Петр Проскурин - В старых ракитах
- Не-е, - заявил он с готовностью, - не-е, Вась, не бухнешь, не-е... И я не бухну, и ты не бухнешь.
- Бухну!
- Не-е, не-е, - от упоения и чувства противоречия Андрей зажмурился. Не-е, наша с тобой витаминная мука кончилась...
- Что? - ошалело вскинулся было Василий, но тут же опал, посидел, раздумывая под лихорадочно блестевшим взглядом Андрея, затем молча и сосредоточенно налил водки в оба стакана, придвинул один Андрею. Тот так же молча взял, выпил.
- Знаешь, если ночевать здесь, надо протопить, - сказал Андрей, посмотрел на печь в горнице, сложенную, по обычаю, продолговатым столбом во всю высоту помещения. - За зиму отсырело, у меня так ломота по спине и шастает. А то завтра не разогнешься. Пойду-ка я дровишек принесу.
Василий не стал удерживать его, и скоро Андрей раз"
жег в печи огонь, принес дров про запас и, сидя у огня, протягивал к нему руки, долго, наслаждаясь, молчал.
- Опять дождик пробрызгивает, - сказал он наконец. - А такая тьма, вроде раньше такого сроду не было.
- Иди, давай выпьем, - предложил Василий. - Что-то в душе, эх, крутит, крутит...
- Да чего там, - попытался как-то притушить остроту момента Андрей. Что теперь рассуждать: то да се, гадай теперь, как оно могло быть. А дело оно простоеживешь и живи себе...
- Выпьем...
- Давай. - Андрей прихватил стакан короткими, сильньши пальцами, поднял его. - Хорошая водка... вон как синью отдает. Чистая. У нас все больше по самогону ударяют. Хоть и деньжата пошли немалые, а все привычка, не очень-то на это дело бросать привыкли... Ну...
Они взглянули друг на друга, отхлебнули. Василий откусил бок от моченого яблока, Андрей подумал, поглядел на селедку и закурил.
- Знаешь, тебе надо завтра в сельсовет заглянуть, - сказал он.
- Зачем?
- Как же... Надо вот дом на тебя переписать.
- Кому он нужен, этот дом, теперь... Вон их сколько в поселке, стоят доживают...
- Ну, это другое дело, - Андрей пошел, поправил дрова в печи, опять, задумчиво щурясь, долго смотрел в огонь, затейливо и дико игравший у него на лице. - Это уж другое дело, а закон есть закон... Нужно тебе, нет, а порядок должен быть...
Василий промолчал, время близилось, пожалуй, к полуночи, но спать по-прежнему не хотелось, из окон глядела тьма, и, хотя от этого не исчезало ощущение, что тебя кто-то безжалостный и насмешливый неотступно разглядывает, Василий старался не обращать на это внимания. Он не представлял, что будет дальше и как скоротать время до утра.
- А тебе чего? - сказал, опять возвращаясь к столу, Андрей. - Будет у тебя этот дом вместо дачи, внуки пойдут, будешь привозить на природу... Грибы тут, ягоды, воздух... Ну, а не хочешь дачу, на дрова любой возьмет. - Андрей, словно вновь стараясь нащупать место неуязвимее, помедлил. Много, конечно, не дадут, а сотни полторы-две любой даст. Дрова сухие, близко, трактором зацепил и волоки.
- Может, ты и сам возьмешь? - слегка потирая пальцами словно в одночасье взявшиеся густой и сильной щетиной щеки, спросил Василий, его глаза приобрели какуюто звериную, обволакивающую глубину, но Андрей ничего не заметил.
- А я что? - пожал он плечами. - Мне тоже топить надо. Газ по плану еще через два года подвести обещают.
Да ведь обещать легко, у нас, сам знаешь, каждый, кому не лень, куда как на посулы здоров! Наловчились, хлебом не корми! А двести рублей тоже деньги, ты за них месяц горбишь.
Он хотел еще что-то сказать, но Василий сунул ему стакан с водкой, и они опять выпили, и, странное дело, и тот и другой словно пили не сорокаградусную московскую водку, а воду, лишь у Андрея слегка начинал лосниться разлапистый кончик утиного носа, отчего его лицо всегда имело несколько ехидное и заносчивое вьщажение, а теперь и того больше. Нос его как бы сам по себе, отдельно от выражения глаз и всего остального лица, задорно и откровенно улыбался. Андрей внутренне был уверен, что именно сам он жил и живет правильно, но только его бывший друг и соперник Васька Крайнев, уехавший в город в свое время по гордости своего характера, не хочет из-за собственной занозистости этого признать, пожалуй, он точно определил, что за бесценок, попросту говоря, за шиш с маком, отдавать большой благоустроенный дом обидно, да ведь здесь именно так и обстоит дело. Никому эти добротные, строившиеся в надежде на детей и внуков дома в мертвом поселке и задаром не нужны, так уж распорядилась жизнь, такую дулю в этом повороте выставила.
