Глеб Успенский - Том 7. Кой про что. Письма с дороги
«Заметка» и в рукописных и в печатных текстах шла дополнением к рассказу «Не быль, да и не сказка». В наборной рукописи она называлась «Заметка „кстати“». Очевидно, цензура не допустила к печати в журнальном тексте слова, имеющиеся в рукописи, о том, что досуг обеспеченных людей Персии был куплен «чужими трудами, чужим потом и кровью»; строки о том, что существующие отношения между мужчиной и женщиной в буржуазном обществе, «неизбежные при известном строе жизни», могут стать иными только при его «коренном изменении»; выброшен конец заметки, в котором говорилось, что капиталистический строй должен быть заменен «народным строем» (в Сочинениях вместо этих строк появилась более осторожная концовка: «Мы не беремся…» — см. стр. 202 настоящего издания).
Так же, как и в рассказе «Не быль, да и не сказка», морально и социально разложившейся семье буржуазного общества Успенский противопоставляет трудовую семью «в среднем и особенно низших классах».
Заметка Успенского основана на материале, который он почерпнул из статей: Д. К. «Персидский эндерун. Письма из Тегерана» и П. Д. Боборыкин «Дюма-сын в новом освещении». Обе статьи были напечатаны в «Вестнике Европы», 1886, октябрь.
Хуссейн (VII в.) — сын калифа Али, которого персияне считали единственным законным наследником Мухаммеда. Представление «тазие» заключалось в торжественном оплакивании судьбы Хуссейна и его потомков, погибших в битве, из-за чего персияне навсегда утратили главенство в мусульманстве.
Дюма-сын Александр (1824–1895) — известный французский драматург и романист, который в своих художественных произведениях и брошюрах («Мужчина и женщина», «Убей ее!» — «Tue-la!» и др.) развивал тему о положении женщины в семье и обществе.
Де Рион — герой пьесы Дюма «Друг женщин» (1864).
Бурже Поль (1852–1935) — французский поэт, романист и критик-импрессионист. Статья П. Д. Боборыкина, которую цитирует Успенский, является изложением критического этюда (essai) Бурже «Александр Дюма-сын», напечатанного в одном из его сборников (в русском переводе в двух томах: «Очерки современной психологии». Пер. Э. Ватсона, СПБ., 1888).
Шопенгауэр Артур (1788–1860) — немецкий философ-идеалист. Слова Успенского: «нечто страшное-престрашное» относятся к фразе Шопенгауэра, цитируемой в статье Боборыкина: «Мужчины побуждаются, когда они любят, не безнравственной похотью, не божественным обаянием. Они работают для гения рода; не зная того, они в одно и то же время — его орудия, его маклера и жертвы его обмана» («Вестник Европы», 1886, X, стр. 484).
…во втором томе этого издания… — Успенский имеет в виду второй том второго издания своих Сочинений, где он поместил цикл очерков «Письма с дороги», в котором и пишет о «мечтаниях и мечтателях», — см. настоящий том, стр. 360–366.
«Взбрело в башку»*
Рассказ был напечатан впервые в «Русской мысли», 1888, VI, как самостоятельный рассказ тогда, когда весь цикл «Кой про что» был уже давно закончен. Однако это произведение тесно связано с рядом рассказов цикла — в нем говорится о событиях, происшедших «после урожая» осенью 1887 года в той же деревне Сябринцы, Новгородской губернии. В архиве Успенского сохранились два небольших отрывка рукописи и полная корректура ранней редакции рассказа с многочисленными поправками, рукописными вставками и вычеркнутым текстом, свидетельствующими о коренной переработке рассказа.
Первая редакция рассказа — простое бесстрастное изложение одного из деревенских происшествий; в окончательной редакции Успенский показывает нам сложную психологическую драму, вызванную определенными социальными условиями и истолкованную писателем при помощи его теории «власти земли». Соответственно этому коренном переработке подвергся образ Ивана Алифанова — вместо рядового крестьянина первой редакция; выбитого из привычной колеи волей «слепого случая», во второй редакции мы встречаемся с умным, независимым, волевым человеком, благородным и совестливым. Сложнее даны и его переживания, связанные с воспоминаниями о его первой любви, освобожденные во второй редакции от всех элементов плотского, чувственного; многообразнее показаны и его взаимоотношения с женой. Муки, страдания и падение Ивана Алифанова во второй редакции объясняются отходом его от «трудовой тяготы» крестьянской жизни, появлением в деревне «не-деревенских» неожиданностей, «не-деревенских» переживаний, городских «сентиментальностей». В первой редакции рассказа Ивана Алифанова бог покарал за грешные мысли и поступки в отношении к Аннушке, во второй редакции грех стал гораздо более серьезным — грех по отношению к «земле-матушке». Мечтания Алифанова «о счастии труда в поле, в лесу, в доме» возбудили в нем жажду жизни и способствовали полному его духовному возрождению как крестьянина.
