Дмитрий Красавин - Микеланджело из Мологи
И тут же обычно спокойная Пенелопа, напуганная громким голосом нового хозяина, дернула телегу. Анатолий качнулся, потерял равновесие. Ноги заскользили в промежуток между копытами лошади и колесами. Еще чуть-чуть... Если б не завидная реакция попутчицы, лежать бы нашему герою раздавленным собственной повозкой в дорожной пыли. Сосуля резко рванула незадачливого оратора к себе за полы брезентового плаща, и спустя секунду, судорожно обхватив юродивую за тонкую талию, он оказался лежащим на ее коленях.
- Ха-ха-ха-ха-ха-ха! - тут же разразилась она своим скрипучим, с визгливыми переливами, смехом.
- Ты чего? - обиделся Анатолий, перебираясь с колен Сосули на прежнее место.
- Ха-ха-ха-ха-ха-ха! продолжала смеяться юродивая. Потом, утирая выступившие от смеха слезы, пояснила:
- Позабавил ты меня сильно своим рассказом. Я одну себя в Мологе сумасшедшей считала, а, оказывается, есть еще двое, совсем из ума выживших!
- Не вижу ничего смешного.
Анатолий расправил в руках запутавшиеся вожжи и, причмокнув губами, пустил остановившуюся в недоумении посередине дороги лошадь вперед.
- Жалко мне тебя, сынок, - отойдя от смеха и снова став серьезной, пояснила Сосуля. - Сгинешь ты ни за понюшку табаку. Хаос и разрушение правят Россией. Хаос и разрушение в душах ее вождей! Они не увидят, они не смогут, они не пожелают увидеть отблески красоты на твоих картинах, потому что отдались во власть Дьявола!
- Какие разрушения? - возмутился Анатолий. - Беломорканал! Днепрогэс! Магнитка! Страна из пепла и руин возрождается, как Феникс! Люди полны энтузиазма!
- Хаос и разрушение коснулись основы России - россиян. Советский энтузиазм сродни языческому фанатизму. Ты произнес имена идолов. Я не берусь судить о том, каково их значение в круговороте материальных вещей. Это меня мало интересует. Да и умом я слаба, чтоб понять такие тонкости. Но по внутренней их сути они - идолы. Не они служат людям, а люди служат им. К алтарям этих истуканов принесены сотни тысяч кровавых человеческих жертв. Дым жертвенных костров пьянит обезумевших жрецов. Чтобы вдыхать его аромат, им нужны новые и новые идолы. Рыбинская ГЭС - один из них. Слышишь? Сосуля, приставив ладонь к уху, наклонилась вниз, так, что ее длинные нечесаные волосы почти коснулись убегающей под колеса дороги. - Слышишь, как дрожит земля от топота ведомых на заклание стад?
- Да-а-а ка-а-ак Вы смеете! - Анатолий от волнения даже стал заикаться. - Христос - средоточие красоты мира - разве не а-а-агнец, разве не жертва?! Люди уподобляются Христу... Ка-ак Вы смеете так про них говорить!?
- Смею. Еще как смею! - юродивая распрямилась и, неожиданно оголив правую грудь, ткнула пальцем в небольшой круглый шрам от пули, чуть выше соска. - Видишь? Меня тоже хотели в жертву принести.
Анатолий, пораженный таким резким расхождением своих взглядов на окружающую действительность со взглядами Сосули, молчал.
- А где мои мать и отец? Где дом моих родителей?
Эта сумасшедшая женщина жила прошлым. Вне настоящего. Вне будущего. Оправдываться перед ней, ссылаясь на законы революционной борьбы, бесполезно. Она не может преодолеть классовую зацикленность - понять, что Россия, иногда по неграмотности своей, отвергая Бога, на самом деле идет к Богу, к единству справедливого, бесклассового общества. Общества, в котором не будет вражды, бедности. В котором все, а не только избранные, станут богатыми и счастливыми.
- Ты говоришь, Христос прекрасен тем, что жертвует собой. А ради чего он жертвует? Ради земных богатств? Славы?
Анатолий не желал более дебатировать с сумасшедшей дочерью Чуриловских помещиков.
- Молчишь? - вопрошала распалясь Сосуля. - Потому что знаешь - не ради хлебов земных, не ради мирского, магниток и беломорканалов, взошел Спаситель на Голгофу, а ради спасения человеческих душ от сетей Сатаны. Чтобы у людей не а трофировалась способность любить ближнего, любить не меньше, чем самого себя. Жертва Христа - продолжение его любви к людям. Вехами любви он обозначил для людей путь к Богу.
"У нее в голове каша из дореволюционных проповедей, она никогда не сможет понять, насколько созвучна Библия сегодняшнему дню", - подумал Анатолий, но снова промолчал. Пенелопа бежала знакомой дорогой ровно, лишь иногда кося ушами на доносившийся из телеги громкий голос юродивой.
