Михаил Салтыков-Щедрин - Том четвертый. Сочинения 1857-1865
Стр. 236. Сидорычи обвиняют Зубатова в том, будто он первый открыл Иванушек… но справедливость требует сказать, что заприметил тогда, когда уже и нельзя было не заприметить их… — «Лучше начать уничтожать крепостное право сверху, — говорил Александр II московскому дворянству 30 марта 1856 г., — нежели дождаться того времени, когда оно начнет само собой уничтожаться снизу». Об этом же напоминал царь в Государственном совете и 28 января 1861 г., предупреждая противников крестьянской реформы, что «всякое дальнейшее промедление может быть пагубно для государства» (см. «Освобождение крестьян». — «Колокол», л. 93 от 1 марта 1861 г.).
…когда Иванушки упали к нему, как снег на голову, он вздохнул… и вздохнул об вас, Сидорычи! — Собственная служебная практика Салтыкова убеждала его в том, что при осуществлении реформы правительство заботилось прежде всего об охране дворянско-помещичьих интересов: «Я люблю дворянство, считаю его первой опорой престола», — говорил Александр II, заверяя, что «интересы дворян всегда близки его сердцу» (из обращений к московскому и псковскому дворянству 31 августа 1858 г. и 11 ноября 1859 г.).
Стр. 238. Соника — сразу же, с первой ставки (термин карточной игры).
Стр. 239. Сидор Сидорыч. — В характеристике Сидора Сидорыча угадываются отдельные черты будущего Иудушки Головлева.
…Зубатов циркулярно и наистрожайше запретил употреблять что бы то ни было, кроме кротости… — Ирония в адрес «Манифеста 19 февраля», где царь призывал дворянство «исполнять новые положения в добром порядке, в духе мира и доброжелательства» и неоднократно напоминал об «уважении к достоинству человека и христианской любви к ближнему».
Стр. 240–241. Так ли поступили древние римские сенаторы… А Глупов?! — Сатирически осмеивая позицию русского дворянства, Салтыков противопоставляет трусливой разобщенности Сидорычей единство римских сенаторов, павших от мечей воинов Бренна, но не оставивших Сената. В этой же связи писатель упоминает о последнем наместнике Римской Галлии Сиагрии, который оставался верен империи, продолжая войну с франками в течение целого десятилетия после низвержения западно-римского императора Ромула Августула германским военачальником Одоакром (476 г.).
КАПЛУНЫ
При жизни Салтыкова напечатано не было. Первоначальная редакция (начало 1862 г.) впервые — в журнале «Нива», 1910, № 13, стр. 250–254;[228] позднейшая редакция (конец 1862 г.) впервые в «Литературном наследстве», т. 67, М. 1959, стр. 321–326.
Сохранились: 1) черновой автограф первоначальной редакции очерка с заголовком «Каплуны»; на полях листа 3-го рукою Салтыкова помета карандашом: «О том, что самое воздержание от жизни нужно подготовить»; 2) цензурный экземпляр корректурных гранок первоначальной редакции (предназначалось для «Современника», 1862, № 5), с заголовком: «11. Каплуны. Последнее сказание», эпиграфом из Гейне, многочисленными вычерками и подчеркиваниями цензора Ф. П. Еленева и с запретительной резолюцией министра просвещения А. В. Головнина, такой же, как на гранках «Глуповского распутства». Текст гранок восходит к неизвестной нам беловой рукописи. От чернового автографа текст гранок отличается большим количеством авторских изменений и дополнений; 3) корректурные гранки позднейшей редакции очерка в цикле-подборке «Глупов и глуповцы. I. Общее обозрение. II. Деревенская тишь. III. Каплуны» (для «Современника», 1863, № 1–2); 4) корректурные гранки январской хроники «Наша общественная жизнь» за 1863 г. с ненапечатанным в «Современнике» окончанием, представляющим собою переработанную часть очерка «Каплуны».
В настоящем издании печатается по цензурному экземпляру корректурных гранок майской книжки «Современника» за 1862 г. без учета цензорской правки, с проверкой по автографу. Переработанная и сокращенная редакция, предназначавшаяся для январско-февральского номера «Современника» за 1863 г., печатается по корректурным гранкам в разделе «Из других редакций» (стр. 505–512). Редакцию, которая вошла в состав «Нашей общественной жизни», см. в т. 6 наст. изд. («Из других редакций»).
Приводим важнейшие варианты черновой рукописи:
Стр. 245, строка 15 сверху. После: «в наше тревожное и тяжелое время» — в рукописи было:
И сытость и довольство собой (эти два, несомненно, главнейшие условия действительно счастливой жизни) так удачно сочетались в нем, что оба находятся в постоянном равновесии и служат как бы необходимым друг к другу дополнением. Сытость благоприятно действует на расположение духа, сообщая ему ту ясность и благодушие, которыми никогда не могут обладать птицы голодные или оборванные, а довольство душевное, с своей стороны, помогает его организму отчетливее переработывать всякую предлагаемую снедь и покрываться слоями жира с тою неторопливою, но прочною постепенностью, которая составляет предмет неистощимых утех для истинных знатоков и любителей каплуньей породы. Понятно, что после этого каплуны, по всей справедливости, считают себя вправе претендовать на всеобщее уважение.
