Алексей Писемский - Люди сороковых годов
Вихров сжалился над бедным сторожем и заплатил за извозчика.
- Дай бог только, ваше благородие, последний раз уж его таскать-с, сказал тот и ушел.
Вихров принялся читать препровожденные к нему восемь томов - и из разной бесполезнейшей и ненужной переписки он успел, наконец, извлечь, что в Новоперховском уезде появилась шайка разбойников из шестнадцати человек, под предводительством атамана Гулливого и есаула Сарапки, что они убили волостного голову, грабили на дорогах, сожгли фабрику одного помещика и, наконец, особо наряженной комиссиею были пойманы. В деле (как увидел Вихров, внимательно рассмотрев его) не разъяснено было только одно обстоятельство: крестьянка Елизавета Семенова показывала, что она проживала у разбойников и находилась с ними в связи, но сами разбойники не были о том спрошены.
Вихров в ту же ночь поехал в Новоперхов, где разбойники содержались в остроге; приехав в этот городишко наутре, он послал городничему отношение, чтобы тот выслал к нему за конвоем атамана Гулливого, есаула Сарапку и крестьянку Елизавету Семенову, а сам лег отдохнуть на диван и сейчас же заснул крепчайшим сном, сквозь который он потом явственно начал различать какой-то странный шум. Он взмахнул глазами; перед ним, у самой почти головы его, стоял высокий мужик, с усами, с бородой, но обритый и с кандалами на руках и на ногах. Вихров сейчас же догадался, что это был атаман разбойничий. Он поспешил приподняться с дивана и поотодвинуться от него.
- Крепко же вы, барин, спали, - проговорил разбойник с улыбкой.
Вихров всмотрелся повнимательнее в его лицо: оно было желтоватое, испещренное бороздами, по выражению умное, но не доброе. Впрочем, упорный взгляд сероватых изжелта глаз скорей обнаруживал твердый характер, чем жестокость.
- Ты - атаман Гулливый? - спросил его Вихров.
- Атаман самый и есть, - отвечал тот.
- Что же, ты не убить ли уж меня собирался? - пошутил Вихров, видя, что Гулливому достаточно было сделать одно движение руками в кандалах, чтобы размозжить ему голову.
- Пошто мне вас убивать, чтой-то, господи! - произнес атаман.
Вихров решился расспросить его о том, чего решительно не было в деле.
- Отчего и каким образом ты в разбойниках очутился? - спросил он его.
- По ненависти к голове.
- Да ты казенный?
- Казенный! Всю семью он нашу извел: сначала с родителем нашим поссорился; тот в старшинах сидел - он начет на него сделал, а потом обчество уговорил, чтобы того сослали на поселенье; меня тоже ладил, чтобы в солдаты сдать, - я уже не стерпел того и бежал!
- За что же он так преследовал вас?
- За то самое, что родитель наш эти самые деньги вместе с ним прогулял, а как начали его считать, он и не покрыл его: "Я, говорит, не один, а вместе с головой пил на эти деньги-то!" - ну, тому и досадно это было.
- Как же ты бежал и куда?
- На Волгу бурлаком ушел; там важно насчет этого, сколько хошь народу можно уйти... по пословице: вода - сама метла, что хошь по ней ни пройди, все гладко будет!
- Как же ты шайку-то потом собрал?
- Да я уж на Низовье жил с год, да по жене больно стосковался, - стал писать ей, что ворочусь домой, а она мне пишет, что не надо, что голова стращает: "Как он, говорит, попадется мне в руки, так сейчас его в кандалы!.." - Я думал, что ж, мне все одно в кандалах-то быть, - и убил его...
- Ну, и убил бы! Зачем же разбойничал потом?
- Как же убьешь его без разбою-то? В селение к нему прийти - схватят, в правлении он сидит со стражей; значит, на дороге надо было где-нибудь поймать его, а он тоже ездил парой все, с кучером и писарем; я шайку и собрал для того.
- Однако по делу видно, что ты одного его встретил.
- Да уж это случайно так вышло: я в селение-то свое пришел узнать, что когда он приедет, а тут мне и говорят, что он сам у нас в деревне и будет ворочаться домой. "А кто, я говорю, с ним?" - "Всего, говорят, один едет!" Я думал - что времени медлить, вышел сейчас в поле, завалил корягой мост, по которому ему надо было ехать, и стал его ждать тут. Он едет пьяный, еле сидит в телеге-то, я сейчас взял его лошадь под уздцы. Он как взмахнул на меня глазами-то, сейчас признал, - слух тоже был уж про нас, что мы пошаливаем в окрестностях, - взмолился мне: "Отпусти, говорит, душу на покаяние!" Я говорю: "Покайся, это твое дело, а живого уж не отпущу". Перекрестился он раза три - и затем я его застрелил из винтовки.
- А больше ты никого не убивал?
- Больше из своих рук никого... и всегда даже ругал других, ежели кто без надобности кровь проливал.
- Где ж ты приставал с шайкой? - спросил Вихров.