- Молчишь? А как же можно считать себя христианином и не любить ближнего? Толкать его в пламя жертвенных костров? Лишать свободы? Разве это по-христиански - считать себя монополистом на истину, а не признавать такого права в равной степени за всеми? Может, правы те, кого гонят в Сибирь, а не те, кто их гонит? "Отдайте последнюю рубашку", "Подставьте щеку" - разве это все пустые слова?
- Ну ведь нельзя же так примитивно понимать Библию! - не выдержав напора чувств, задетый за живое, заступился за своих современников Анатолий. - Люди жертвуют собой ради светлого будущего детей и внуков, ради того, чтобы зажатая в кольцо врагов страна могла выжить - а Вы не видите в этом любви! Да это и есть высшая любовь! Советские л юди, несмотря на голод, лишения, непосильный труд - самые счастливые люди в мире! И х жизнь наполнена истинным смыслом. Великий Сталин смог сделать так, что каждый из нас стал нужен отчизне!
- Стоп! - Сосуля подняла вверх руки и затем плотно закрыла себе ладонями оба уха. - Я слышу все, что ты еще только собираешься сказать. Но главное ты уже произнес - не отчизна нужна каждому из вас, а каждый из вас нужен отчизне, как гигантскому строительному механизму необходим каждый винтик. Увлеченные внешним - своим участием в работе механизма, вы разрушаете внутренне - свои души, подчиняете внешнему свободу и волю каждого человека. Винтикам свобода только мешает выполнять заданные операторами функции. Идеальный винтик должен легко и без скрипа крутиться туда, куда его поворачивает гаечный ключ. Ваши дети и внуки полностью разучатся думать и чувствовать самостоятельно, без руководящих указаний сверху. Они будут вытачиваться по шаблонам в институтах создаваемой вами системы! Ваше светлое будущее, замешанное на человеческих крови и поте - иллюзия!
- Откройте Ваши уши! Не в головах советских людей хаос, а в Вашей седой голове! - прокричал Анатолий, одновременно подстегивая и без того резво бегущую Пенелопу. - Человек - высшая ценность социалистического общества! Будущее строиться в атмосфере любви единомышленников. Никто на личность человека не покушается. Великий Сталин любит нас. Любит красоту созданного Богом и людьми мира. Под Его руководством мы делаем мир еще прекрасней. Если мне удастся показать Ему красоту Мологи, Он спасет город! Я в это верю. Мне жалко, что Вы, с Вашим образованием, тонкими чувствами и умом, лишаете себя возможности творить красоту будущего общества вместе со всем советским народом!
По правую сторону дороги потянулись ряды колючей проволоки и высокие деревянные заборы, за которыми размещались бараки Волглага. Повозка въезжала в Переборы.
- Ба! - опомнился Анатолий. - Мы же пролетели мимо поворота на Юршино!
Потянув за вожжи, он остановил лошадь и стал разворачиваться.
- Нет. Нет, - засуетилась Сосуля, соскакивая с телеги, - мне в Юршино не надо.
- Как не надо?
- Сболтнула я про Юршино, зная, что Юрка Зайцев туда едет. Он от того на пароме при людях и не стал твою картину отбирать, что надеялся без лишнего шума с сотоварищами сделать это в Юршино.
- Да какое он имеет право!?
- Имеет или нет, а мне в Юршино не надо, - резюмировала Сосуля и, развязав на поясе веревочку, достала из глубин своих лохмотьев маленький тряпичный сверток: - На-ка вот.
- Что это? - удивился Анатолий, принимая сверток.
- Не брезгуй, разверни.
Анатолий развернул засаленные от долгого ношения на теле юродивой тряпки, и перед его глазами засверкали голубыми огнями бриллиантовая подвеска, небольшое колечко и браслет.
- Господи, откуда такие сокровища? - невольно воскликнул художник, пораженный сочетанием несочетаемого: нищей, бездомной старухи и подаренной ею целой россыпи брильянтов, лежащей сейчас у него на ладони. - Это музейные вещи. Достояние государства!
- С "достоянием" ты, дорогой, переборщил. Это реликвии семьи, подаренные мне мамой еще до войны. Вспомни, у Летягина в спальне мой портрет висит...
Анатолий сразу вспомнил ту картину, о которой говорила Сосуля: зелень дикого винограда, густым ковром увившая маленькую беседку на берегу Мологи; юная Варвара Лебядянская в бархатном кремовом платье с большим вырезом на груди; горящие румянцем щеки; озорные смеющееся глаза и соперничающие с их блеском брильянты на загорелой коже девочки-подростка. Да, это были именно те брильянты. В отличие от их владелицы они совсем не постарели. Но за что ему, малознакомому человеку, она делает такой подарок?
- Это не для тебя лично, - прочитав его мысли, пояснила Сосуля. - Тебя ждут впереди не лучшие времена, но ты сам их подгоняешь. Твои картины и картины Летягина должны тебя пережить, должны пережить нынешнее и грядущее лихолетья. Они хранят отблески Божественной красоты, они хранят память об уходящей в небытие Мологе. Употреби мой скромный дар на то, чтобы сберечь их для граждан новой России.