Алексей Писемский - Масоны
Отобедав, он еще часов с пяти занялся своим туалетом и издержал несколько умывальников воды для обмывания рук, шеи и лица, причем фыркал и откашливался на весь дом; затем вычистил себе угольным порошком зубы и слегка тронул черным фиксатуаром свой алякок, усы и бакенбарды. Идя в аптеку, Аггей Никитич соображал, как его встретит пани Вибель - в таком ли дезабилье, в каком она явилась, когда он увидел ее в первый раз, или принарядится? Если она будет растрепашкой, то это скверно, а если наоборот, то хорошо: значит, она прямо для него прифрантится. Старого аптекаря он застал по-прежнему стоявшим у конторки и, расшаркавшись перед ним, передал ему письмо gnadige Frau. Приняв оное и заметив на верху конверта маленький крестик, весьма отчетливо изображавший два масонские молоточка, Вибель улыбнулся; но, прочитав самое послание, он окинул Аггея Никитича испытующим взглядом и медленно, выходя из-за конторки, проговорил ему:
- Покорнейше прошу пожаловать ко мне в кабинет!
Аггей Никитич пошел за ним и в дверях кабинета, между теми же двумя шкафами с narcotica и heroica, встретил пани Вибель, которая была одета далеко не по-домашнему и торопливо сказала ему:
- Пан Зверев, когда вы переговорите с таткой, приходите ко мне чай пить!
- Да, прошу вас, - поддержал ее Вибель.
Аггей Никитич молчаливым поклоном изъявил благодарность обоим супругам за такое приглашение: расчет его, как видит читатель, удался вполне.
Кабинет старого аптекаря оказался типом кабинетов аккуратных, дельных и расчетливых немцев. Все убранство в нем хоть было довольно небогатое, но прочное, чисто содержимое и явно носящее на себе аптекарский характер: в нескольких витринах пестрели искусно высушенные растения разных стран и по преимуществу те, которые употреблялись для лекарств; на окнах лежали стеклянные трубочки и стояла лампа Берцелиуса{28}, а также виднелись паяльная трубка и четвероугольный кусок угля, предназначенные, вероятно, для сухого анализа, наконец, тут же валялась фарфоровая воронка с воткнутою в нее пропускною бумагою; сверх того, на одном покойном кресле лежал кот с полузакрытыми, гноящимися глазами.
Усевшись сам и усадив своего гостя, старый аптекарь, видимо, хотел прежде всего расспросить о gnadige Frau.
- Госпожа Сверстова где же теперь живет? - сказал он.
- У Егора Егорыча Марфина, у которого муж ее служит врачом, - объяснил Аггей Никитич.
- Понимаю! - произнес не без глубокомыслия Вибель. - Я слыхал о господине Марфине!.. Это богатый русский помещик?
- Очень богатый и при этом масон.
- Так! - подтвердил Вибель. - Эмма Карловна, - продолжал он затем медленно, - рекомендует мне вас, как человека, ищущего и еще не обретшего истинного пути.
- Совершенно не обретшего! - подхватил Аггей Никитич, закидывая голову немного назад от напора разнообразных чувствований и от сознания, что если он искал в настоящие минуты, то не того, чего искал прежде.
- И вы находите меня способным подвести вас к этому пути? - спросил Вибель.
- Вполне! - отрезал ему Аггей Никитич.
- Но из чего же вы заключили это? - допытывался Вибель.
- Из того, что вы были под присмотром полиции! - снова отрезал Аггей Никитич.
- И теперь даже нахожусь! - воскликнул Вибель с явной гордостью. - А поэтому вы понимаете, как тут нужно поступать?
- Понимаю, - отвечал Аггей Никитич.
- Прежде всего надобно быть молчаливым, как рыба, - так?
- Так! - произнес Аггей Никитич.
Вибель после того погрузился в соображения.
- Значит, нашу работу мы должны разделить на значительное число уроков.
- Непременно-с! - воскликнул Аггей Никитич, обрадованный таким намерением Вибеля.
- А в настоящий вечер вам угодно будет выслушать мое первое вступление?
- С величайшей радостью! - произнес Аггей Никитич, уже струхнувший, чтобы не чересчур долго его наставник затянул свое вступление.
- Если так, то... - сказал Вибель и, встав с кресла, поспешил поплотнее притворить дверь, что он, наученный, вероятно, прежним опытом, сделал весьма предусмотрительно, ибо в эту дверь подсматривала и подслушивала его молодая супруга, которой он сделал свой обычный повелительный жест, после чего она, кокетливо высунув ему немного язык, удалилась, а Вибель запер дверь на замок.
- Вам, может быть, известно, - начал он, снова усевшись в кресло, - что франкмасонство есть союз?
- Известно, - отвечал Аггей Никитич.
- Но почему же это союз? - вопросил его Вибель.
Аггей Никитич не сумел объяснить, почему.