- Да сначала хутор у одного барина пустой в лесу стоял, так в нем мы жили; ну, так тоже спознали нас там скоро; мы перешли потом в Жигулеву гору на Волгу; там отлично было: спокойно, безопасно!
- Чем же?
- Тем, что ни с которой стороны к той горе подойти нельзя, а можно только водою подъехать, а в ней пещера есть. Водой сейчас подъехали к этой пещере, лодку втащили за собой, - и никто не догадается, что тут люди есть.
- Но и к вам точно так же водой могли подъехать?
- Тогда у нас земляной ход был вырыт совсем в другую сторону и дерном закрыт! Там нас никогда не словили бы; сыро только очень было жить, и лихорадка со многими стала делаться.
- Где же вас поймали?
- В кабаке! За вином всего в третий раз с Сарапкой пришли, - тут и захватили, а прочую шайку взяли уж по приказу от Сарапки: он им с нищим рукавицу свою послал - и будто бы приказывает, чтобы они выходили в такое-то место; те и вышли, а там солдаты были и переловили их.
- Стало быть, он изменил вам?
- Известно уж, не поберег; меня было сначала заставляли и розгами даже пугали, я сказал: "Хоть в жерло огненное бросьте, и тогда я того не сделаю, потому я всей шайке клятву давал не выдавать их николи".
- А Сарапка разве не давал?
- И Сарапка давал; оба начальника мы давали; ну, он тоже, видно, не побоялся бога, а шкуры своей больше пожалел.
Вихров заинтересовался видеть и Сарапку.
- А он приведен вместе с тобой? - спросил он.
- Приведен, - отвечал Гулливый, - в передней тут стоит.
Вихров велел ввести Сарапку.
Два солдата ввели есаула. Это был горбатый мужичонко, с белокурой головой и белокурой бородой, в плечах широкий и совсем почти без шеи.
- Ты силен? - спросил его Вихров.
- Ничего, силен! - отвечал ему Сарапка.
- А зачем ты в разбойники пошел?
- От бедности, в кабале большой был у хозяина.
- Ему бы лет сто от кабалы-то не отслужиться, - он взял да и бежал, объяснил за него Гулливый.
- Много ли ты душ загубил? - продолжал его расспрашивать Вихров.
Сарапка посмотрел на него исподлобья.
- Я уж говорил-то-тко, сколько, - произнес он.
Вихров заглянул в дело.
- Там сказано: двенадцать душ, - проговорил Вихров.
- Ну, коли двенадцать, так так!
- Верно это?
- Верно.
- Да ты не клеплешь ли на себя, чтобы дольше сидеть в остроге?
- Нет, не клеплю, - отвечал Сарапка.
- Показал правильно, - подтвердил и атаман.
- Отчего же он столько перегубил - зол, что ли, он?
- Кто его знает - зол ли больно, али трусоват: оставь-ко кого в живых-то, так, пожалуй, и докажет потом, а уж мертвый-то не пикнет никому.
- Правда это? - переспросил Вихров Сарапку.
- Правда! - отвечал тот как-то сердито.
- Вот видите что-с, - продолжал Вихров, снова начав рассматривать дело. - Крестьянская жена Елизавета Петрова показывает, что она к вам в шайку ходила и знакомство с вами вела: правда это или нет?
- Слышали мы, сударь, это, - начал отвечать атаман, - сказывали, что бабенка какая-то болтает это, - и в остроге, говорят, она содержится за то; но не помним мы как-то того, - хаживали точно что к нам из разных селений женщины: которую грозой, а которую и деньгами к себе мы прилучали, но чтобы Елизавета Петрова какая была, - не помним.
- Ну, а ты не помнишь ли? - спросил Вихров Сарапку.
- Нет, и я не помню тоже! - отвечал тот.
- А вам не показывали ее? - спросил Вихров уже атамана.
- Нет-с, въявь-то не показывали; может, и признаем, как в лицо-то увидим.
- Я вам ее покажу, когда отберу от нее показание, а вы выйдите пока!
Разбойники с своими конвойными вышли вниз в избу, а вместо их другие конвойные ввели Елизавету Петрову. Она весело и улыбаясь вошла в комнату, занимаемую Вихровым; одета она была в нанковую поддевку, в башмаки; на голове у ней был новый, нарядный платок. Собой она была очень красивая брюнетка и стройна станом. Вихров велел солдату выйти и остался с ней наедине, чтобы она была откровеннее.
- Скажи, пожалуйста, как ты попала в это дело разбойничье? - спросил он ее.
- Тут чиновники вот тоже были; я сама пришла к ним и сказалась, отвечала она довольно бойко.
- Что же ты сказалась?
- Что я с разбойниками этими самыми в знати была.
- Но они, однако, говорят, что не знают тебя...
- А пес их знает, пошто они это говорят.
- А ты утверждаешь, что их знаешь?
- Утверждаю.
- Что с обоими с ними - с атаманом и есаулом - даже была близка?