Стр. 247, строки 1–2 сверху. После: «вера в непогрешимость булавочной головки» — в рукописи зачеркнуто:
Каплуны либо безусловно верят текучей, будничной жизни, либо считают ее не больше как шуткой, не больше как случайным и даже досадным эпизодом, ставшим поперек сочиненным ими идеалам. Первые — каплуны настоящего, вторые — каплуны будущего, но со временем также сделаются каплунами настоящего. При недостатке действительных жизненных интересов каплунство становится заразой, легко проникающей во все слои общественного организма; оно приобретает права гражданственности, оно делается силой почти всемогущею.
Стр. 251, строки 10–13 сверху. Вместо: «Очевидно… результатом соединенных усилий» — в рукописи было:
Как бы ни прекрасно было будущее, сулимое идеалами, но не сделается же оно само собой, но оно тоже должно быть результатом соединенных частных усилий; не будет этих усилий, не будет и будущего, просто ничего не будет.
Стр. 254, строка 18 сверху. После: «чтоб увлечь толпу сразу» — в рукописи зачеркнуто:
надобно иметь гений толпы, надобно носить в груди сердце ее. Как ни общеизвестны, как ни истасканы эти истины, но для каплунов они новы. Каплуны зарядились своим курлыканьем, каплуны жиреют, благословляют судьбу, посадившую их на пенсионное положение, а от нечего делать надзирают за поведением людей, у которых все органы в целости. Каплуны не понимают, что мысль, как бы она ни была велика сама по себе, но покуда сосредоточена в кабинете, покуда обращается в тесном кругу знакомых каплунов и не пущена в толпу, до тех пор это не мысль, а одинокое любострастное самоуслаждение, что мысль хороша на улице, хороша в поле, а не в душной и затхлой атмосфере четырех стен.
Стр. 254, строка 5 снизу. После: «и по штату совсем не положено» — в рукописи зачеркнуто:
Как ни стары, как ни истасканы эти истины, но для каплунов они новы. Зарядившись курлыканьем и благословляя судьбу, посадившую их на пенсионное положение, они благополучно жиреют и, от нечего делать, надзирают за поведением людей, у которых все органы целы.
И тут-то пускается в ход система бездельнического подглядыванья и подслушиванья, система отвратительного судачения, которая еще в древнейшие времена составляла славу и гордость Глупова. «Глуповцам хлеба не надо, глуповцы сами себя едят», — сказал когда-то некоторый мудрец, и сказал, сам того не зная, великую истину.[229] Глуповцы чутьем слышат, что где-то около них имеется повод к скандалу, и, поднюхав его, выказывают плотоядность примерную. Целая человеческая жизнь призывается к суду, выворачивается наизнанку, распарывается по швам и разглядывается с тою мелочною кропотливостью, на которую способно лишь усердное н продолжительное упражнение в праздности.
Но каплунам весело, каплуны лакомы и, по мере насыщения, приходят все в большую и большую плотоядность: им мало человеческой жизни, они требуют к ответу папеньку и маменьку и призывают в свидетели братцев.
— Я еще его маленьким знавал, — говорит один каплун, — и до сих пор очень помню, как он на меня однажды гувернеру сфискалил!
— А помните, как он однажды на станции писаря по щекам прибил… ведь как хотите, а это неуважение к человеческой личности! — говорит другой.
— А тетка-то, тетка-то его! вы у меня спросите, кто его тетка! — восклицает третий.
Каплуний синедрион свирепеет и, подобно бульону, кипящему на огне, выражает свою спелость разнообразнейшими брызгами и волдырями.
Мы не располагаем точными данными о времени возникновения замысла «Каплунов», Впервые в печати более или менее подробно тема очерка — что и как должна делать в новых пореформенных условиях демократическая интеллигенция? — освещена писателем в очерке «К читателю», написанном в конце 1861 г. («Современник», февраль 1862 г., см. т. 3 наст. изд.), затем она обстоятельно излагается в программе предполагавшегося к изданию и запрещенного властями журнала «Русская правда» (март — апрель 1862 г., см. т. 18 наст. изд.). Примыкая к ним идейно и тематически, «Каплуны» сосредоточены на теоретическом и историческом уяснении конкретных форм и средств борьбы с царизмом и помещичьей реакцией. Активно вторгаться в жизнь, действовать на всех поприщах, не останавливаясь и перед компромиссами, объединять усилия всех «партий прогресса» на почве достижения ближайших целей и таким образом практически расчищать путь, который ведет к «отдаленному» (социалистическому) идеалу, — в этом Салтыков усматривал диктуемые эпохой основы тактики общественных сил нации.
