Тарас Бурмистров - Ироническая Хроника
24 Июля 2000 года Heil Stauffenberg!
Как сообщила радиостанция "Deutsche Welle", в Берлине на прошлой неделе состоялась торжественная церемония по случаю 56-й годовщины со дня покушения на Адольфа Гитлера. Поразительно, как сильно иногда с течением времени переосмысливаются исторические события. Еще немного, и немецким школьникам будут рассказывать на уроках истории о героической борьбе народов Германии с немецко-фашистскими захватчиками. И кульминационным моментом этой борьбы станет взрыв портфеля с бомбой, заботливо положенного графом Штауффенбергом к ногам фюрера на оперативном совещании 20 июля 1944 года. Граф заблуждался: ход истории невозможно переломить такими простыми средствами, как адская машина, даже самого лучшего британского производства. Как сказал Наполеон в 1812 году: "Я чувствую, что меня влечет к какой-то цели, которой я не знаю. Когда я ее достигну, достаточно будет атома, чтобы меня низвергнуть, но до тех пор все человеческие усилия против меня бессильны". Когда Штауффенберг оставил свою бомбу на полу неподалеку от Гитлера и вышел "позвонить", как он сказал, один из участников совещания, полковник Хайнц Брандт, машинально задвинул мешавший ему портфель под массивный стол с картами. В это время генерал Хейзингер делал доклад о положении дел на Восточном фронте. "Русские наступают крупными силами в западном направлении", говорил он. "Если мы немедленно не перебросим туда группу армий, произойдет непоправимое...". В этот момент раздался страшный взрыв. Стол, под которым лежал портфель с бомбой, разлетелся на куски, потолок рухнул, и густые клубы дыма заволокли помещение. Двадцать четыре человека были убиты на месте, еще несколько умерли позднее от ранений. Но сам Гитлер остался жив; он отделался легкими повреждениями и вскоре уже лично руководил подавлением мятежа.
Однако то, что не получилось в свое время у графа Штауффенберга, с легкостью удается сделать теперь современным немецким политикам. Хоть и невозможно по своей воле направить ход истории в другое русло, но нет ничего легче, чем переписать ее наново, когда историческая драма уже сыграна. Лгать при этом вовсе не обязательно: достаточно лишь слегка сместить акценты, подчеркнув одни события и затушевав другие. Впрочем, немцев можно понять. Конечно, их вина огромна и непростительна, но сколько же можно жить целому народу с постоянным сознанием своей исторической вины? Всемирная история это бесконечная череда войн, вторжений и завоеваний; вся она замешана на крови и насилии. В конце концов, от России в уходящем столетии тоже немало народов "сильно потерпели", но все же мировое сообщество совсем не третирует сейчас русских так, как немцев (несмотря на то, что Советский Союз рухнул относительно недавно, а в Германии со времен Третьего Рейха сменилось уже два поколения). Похоже, что США, олицетворяющие ныне это самое "мировое сообщество", по-прежнему придерживаются своей старой доброй доктрины: "to keep Russians out" и "to keep Germans down".
С чем же связано столь ревностное желание Америки поставить немцев на место? Вашингтонская политика - это удивительный сплав усилий самых различных групп влияния. Иногда складывается впечатление, что никакой самостоятельной американской линии в мировой политике и вовсе нет, а все решения в США принимаются под давлением тех или иных национальных лобби, выражающих волю своих стран и народов. Шестимиллионная еврейская община здесь играет далеко не последнюю роль. В чудесном старом рассказе Исаака Бабеля небезызвестный Беня Крик заявляет: "Разве со стороны Бога не ошибкой было поселить евреев в России, чтобы они мучились, как в аду. И чем было бы плохо, если бы евреи жили в Швейцарии, где их окружали бы первоклассные озера, гористый воздух и сплошные французы? Ошибаются все, даже Бог".
Еврейский Бог исправил свою ошибку - он поселил свой народ даже не в Швейцарии, а в Америке, этой стране обетованной, с ее молочными реками и кошерными берегами. Как же теперь этому народу не взять реванш, хотя бы психологический, за долгую цепь исторических унижений?
17 Сентября 2000 года Московская эстетика
Правительство Москвы приняло закон "О потребительской корзине", в котором детально расписываются потребности среднего москвича. Составители этой самой "корзины", кажется, предусмотрели все, вплоть до туалетной бумаги, которой на год каждому столичному жителю полагается целых 36 рулонов (около пяти метров в день). Тем не менее закон вызвал некоторое недовольство Юрия Лужкова, который заметил буквально следующее: "Квашеная капуста есть, а эстетического раздела нет. Человек должен реализовывать свои эстетические потребности. Тем мы и отличаемся от братьев наших... других".
