида?" спрашивает волк. "Как же не обида, - отвечает кот, - нашкодит кошка, а вину возлагают на кота". Вот и со мной так - кто-то написал воззвание к учителям, а меня за него судить будут.
- Как же так? - удивился урядник.
Лобанович объяснил, как обстоит дело и почему так вышло.
Урядник верил и не верил.
- Если не вы писали, так за что судить вас? Может, здесь еще что-нибудь примешано?
- Этого я не знаю, а если примешано, то не по моей вине и не с моей стороны, - ответил Лобанович и подумал:
"А впрочем, черт его знает, может, подсмотрели, как я с Янкой прибивал к кресту прокламацию? Нет, тогда и Янку взяли бы в оборот".
Из-за пригорка выплыл хуторок, усадьба мелкого арендатора. Урядник повернул коня к высоким воротам, над архитектурой которых, видно, ломали головы местные архитекторы, а может, и сам хозяин. Ворота состояли из двух толстых дубовых столбов, ровных, старательно выстроганных, с дубовой перекладиной на них. Отступив от одного и от другого конца перекладины на аршин, на ней прикрепили еще четыре бревнышка; каждое следующее симметрично укорачивалось и было с концов затесано наискось. В верхнее, самое коротенькое бревнышко был воткнут шпиль, заостренный вверху, как иголка.
- Вот выдумал себе ворота Язеп Глынский, - проговорил урядник, останавливая копя.
Андрей выскочил из брички, через калитку вошел во двор, чтобы открыть ворота, но в эту минуту из хаты показался сам хозяин, лысый, средних лет человек, в расстегнутой жилетке. Глынский был шляхтич и стремился хоть чем-нибудь отличаться от простого мужика.
- Пожалуйста! Пожалуйста! - быстро говорил Глынский, открыв ворота.
Едва бричка остановилась, он подбежал к уряднику и потряс его руку обеими руками.
- День добрый! День добрый! Как же вы вовремя приехали! Как раз к завтраку! Пойдем же в хату!
Лобановича он совсем не замечал, хотя и знал его, и даже руки не подал. Глынский не любил Лобановича за то, что тот "забастовщик" и готов отбирать землю у панов и арендаторов. А такие люди босяки и бездельники, по мнению Глынского. Лобанович отстал от арендатора и от урядника и уже думал, где бы ему скрыться, но урядник оглянулся и воскликнул:
- А вы что ж, Андрей Петрович?! Идем в дом!
Тогда уже и хозяин изменил свое поведение по отношению к "забастовщику". Он подбежал к Андрею, взял его под руку и повел к двери.
- Пожалуйста! Пожалуйста, заходите! Когда-то мы с вашим покойным отцом были добрыми знакомыми...
Глынский повел гостей в чистую половину хаты. В довольно просторной комнате всюду стояли вазоны с цветами, очень распространенными в крестьянском обиходе; воздух был чистый, прохладный. Среди фикусов уютно пристроился стол, застланный белой скатертью.
