Михаил Пыляев - Замечательные чудаки и оригиналы
В Саратовской губернии известна была некая пророчица Устинья, пришедшая из земли Иркутской. Появившаяся пророчица творила чудеса в селе Каменке; жила она у одного старообрядца на огороде, принимала же учеников и предсказывала в моленной.
Пророчица являлась одетая вся в белом, подпоясанная розовою шелковою лентою и с распущенными волосами. Предсказывала она за столом с курящеюся ладаницею.
Говорила она больше следующие слова: «Приходят, людие, последнее время, небо и земля потрясется, чистые звезды на землю скатятся; сойдет Михаил Архангел и затрубит в трубу живогласную; вставайте все живые и мертвые на суд к Богу. По правой сторонушке идут души праведные – в лицах все светлеют, волосы яко ковыль-трава, ризы на них нетленные. Идут они на суд к Богу, радуются. Встречает их владычица мать-Богородица; подите, мои христолюбивые избранные, да похаянные, посрамленные, вот вам царство уготованное. Принимает их сам Господь, Царь Небесный. По левой сторонушке идут души грешные, в лицах темнеют, одеяние страшное. Идут они на свою муку и слезно плачут: „Господи, царь небесный! Почто ты нас в царствие не пустишь? Мы все люди, христиане“. Глаголет Господь, Царь Небесный: „Подите вы, грешные, проклятые, во три пропасти земли: вы не в мою веру веровали. Да провалятся все грешные в преисподнюю!“ Составит Господь все муки в одну, не взвидят грешные свету белого, не взвидят они солнца светлого, не вслышат они гласу ангельского. Во веки веков, аминь…» Но главное пророчица отгадывала воров и находила спрятанное, как говорило простонародье, «сокровенная человеческая» узнавала. И ходили к ней каждодневно бабы и мужики, спрашивая:
– Скажи мне, боголюбивая жена, кто у меня украл недавно холсты с огорода?
– Злые люди, – отвечала пророчица, – которые схоронили их на реке, у плотины, под хворостом, – сходи и обрящешь.
Или говорил мужичок: «Поведай мне, избранная Божья раба, кто увел у меня старого мерина или гнедую кобылу?».
– Завистники злые, – отвечала пророчица и указывала место, где кони привязаны. – Пойди и найдешь.
Понятно, народ верил сначала в чудеса, но потом частые покражи навлекли и на пророчицу подозрения, и в конце концов она была уличена полицией в соучастии в этих воровских проделках и уводах лошадей. И пророчица опять была сослана на место своей родины.
XX
Тамбовский Симеон. – Солдат Ванюшка. – Блаженный Егорушка. – Пьяница Машка. – Иванушка-дурачок и Иванушка Рождественский
В городе Тамбове любил щегольнуть своей «ревностью по вере блаженненький купец Симеон»; он тоже был «болящий». Зимою он не показывался – холодно, а летом обыкновенно ездил в своей кибитке, любил останавливаться посредине улицы и всегда собирал толпу зевак.
Симеон-болящий любил наставлять, как нужно жить по-христиански. Все наставления его обыкновенно начинались и кончались почти одною и тою же фразой «В нераскаявшихся грешниках нет ни веры в Бога, ни самого Бога!»
Как веровал сам болящий, неизвестно, но родные Симеона признавали его «блаженненьким» и содержали на свой счет, не дозволяя ему собирать какую-либо лепту от доброхотных его слушателей.
Там же, в Тамбове, известен был «пророк», солдат Ванюшка Зимин. Он был сумасшедший и жил в доме умалишенных, но легковерующие тамбовцы веровали в него, как в пророка. Закричит Ванюшка ни с того, ни с сего: «Пожар! пожар!» – записывают тамбовцы день и час, когда кричал Ванюшка, и после окажется, что действительно, в записанное время где-нибудь в окрестностях Тамбова в самом деле был пожар. Вот и «прозорливство».
Говорил Ванюшка, как сумасшедший, всегда бессвязно, себе под нос, а тамбовцы ухитрялись понимать его слова по-своему и ломали голову: что бы это значило, что сказал Ванюшка?
Начнет Ванюшка кататься по земле – быть беде и покойнику, придумает Ванюшка поднимать что-то им воображаемое и делает телодвижения вроде тех, как бы перекидывает вещи через забор – смотри, что будет где-нибудь кража; взбредет в голову Ване лить воду – значит, берегись: придется заливать пожар и т. д.
Замечателен был в Тихвине блаженный Егорушка. Это был высокого роста мужчина; ходил он всегда в разноцветных рясах, со священническою тростью в руке, в пуховых шляпах или с непокрытою головою, весь увешанный крестами, крестиками и образками на разноцветных лентах. Егорушка очень любил форснуть одеждою, которая обыкновенно носится у нас духовными особами. По умственному развитию Егорушка был простой и глупый человек. Говорить он ничего не говорил, а издавал только какие-то членораздельные звуки, но не был совсем лишен дара слова, выучился самой скверной брани и ругался охошо и отчетливо.