Как представитель "других братьев" москвичей, могу сказать, что эстетические потребности самого Юрия Михайловича давно уже приковывают мое самое пристальное внимание. Недавно мэр Москвы осматривал свое любимое детище, храм Христа Спасителя, и, как сообщили информационные агентства, "остался не совсем доволен качеством ликов святых на стене зала - по его мнению, они слишком мрачные и угрюмые". И в самом деле: за такие деньги можно было сделать что-нибудь и повеселее. Впрочем, художественные вкусы сильных мира сего часто оказывались весьма сомнительными. Помнится, в Сикстинской капелле по распоряжению папы римского пририсовывали одно время нижнее белье к фигурам Микеланджело. Хорошо, что градостроительный порыв Лужкова ограничивается только одним городом, притом таким, которому уже ничего не страшно в архитектурном отношении. Правда, московский мэр заявил как-то мечтательно, что "он бы и Колизей достроил", но все же есть надежда, что он займется своим Третьим Римом, оставив хотя бы Первый и Второй в покое.
Год назад мне пришлось побывать в Москве, и я ехал туда, надо сказать, с большой неохотой. Однако, осмотревшись на месте, я отметил все-таки хоть и небольшие, но перемены к лучшему. Чудищ на улицах и набережных на сей раз добавилось несколько меньше, чем обычно; высокомерия и спесивой заносчивости москвичей, так неприятно действующих на приезжих, тоже чуть поубавилось. Но больше всего меня удивило, что в Москве - о чудо! - как будто перестали читать "Московский комсомолец". Я ни за что не поверил бы, что это когда-нибудь случится, если бы не увидел своими собственными глазами. Эта газета, с ее откровенно хамским подходом к русской действительности, поглощалась москвичами каждый день так жадно и неистово, как будто в ней содержались какие-то просто неслыханные истины и откровения. Непонятно, что в ней их так привлекало, но я никогда не видел, чтобы периодическое издание, да еще откровенно желтого пошиба, имело где-нибудь еще такой успех. "Московский комсомолец" стал одним из символов новой Москвы, наряду с идолом Петра I, катакомбами на Манежной площади и все тем же Храмом Лужкова-Спасителя.
Видимо, по указанию последнего все московское метро залепили поэтическими и прозаическими отрывками, имеющими хоть какое-то отношение к г. Москве, переворошив для этого, похоже, всю русскую словесность. Уж не знаю, для чего это делается; может быть, Москва испытывает некую неуверенность в своем значении и пытается преодолеть этот комплекс культурной неполноценности, доказав всем, а пуще всего себе, что она сыграла какую-то роль в русской культуре. К сожалению, там не было авторов самых проникновенных стихов о Москве, как, например, Мандельштама:
Все чуждо нам в столице непотребной:
Ее сухая черствая земля
И буйный торг на Сухаревке хлебной
И страшный вид разбойного Кремля.
Она, дремучая, всем миром правит.
Мильонами скрипучих арб она
Качнулась в путь - и полвселенной давит
Ее базаров бабья ширина.
Ее церквей благоуханных соты
Как дикий мед, заброшенный в леса,
И птичьих стай густые перелеты
Угрюмые волнуют небеса.
Она в торговле хитрая лисица,
Она пред князем - жалкая раба.
Удельной речки мутная водица
Течет, как встарь, в сухие желоба.
Или Ахматовой, под характерным названием "Третий Зачатьевский" (имеется в виду переулок в Москве; для этого города очень типичны такие наименования, как "Собачья площадка" или "Кривоколенный переулок"):
Переулочек, переул...
Горло петелькой затянул.
Тянет свежесть с Москва-реки,
В окна теплятся огоньки.
Покосился гнилой фонарь
С колокольни идет звонарь...
Как по левой руке - пустырь,
А по правой руке - монастырь,
А напротив - высокий клен
Красным заревом обагрен,
А напротив - высокий клен
Ночью слушает долгий стон.
Или ее же:
Стрелецкая луна. Замоскворечье. Ночь.
Как крестный ход идут часы Страстной недели.
Мне снится страшный сон. Неужто в самом деле
Никто, никто, никто не может мне помочь?
В Кремле не надо жить - Преображенец прав,
Там зверства дикого еще кишат микробы,
Бориса дикий страх, и всех Иванов злобы,