Рассказ «Взбрело в башку» не раз печатался в «изданиях для народа». Еще при жизни писателя, в 1890 году, в изд. «Пчелка-Правда» В. И. Икскуль этот рассказ, совместно с рассказами «„Четверть“ лошади» и «Квитанция», вызвал отрицательный отзыв цензора С. И. Коссовича, который обращал внимание цензурного комитета на то, что все три рассказа «написаны на одну и ту же тему о безвыходном положении бедного класса». «В рассказе „Взбрело в башку“, — писал цензор, — описываются похождения крестьянина Ивана Алифанова. Долго жил этот крестьянин обстоятельно, некогда было ему думать про „свою жизнь“, за постоянною и усиленною работою. На его несчастье наступил урожайный год. Алифанову открылась возможность отдохнуть. Явился досуг, а за ним и думы. Припомнились мужику обиды, перенесенные им безвинно в течение долгой его жизни. Закручинился Алифанов, запил. Пил он без просыпу и чуть не замерз пьяный на улице. В больнице он опомнился и увидел ясно, что от всех бед одно только ему развлечение на земле — каторжный труд». Рассказы были допущены к печати только «в виде исключения для баронессы Икскуль».
В издании для народного чтения рассказ читался в среде фабрично-заводских рабочих, и, судя по отзывам рабочих, это произведение было правильно понято ими: «Один рабочий понял было, что автор хочет сказать, что „все произошло из-за свободного времени“. Другие слушатели ему возразили: „Не из-за свободного времени, а потому, что обстановка тяжела вообще, виною всего — „тягость положения“, только по этой причине свободное время отзывается так тяжело“».
Сюжет рассказа основан на подлинном происшествии в деревне Сябрннцы. В. Г. Короленко в своих воспоминаниях «О Глебе Ивановиче Успенском» рассказывает о прототипе Ивана Алифанова: «Сюжет рассказа разыгрывался у него <Успенского> на глазах в Чудове, и на некоторое время всех нас, своих друзей, он втянул в эту печальную историю, все фазы которой он переживал, как мы переживаем разве опасную болезнь самых близких людей. В этот раз он уговорил меня ехать с ним в Чудово, желая показать этого человека:
— Может, вы ему что-нибудь скажете… Вы не можете себе представить, что это за человек!.. Какая душа! Просто замечательная! И как его всего перевернуло… Вот вы увидите сами… вот увидите!
Человек этот был местный крестьянин, занимавшийся извозом, и, приехав в Чудово, Глеб Иванович тотчас же кинулся к перилам деревянного вокзального перрона, выглядывая своего Герасима (имя я, впрочем, забыл) среди ожидавших на площади извозчиков…
Герасима не оказалось, и вместо него нас повез другой извозчик, мужичонко неприятного вида, болтливый, с фальшивыми нотами в голосе. Глеб Иванович спросил у него о Герасиме, и затем, при разглагольствованиях нашего возницы, какие-то тени внутренней боли проходили по его лицу.
— Вот… вот видите… — сказал он мне при какой-то особенно резнувшей ухо фразе извозчика… — Никогда Герасим не скажет такого. Ник-когда! Просто удивительно деликатный человек…» (В. Г. Короленко. Собр. соч., т. 8, Гослитиздат, М., 1955, стр. 41).
О прототипе Олимпиады Петровны Успенский пишет в своих письмах к жене и к Гольцеву от 8.VI.1888 г.
«Выпрямила»*
Очерк был напечатан впервые в «Русской мысли», 1885, V, в цикле «Через пень-колоду». Рукопись не сохранилась. Замысел очерка возник в 1884 году. В письме к M. M. Стасюлевичу от 22 декабря 1884 года Успенский обещает ему написать работу «в совершенно новом роде, без всякого народничества». «Я начал для „Вестника Европы“ небольшой очерк „Венера Милосская“, — пишет Успенский, — работа совершенно новая и, я уверен, для многих из моих читателей совершенно неожиданная по теме, хотя ни по содержанию, ни по форме не имеющая ни малейших претензий явиться в чужой шкуре или представиться знатоком художественных произведений. Нет, это просто рассказ, так сказать, о личном знакомстве человека улицы с такими неожиданными для него впечатлениями, которых он долго даже понять не может, но от которых и отделаться также не может, критикуя ими ту же самую уличную, низменную действительность, к которой он сам принадлежит. Этот рассказ мне хвалили почтенные люди, — но я решительно не могу взяться за него теперь, я просто утомлен».