- А дом хороший, сколько труда сюда вбухано, - тихо, почти неслышно вздохнул Василий.
- Много, - согласился Андрей и, вздрогнув, поднял голову к потолку, казалось, какая-то тоскливая нота родилась, окрепла и с мучительным грохотом оборвалась.
- Ветер, - сказал Василий, чувствуя, как неуютно и тяжело становится ему в этом обреченном доме.
- Видать, где-то крыша прохудилась, - сказал и Андрей, хотя подумал совершенно о другом, о том, что старухи упорно твердят о домовом, о хозяине и что он все предчувствует и знает наперед. И вслед за тем он нервно оглянулся, он бы мог сто раз побожиться, что в доме вместе с ними был кто-то третий, и этот третий сейчас упорно глядел на него из темного угла. Тихий, но пронзительный холодок сладко тронул ему затылок.
- Вась, Вась...
- Чего тебе?
- Слушай, может, нам того... спать пора? - спросил Андрей.
- Спать? Ну иди ложись, вон на диван, как раз спиной к печке, тепло.
- А ты?
- Посижу, какой там сон...
- Ну, так и я еще посижу, - обрадовался Андрей. - Вот, говорят, ученые до всего дошли, могут этот мир хоть надвое, хоть на восемь частей расколоть... так?
- Не знаю.
- Говорят! - Андреи упрямо повел носом. - А вот что такое в человеке подчас сидит, ни один самый головастый академик не знает. Вот отчего стало мне страшно? Глянул я вон в тот темный угол, а оттуда на меня какие-то глазищи, да так, прямо в душу, а? Кто это знает?
"Все-таки водки много выпили", - подумал Василий, тоже отчасти проникаясь словами и сомнениями Андрея и чувствуя, что в доме действительно кроме них двоих есть кто-то третий, кто с самого начала неотступно следит за ними. Василий был не робкого характера, но сейчас и он посмотрел в дальний угол. Разумеется, ничего и никого там не было, лишь от тепла проступило на стене размытое продолговатое пятно сырости, удивительно похожее на человеческую фигуру.
- Вот и говори, что старухи басни рассказывают, - нервно сказал Андрей. - А я думаю, что не только у живой твари есть душа, она и у дерева есть, и у дома...
- Конечно, есть, - с каким-то странным, скрытым волнением, с непонятной готовностью подтвердил Василий.
- А-а, значит, и ты веришь? - в недоумении уставился на него Андрей, но Василий не отрываясь все смотрел и смотрел в угол. И в это время у него было какое-то злое лицо, Андрей даже отодвинулся подальше, и Василий, уловив это его движение, повернулся к нему, их глаза встретились.
- Ты чего? - первым не выдержал Андрей.
- Ничего, думаю, в самом деле пора прилечь, - сказал Василий. - Черт знает, разное лезет в голову...
Они никак не могли оторваться друг от друга, словно были чем-то нерушимым связаны, и тогда что-то произошло, что-то глухо стукнуло. Перегоревшее в самой середине тяжелое полено ударило одним концом изнутри печи о дверцу, и дверца приоткрылась, из нее выскочило несколько малиново-огненных угольев, они весело стрельнули прямо в лежавшую кучей у печи растопку, в измятую бумагу, в сухую бересту, стоявшую в корзине и заготовленную еще покойницей Евдокией.
Делая невероятное усилие, Андрей попытался встать на занемевшие ноги, но незнакомый, какой-то далекий и гулкий голос Василия придавил его к месту:
- Сиди, сиди...
И тогда Андрей в один миг все понял, он попытался независимо усмехнуться, но у него ничего не получилось.
И он лишь негодующим, прерывающимся шепотом спросил:
- Ты что? Того, с катушек съехал?
- Сиди, не твое дело, - все так же, казалось, спокойно сказал Василий. И что-то в его голосе было такое, что привставший было Андрей с готовностью опустился на свое место, ему сильно захотелось пить, и он пожевал вмиг пересохшими губами. Из корзины с берестой вначале упругой и темной струйкой тянул дымок, затем неожиданно показался язычок пламени, и почти сразу же вся корзина словно превратилась в живой и ядовито-мохнатый цветок, струйки огня, тоненькие вначале и упрямые, поползли по крашеному полу и легко, словно невзначай, перекинулись на ситцевую занавеску и уже стали лепиться к потолку, тоже покрытому желтоватой слоновой краской, здесь в свое время сам Василий трудился надо всем добротно и не спеша. В том, как огонь неслышно и в то же время с невероятной быстротой распространялся вокруг, было что-то завораживающее, ни Василий, ни Андрей не могли отвести от него глаз, и, казалось, ни один, ни другой даже не понимали, что происходит.
- Псих! - внезапно, словно очнувшись, тоненько закричал Андрей. - Псих! Ты ответишь! Ты...
Тяжелая и властная рука Василия придавила его к лавке, и Андрей, перепуганно кося, увидел жадный плеск огня в темных, замерших глазах Василия.
