Николай Некрасов - Мертвое озеро
– - Садитесь,-- сказала хозяйка дома и стала читать письмо. Окончив чтение, она смело взглянула в глаза своей гувернантки и сказала: -- Очень рада, mademoiselle Анет, что буду иметь вас в доме. Об вас так много пишет madame Андерсон…
И она опять окинула с ног до головы mademoiselle Анет, которая довольно смело вынесла этот обзор.
– - Хотите видеть своих будущих учениц и учеников? -- спросила хозяйка дома после некоторого молчания.
– - Очень рада!
Хозяйка позвонила: вошел лакей, и ему велено было привести детей. Дети вошли через террасу в сопровождении желтой, сухой, вертлявой француженки с талиею в рюмочку. Ее впалые желтые щеки прикрывались взбитыми большими пуклями, как бы из тафты.
Дети, сделав реверанс и расшаркиваясь, поцеловали руку у своей матери, которая гладила кого по щеке, кого по плечу.
Француженка, сделав хозяйке почтительный реверанс, спросила, как ее здоровье, и устремила с жадностью свои черные глаза на mademoiselle Анет.
– - Дети, вот вам папа взял еще гувернантку; познакомьтесь с ней, проводите ее в сад,-- сказала хозяйка дома.
Дети отрекомендовались новой своей гувернантке и повели ее в сад. Уходя, mademoiselle Анет слышала следующий разговор между хозяйкой дома и француженкой, происходивший вполголоса на французском языке.
– - Какой гордый взгляд, какие манеры! как будто она вовсе не гувернантка! -- сказала хозяйка дома.
– - Ваш муж, верно, недоволен нами?
– - Нисколько! Он странный: боится, что дети забудут говорить по-русски.
– - Да на что им русский язык? они будут жить в порядочном кругу! -- возразила француженка.
– - Это его упрямство одно!
Mademoiselle Анет очень скоро подружилась с детьми. Старшую дочь звали Софи: ей было лет десять; меньшую -- Ольгой; сына старшего -- Эжень, а других двух -- Серж и Андре.
Эжень вовсе не походил на одиннадцатилетнего ребенка, а скорее на взрослого юношу: он не бегал, говорил отборными фразами и вообще имел повелительный тон старшего над сестрами и братьями.
В полчаса дети успели всё рассказать своей новой гувернантке -- когда встает папа и мама, как зовут их гувернанток: англичанку -- мисс Бетси, француженку -- mademoiselle Клара, а нянюшку -- mademoiselle Шарлот.
Mademoiselle Анет, гуляя по саду с детьми, которые показывали ей редкости его, заметила в нижнем этаже угловых комнат чьи-то глаза, выглядывавшие из-за ширм, стоявших на окнах. Она спросила, чья это комната.
– - Это папа,-- отвечали дети.
– - Он дома?
– - Он поздно встает, даже позже мама! -- поспешила ответить Софи.
Через несколько минут явился в сад Марк Семеныч. Дети радостно и шумно кинулись к нему: стали вешаться ему на шею, целовать его; даже преждевременно созревший Эжень превратился в ребенка. С минуту Марк Семеныч был весь в детях: он их ласкал, шутил с ними и потом, взяв дочерей на руки, поднес к mademoiselle Анет и сказал:
– - Честь имею рекомендовать вам моих резвушек.
Mademoiselle Анет поклонилась Марку Семенычу, приняла из его рук дочерей и, поцеловав каждую, поставила их на землю.
– - Любите их,-- тихо произнес Марк Семеныч растроганным голосом, собрав в кучу всех детей около mademoiselle Апет, которая тоже растрогалась и с чувством перецеловала их. Эжень весь вспыхнул и как бы обиделся такой фамильярностью.
– - Будьте строги к нему,-- шепнул Марк Семеныч mademoiselle Анет, указывая на старшего сына.-- Они успели его испортить… Дети, дети! -- прибавил он громко: -- Ну, кто скорее добежит до той скамейки?
Дети с криком пустились вперегонку.
– - Как она вас приняла? -- спросил Марк Семеныч и, не дождавшись ответа, продолжал: -- У ней несколько холоден прием, но в душе она очень добра. Вы были в своей комнате? Я боюсь, не покажется ли вам тесно. Вот ваши окна.
И Марк Семеныч указал на второй этаж над окнами его комнаты.
Дети, запыхавшись, возвратились, крича:
– - Папа, Софи, опять Софи добежала!
Софи кинулась к отцу и радостно сказала по-английски:
– - Я возле тебя буду обедать сегодня?
– - Дети, слушайте: когда вы будете со мной и с mademoiselle Анет, извольте говорить по-русски. Слышите! ни слова на другом языке,-- строго произнес Марк Семеныч.
– - Maman велит говорить с ней по-французски,-- заметил Эжень.
– - Прекрасно! значит, следует говорить с ней по-французски, когда она желает.
– - Да мне трудно говорить по-русски!
– - Учись! Mademoiselle Анет будет так добра, что станет поправлять твои ошибки.
– - Зачем нам говорить по-русски, папа? и с кем? у нас все гости говорят по-французски,-- заметил Серж.