- Потому, - продолжал Вибель, - что проявлением стремления людей к религии, к добру, к божественной жизни не может быть единичное существо, но только сонм существ, кои сливаются в желании не личного, но общего блага.
Проговорив это, Вибель взглянул на Аггея Никитича, как бы желая изведать, понимает ли неофит{30}, что ему говорится, и, убедившись, что тот понимает, продолжал с еще большим одушевлением:
- Это стремление любить, соединяться создает целый ряд союзов, из коих одни тесны, каковы союзы: дружественные, любовные, брачные, семейные, корпоративные; другие, как, например, союзы сословные, государственные и церковные, более всеобъемлющи. Но самым широким союзом является тот, который ставит для себя лишь предел человеческого чувствования и мышления. Из этого союза не изгоняются те, которые веруют иначе, но только те, которые хотят не того и поступают не так; этот-то союз союзов и есть франкмасонство! Кроме сего союза, нет ни одного, в основе которого лежало бы понятное лишь добрым людям. В масонстве связываются все контрасты человечества и человеческой истории. Оно собирает в свой храм из рассеяния всех добрых, имея своей целию обмен мыслей, дабы сравнять все враждебные шероховатости. Совершается это и будет совершаться дотоле, пока человечество не проникнется чувством любви и не сольется в общей гармонии.
Аггей Никитич слушал Вибеля все с более и более возрастающим утомлением, потому что когда поучали его Егор Егорыч и Мартын Степаныч, то они старались снисходить к уровню понятий Аггея Никитича, тогда как добродушный немец сразу втащил его на высоту отвлеченностей и не спускал оттуда ни на минуту.
- Мы, люди... - начал было он снова, но в это время послышался стук в дверь.
- Wer ist da?* - сердито отозвался на это Вибель.
______________
* Кто там? (нем.).
- Позвольте мне ключ, достать medicamenta heroiса! - отвечал ему тоже по-немецки голос помощника.
- Какого именно? - спросил его на том же языке Вибель.
- Mercurius sublimaticus corrosivus, - пояснил помощник.
- Ah, ja, gleichviel!* - проговорил Herr Вибель и, знаменательно качнув головой Аггею Никитичу, заметил: - Это вот свидетельствует о нравах здешних!
______________
* А, да, столько же! (нем.).
Аггей Никитич также ответил ему знаменательным кивком, поняв, что хотел сказать аптекарь.
А затем Herr Вибель, отперев дверь, сунул помощнику ключ и, снова заперев ее, принялся, не теряя минуты, за поучение:
- Нам, людям, не дано ангельства, и наши чувственные побуждения приравнивают нас к животным; но мы не должны сим побуждениям совершенно подчиняться, ибо иначе можем унизиться до зверства - чувства совершенно противоположного гуманности, каковую нам следует развивать в себе, отдавая нашей чувственности не более того, сколько нужно для нашего благоденствия.
На этих словах Вибеля раздался уже не легкий удар в дверь, а громкий стук, и вместе с тем послышался повелительный голос пани Вибель:
- Генрику, пора чай пить; пан Зверев, идите чай пить!
Вибель при этом развел руками.
- Мешают!.. Как тут быть? - произнес он.
- Мешают-с! - подтвердил Аггей Никитич как бы тоном сожаления и в то же время поднимаясь со стула.
- Подождите! - остановил его аптекарь. - Когда ж вы еще желаете прослушать меня?
Аггей Никитич затруднился несколько ответом.
- Завтра вечером? - решил за него Вибель.
- Будьте так добры, завтра! - подхватил вспыхнувший в лице от удовольствия Аггей Никитич.
После этого Вибель повел своего гостя в маленькую столовую, где за чисто вычищенным самоваром сидела пани Вибель, кажется, еще кое-что прибавившая к украшению своего туалета; глазами она указала Аггею Никитичу на место рядом с ней, а старый аптекарь поместился несколько вдали и закурил свою трубку с гнущимся волосяным чубуком, изображавшую турка в чалме. Табак, им куримый, оказался довольно благоухающим и, вероятно, не дешевым.
- Генрику, отчего ж ты не предложишь курить Аггею Никитичу? - сказала пани Вибель.
- А, извините! - произнес Генрик и, обтерев костяной мундштук трубки, хотел было предложить ее Аггею Никитичу.
- Нет, пожалуйста! - отказался тот, кланяясь. - Я курю Жуков табак.
- Да, это другой табак, это кнастер; а сигары вы?.. - спросил Вибель.
- Сигары я курю, - отвечал Аггей Никитич.
Услышав это, Вибель торопливо сходил в свой кабинет и принес оттуда ящик сигар.
- Рекомендую: суха и прекрасно свернута, - сказал он, подавая одну из них Аггею Никитичу, который довольно неумело закурил сигару, причем пани Вибель подавала ему свечку, и руки их прикоснулись одна к другой.