В церкви во время Богослужения Егорушка бродил среди богомольцев, заглядывал в лица молящихся, а сам никогда не молился, даже ни разу не осенял себя крестным знамением, не говоря уже о поклонах.
Несмотря на такое поведение в храмах, Егорушка слыл в Тихвине блаженным. Большинство тихвинцев и множество набожных людей, приезжавших в Тихвин на поклонение местной святыне, считали долгом хотя посмотреть только на Егорушку; если удавалось при этом повесить на блаженного какой-либо крестик, паломник тихвинской святыни уезжал домой вполне счастливый, с сознанием, что он удостоился зреть святого мужа и «воздел на него жертвицу».
Жил Егорушка постоянно у одного из тихвинских купцов, известного в местном простонародье под именем Мины. Купец этот хорошо торговал, и люди объясняли его удачу в торговле тою благодатью, которую ниспосылал Егорушка Мине своими молитвами, хотя Егорушка никогда никаких молитв не знал; на самом деле хорошая торговля Мины зависела от примерной добросовестности этого купца.
Живя в названном доме в особой комнате, уставленной киотами и образами и освещенной лампадами, Егорушка любил облачаться в священнические ризы, брал имевшееся в доме кадило и начинал служить, причем вместо молитвенных слов издавал одни крики. Отслужив и накалившись вдоволь, Егорушка разоблачался и отправлялся путешествовать по улицам Тихвина. Он выбирал для прогулок сухие улицы и по грязи не любил шлепать, хотя ходил непременно посредине дороги. Идет Егорушка и поет, или, лучше сказать, воет ему одному ведомо что, а тихвинцы повысунут любопытные головы в окна и форточки и смотрят, любуются, слушают и изъясняют то, что поет.
Надоест Егорушке мычать, он начнет ругаться отборною бранью, отчетливо, отчеканивая каждое слово, причем берет, что попадет под руку – кирпич, камень – и начинает бросать камнями за забор или в огород какого-нибудь мирного гражданина.
– Ума не приложу, с чего это Егорушка начал ныне бросаться каменьями и ругаться, да ведь какими еще площадными словами, – говорили суеверные тихвинцы, глядя на такое поведение юрода.
– Быть какой ни на есть беде, – отвечали на это такие же другие суеверы.
Иногда Егорушка исчезал из Тихвина и ходил по окрестным монастырям и селам. Люди, признавшие его за блаженного, говорили, что Егорушка молится в лесу, вдали от мира, за грехи людские, на самом же деле за молитвой никто никогда не видал Егорушку. Вполне обеспеченный в жизни вышеназванным купцом, Егорушка никогда не брал подаяний, хотя охотники жертвовать в его карман всегда нашлись бы. Будь это не идиот, а юродствующий проходимец, Егорушка воспользовался бы богатыми приношениями, но этот блаженный, если и получал когда-либо деньги, то или разбрасывал их тут же по улице, или рвал на мелкие куски, если это были кредитные билеты.
Ублажавшие Егорушку тихвинцы ухитрялись придавать и этому бесцельному уничтожению денег значение каких-то пророчественных действий, прощать и извинять которые можно было, только понимая Егорушку как неразумного ребенка, оставшегося неразумным и до старости лет.
Когда Егорушка умер, то погребен был с большим почетом в местном мужском монастыре.
В том же Тихвине слыла за юродивую какая-то отвратительная грязная женщина, ходившая всегда в лохмотьях, часто босая и вечно с кошелем, в который клала и куски хлеба, подаваемые ей суеверами, и тряпки, найденные на улице, и щепки с камнями, поднятые на дороге, и т. д. В тот же кошель клала она и деньги. Простой народ, мужики звали эту идиотку Машкой, потому что видели в ней часто пьяную глупую бабу, но женщины благоволили к этой глупой бабе. Ругаться площадными словами Машка умела тоже отчетливо, но женщины уверяли, что она неумеет ругаться, а мычит только. При виде полиции Машка стихала.
Был в Тихвине также еще блаженный Иванушка-дурачок, родом бывший причетник, спившийся с круга. Ходил Иванушка часто босой, с тяжеловесной железной палицей, вроде лома, в руках, в монашеской скуфейке, которая была сделана из железного листа, одевался Иванушка в подрясник. Этот человек заслужил репутацию блаженного и юродивого, между прочим, потому, что ни с кем никогда не говорил ни слова. Если же кто начинал насмехаться над ним, то он убегал или в сторону, или за самим насмешником, смотря по виду человека смеющегося, или же произносил какой-либо текст из Нового Завета.