– - Ты русский: значит, должен хорошо говорить по-русски; а не то над тобой будут смеяться: скажут, что ты не русский…
– - Мисс Бетси говорит, что по-русски одни мужицкие рожи говорят,-- перебил его Андре.
– - Вы видите, чему их учат эти иностранки! -- с тяжелым вздохом сказал Марк Семеныч.
Mademoiselle Клара, припрыгивая, бежала к ним.
– - Вот идет любимица моей жены,-- самая хитрая из женщин, каких я только видел. Держите себя осторожнее с нею.
– - Я притворюсь, что не понимаю по-французски.
– - И прекрасно сделаете!
– - Monsieur, ваша жена желает вас видеть,-- делая реверанс, сказала по-французски mademoiselle Клара.
– - Bonjour, mademoiselle, {Здравствуйте, мадемуазель! (франц.)} -- отвечал на поклон Марк Семеныч и пошел к террасе, где лежала в креслах особенного устройства хозяйка дома и покачивалась.
Марк Семеныч подошел к жене и поцеловал у ней руку.
– - Bonjour, -- сказала хозяйка дома, продолжая качаться.
Молчание длилось с минуту.
– - Ты дома обедаешь сегодня? -- спросила она.
– - Дома, Надинь.
– - Скажи, пожалуйста, что это за лицо, новая твоя гувернантка?
– - А что? не правда ли, она похожа на Веру?
– - Не заметила. Она какая-то странная! Ее манеры, голос, взгляд… как будто она что-нибудь важное… Где ты отыскал такую?
– - Ты знаешь, что у madame Андерсон пансион и очень часто из ее бывших воспитанниц идут в гувернантки. Я ее просил давно.
– - Интересно знать, как жила она, в каком доме,-- я уверена, что не на правах гувернантки,-- как бы рассуждая сама с собой, говорила Надинь.
Марк Семеныч искоса взглянул на жену, которая продолжала раскачивать креслы.
– - Если ты недовольна, ей можно отказать,-- заметил Марк Семеныч.
– - О нет, пожалуйста! я не вмешиваюсь в эти дела: делай как знаешь. Я так только заметила, что гордая осанка этой женщины или девушки мне показалась смешна. Но она очень недурна всё-таки. Я люблю хорошеньких женщин вокруг себя.
Марк Семеныч молчал, рассматривая цветы, стоявшие на террасе.
– - Да, я забыла тебе сказать, что серые лошади мои никуда не годятся. Я хочу вороных.
– - Друг мой, давно ли я купил для тебя серых потому, что вороные не нравились тебе?
– - Мне это нравится! Вы купите мне хороших серых, а не…
– - Но ты знаешь, что просили с меня за двух орловских рысаков, а тебе еще нужна четверка.
– - Вы знаете, что я не люблю вмешиваться в ваши дела,-- небрежно отвечала Надинь.
– - Я тебе бы это советовал, потому что тогда ты, может быть, не была бы так требовательна, тем более что у нас дети.
– - Вот ваш припев ко всему! Ну что могут иметь общего с орловскими рысаками дети? ну какое сравнение? -- горячась, говорила Надинь.
– - Граф Тавровский! -- доложил лакей, явясь в дверях террасы.
Надинь в минуту приняла самое беспечное выражение лица, грациозную позу, и, качнув с силою креслы, которые быстро стали качаться, она повернула голову к двери, где стоял Тавровский (тот самый, с которым мы уже знакомы; но тогда он был моложе, в самом расцвете лет). Он раскланялся с хозяйкой и с хозяином дома и сел возле Надинь, которая сказала:
– - Что нового?
– - Ничего… впрочем, я думаю, это будет ново: я ужасно устал и хочу спать! Представьте, мы вчера скакали верхом вместо жокеев,-- отвечал Тавровский.
– - Какие фарсы вы всё придумываете! и от этого вы не были на даче у князя? -- спросила Надинь.
– - Кто же выиграл приз? -- спросил в то же время Марк Семеныч.
– - Я,-- ответил Тавровский.
– - Значит, целая ночь прошла в поздравлениях?
– - Угадали, и я, как видите, только переменил туалет -- на лошадь и к вам!
– - Браво! -- смеясь, сказал Марк Семеныч.
– - Да вы так превратитесь в самом деле в искусного жокея,-- тоже смеясь, подхватила Надинь.
– - Это кто стоит с mademoiselle Кларой? Неужели мисс Бетси превратилась в такую худенькую и стройную? -- заметил Тавровский, глядя на луг, где бегали дети.
Надинь оправила вуаль на своей голове и довольно резко сказала:
– - Это новая гувернантка, русская.
– - Это что значит? зачем русская? -- спросил удивленный Тавровский, смотря на Марка Семеныча, который с досадою отвечал:
– - Я надеюсь, что моим детям надо уметь говорить по-русски?
– - Mademoiselle Клара, mademoiselle Клара! -- кричала Надинь, махая платком.
Француженка подбежала к террасе и раскланялась с Тавровским.
– - Позовите детей и… как ее…
– - Mademoiselle Анет?
– - Да!
Разговор, разумеется, был на французском языке, на котором Надинь и продолжала, обращаясь к Тавровскому:
