Александр Шамес - Услышать Эмерсона и умереть, или Несколько эпизодов из жизни Израильского Хай-Тека
Часть третья
Малиновый "Ягуар", используя малую толику своих трех сотен лошадиных сил, вяло тащился сквозь казавшуюся бесконечной пробку на съезде в Сан-Пауло с шоссе, ведущего от международного аэропорта. Справа, со стороны, где сидел Марк, "Ягуар" сопровождал фордовский полугрузовичок-развалюха, за рулем которого восседал пожилой негр, похожий на хрестоматийного дядю Тома. Полугрузовичок был битком набит разновозрастными негритятами, принадлежавшими, скорее всего, дяди-Томовому семейству. Даже сквозь толстое тонированное стекло, отделявшее пассажиров "Ягуара" от окружающего мира, было слышно, как темнокожие дети оживленно галдели, рассматривая и обсуждая необычную машину рядом.
- А что еще делать в пробке? - лениво подумал Марк, - Только и остается языки чесать. Вон, Моти соловьем заливается. Демонстрирует Джонасу свою готовность к компромиссу. Жалко, я не успел Моти в аэропорту хотя бы в двух словах передать содержание сегодняшнего утреннего разговора с да Сильвейра и Ортезом. Эти гордые потомки португальских плантаторов вовсе не такие простаки и добряки, какими могут показаться на первый взгляд. Уж я не знаю, как удалось Моти раскрутить их на авансовую оплату эксклюзивности. Но я уверен - за каждый выплаченный нам цент они стрясут с "Крайо-Кона" по полной программе. Мало нам не покажется. И, что особо неприятно, снова, как и в Гонконге, непременным условие возникает требование полного доступа их инженеров к секретам технологии. Не то, чтобы мы очень боялись этого. Однако, не раскрывать же все карты на этапе предварительных проверок, когда будут оплачены только относительно дешевые пре-проекты. А ведь именно такое условие выдвигал незабвенный господин Ву в качестве главного при подписании любого контракта. И мы уже были готовы согласиться. Правда, тогда же стало ясно, чем наша покладистость могла бы обернуться для господ концессионеров - носителей Ноу-Хау и держателей патента. Спасибо доблестным израильским спецслужбам - они нас вытащили из глубокой щели в северокорейской заднице. Но в те времена основным "бизнесменом" был я сам. И вел переговоры по своему убогому разумению. Конечно, меня сделали. Как ребенка. А сейчас у нас есть такой ценный кадр, как Моти. Я неоднократно убеждался в том, что его, Моти, на мякине не проведешь. Наш коммерческий директор мне всегда напоминал помесь фокстерьера с шахматным гроссмейстером - фантастический нюх на всяческие каверзы и способность их аккуратно обходить, используя изящные многоходовые комбинации. Неужели же он, драгоценный подарок ШАБАКа, не чует, к чему нас склоняют португалы?
Моти
- Вскоре после того, как мы с Федотычем вернулись из Гонконга, обнаружилось, что текущее состояние компании можно (в печатных выражениях) охарактеризовать как хреноватое. Прошли сильный испуг и последующее ему эйфорическое чувство избавления. И выяснилось, что утекли еще три месяца, а мы по-прежнему сидим на бобах. То есть - ни серьезных потенциальных партнеров, ни возможности получить от кого-нибудь в качестве инвестиции серьезные вложения, которые бы помогли фирме просуществовать до (хотя бы!) первого контакта с возможными потребителями нашей технологии. Короче - полный тупик. Вернее, почти полный. Потому что было еще около сорока тысяч долларов, остававшихся на счету после оплаты расходов по нашему гонконговскому анабазису. Ну какие это деньги - сорок тысяч? Если не жечь свет, не смывать за собой в туалете и платить зарплату только наемным работникам (Лешику и Борису Самуиловичу), то на пару месяцев "Крайо-Кону" протянуть хватит. А как быть с интенсификацией попыток втюхать наш товар кому-нибудь большому? А есть-пить хозяевам Федотычу, Леонарду и мне - тоже не помешает. К тому же у всех у нас еще и семьи имеются (хотя личная жизнь крайо-коновцев ни к бизнесу, ни к этой правдивой истории не имеет почти никакого отношения)!
Итак, времена мы переживали не самые веселые. По причине всеобщего плохого настроения все валилось из рук: опытная партия многоканальных матриц, которую мы готовили к бесплатной передаче на испытания местным оборонщикам (с подачи доброго доктора Лиштмана), погорела на стенде в результате то ли моей, то ли Федотыча дурацкой оплошности. Разбор полетов с последующим выяснением отношений по общему согласию я, пользуясь официальным положением большого босса, решил не производить. Чтобы не усугублять напряженку и уныние. Во избежание последующих самодеструктивных действий, на Совете Директоров (который проводился в традиционной для наших Советов форме совместного с Леонардом и Федотычем субботнего перекура с выпивоном) было решено: всем выплатить отпускные и на пару месяцев разогнать народ как можно дальше от фирмы. На волю. В пампасы. В опустевшем помещении представлять "Крайо-Кон" остался я - собственной персоной. Один, без ансамбля. Что позволяло сэкономить на воде и электричестве. Я сидел под единственным включенным кондиционером, лениво переводя мышкой курсор между пиками и бубнами на грубо размалеванном старым "Марьяжем" экране, и периодически бросал полный надежды и отчаяния взгляд на стоящий рядом факсимильный аппарат: вдруг оттуда опять выползет завлекательное предложение от очередного господина Ву, но уже не плохого бяки - корейского агента, а какого-нибудь хорошего, доброго, мирного. Однако проклятый аппарат явно не был создан для приношения радости моей скромной персоне. Если из него и выползала какая бумаженция, то это (в лучшем случае!) была реклама. А в худшем - предложение оплатить счет или деликатное напоминание из банка о том, что я лично несу ответственность за стремительно возрастающие долги фирмы. И хотя наш "Крайо-Кон" - компания Эль. Ти. Ди., то есть - с ограниченной ответственностью, местные банки ограниченной ответственности не любят. А потому всегда стремятся превратить ответственность в неограниченную и обязательно личную. Как будто, в случае чего, лично мне будет чем с ними расплатиться?!
Но, очевидно, кому-то там, наверху, простое угасание маленькой хай-тековской фирмы показалось слишком банальным окончанием так интересно начавшейся истории. Ха, банкротство подстерегает десять из одиннадцати подобных проектов. Но не нас! Вернее, по отношению к нам, - не сейчас. Свежая струя ворвалась в остановившийся жаркий пустынный воздух сквозь узкую щель ничем ни примечательного телефонного звонка. Вообще, в противоположность факсу, от телефона я уже давно не ожидал ничего хорошего. Звонили чаще всего или Леонард, с сакраментальным вопросом: "Ну, что у нас сегодня плохого?"; или моя супруга, с просьбой по дороге домой заехать в "супер" за продуктами. Федотыч даже и не звонил, ибо свое сочувствие он обычно выражал почесыванием собственной бороды и похлопыванием меня по животу, кои действия, согласитесь, по телефону совершать абсолютно невозможно. Поэтому, подтягивая трубку к уху, ни на какие новости я не рассчитывал. И зря. Вместо унылого Леонардовского бормотания, трубка бойко затараторила, обращаясь ко мне хорошо поставленным мужским голосом. Говорящий владел высоким ивритом не хуже дикторов израильского телевидения. Однако в интонациях проскальзывал легкий акцент, истоки которого я на слух установить не смог: не русский и не английский - это точно. Мой невидимый собеседник отрекомендовался Моти Ноффлером, бизнесменом из Мигдаль-а-Эмека. А Мигдаль-а-Эмек, скажу я вам, это израильский аналог Силиконовой Долины. Где расположено множество электронных компаний, подходящих "Крайо-Кону", как говориться, по профилю в качестве серьезных заказчиков. Заинтригованный таким поворотом событий, я сразу же согласился встретиться с господином Ноффлером на следующий день в Тель-Авиве, где мы и сможем тет-а-тет обсудить взаимно интересующие вопросы во всех необходимых деталях.
Господин Моти оказался весьма колоритным типом: невысокий крепкий мужичок лет пятидесяти пяти. Крючконосый и пронзительно голубоглазый. Сократовский лоб переходил в отполированную безжалостным южным солнцем лысину, на которую с боков были аккуратно зачесаны несколько жидких смолянисто-черных прядей. Одет он был в распахнутую на шее розовую рубашку с отложным воротником, неглаженные брюки от Гуччи и сандалии на босу ногу. Облик, типичный для независимого израильского бизнесмена средней руки. (Впрочем, позже я убедился в том, что он носит респектабельные костюмы и дорогие галстуки с той же элегантной небрежностью, что и свой ежедневный средиземноморский прикид.) После крепкого рукопожатия Моти предложил посидеть в одной из кафешек на набережной а-Яркон и спокойно поболтать о том - о сем. Себе он спросил стакан горячего чая, а я удовлетворился бокалом холодного "Тюборга": поле битвы было готово. Первым предпринял атаку Моти.
- Мне рассказал о ваших успехах и проблемах мой старый армейский приятель Арик Лиштман. Не стану скрывать, долгие годы я проработал в должности, подобной той, которую Арик занимает в ШАБАКе. Только - в армии. Докторской степени у меня нет - не до того было. Но в технике я разбираюсь более-менее профессионально - успел получить в Технионе диплом авиаинженера. В армейской разведке я занимался, в основном, сбором научно-технической информации о военном потенциале наших многочисленных противников. Приходилось много работать с трофейной советской техникой, да и из репатриантов волны семидесятых удалось, к обоюдной пользе, извлечь много интересного. Да, кстати, если тебе удобно говорить по-русски - говори, не стесняйся. Русский - один из моих родных языков. В детстве в нашем доме говорили сразу на многих языках. Но эту историю я тебе расскажу позже, если захочешь.
