Гусейн Аббасзаде - Просьба
Бахман, не ответив, вошел в свой двор.
Одно окно квартиры тетушки Гюляндам выходило как раз в тупик. Бахман выглянул на улицу в тот момент, когда Импортный Наджаф, вручив модно одетому парню блок папирос, пересчитывал деньги. "Кури на здоровье",- напутствовал он длинноволосого. Клиентов у Импортного Наджафа было много, и всех их он напутствовал этими словами: "Кури на здоровье". И хотя Импортный Наджаф работал всего-навсего ночным сторожем, Бахман больше не удивлялся тому, что серые "Жигули", стоявшие под брезентом перед угловой дверью тупика, принадлежат Наджафу. Потом он узнал, что Импортный Наджаф и на работу не ходит: числится сторожем, а зарплату получает кто-то другой, и этому другому Импортный Наджаф еще доплачивает. Гюляндам-хала очень хвалила Наджафа: уважительный парень, знает, как вести себя со старшими и с младшими. Бахман и сам в этом убедился: ведь где ни встретишься с Наджафом - первым здоровается, чуть что - предлагает свои услуги и помощь.
Когда Бахман и Афет проходили мимо собравшихся у входа в тупик парней, те перебросились какими-то замечаниями, а один, с явной целью задеть, громко сказал: "Ада, посмотрите только на этого чушку! Правду говорят: поздно пришел, да быстро выучился. Смотри, какую девчонку у нас из-под носа заграбастал!" В ответ послышался голос неизвестно откуда появившегося Импортного Наджафа. "Заткнись! - прикрикнул он на бездельника.- Они соседи, вот и идут вместе. А если даже и увел парень девчонку у вас из-под носа, то что ж такого? Сумел значит, молодец!" - "А я вот тоже ей сосед,- сказал кто-то,- а разве пойдет со мной Афет?" На это Импортный Наджаф ответил: "Это личное дело девушки, захочет - пойдет, не захочет - и не взглянет".
Бахман и Афет слышали весь этот разговор. Афет вся сжалась от страха, а Бахман рассвирепел, повернулся, чтобы преподать урок тому, кто назвал его чушкой, но Импортный Наджаф уже заткнул рот этому пустомеле...
Во дворе Афет и Бахман попрощались, не глядя друг на друга.
Гюляндам-хала, заметив, что Бахман избавился от повязки, сказала:
- Пусть наступит день, когда ты и этот лоскуток оторвешь и выбросишь, ай Бахман!
Бахман присел на корточки рядом с Гюляндам, перебиравшей лук.
- Помочь вам?
- Этого еще не хватало! Зачем тебе руки пачкать? Но повесить это на гвоздь - дело мужское, тут ты должен будешь помочь.
- Помогу, Гюляндам-нене.
Бахман прошел на веранду, глянул во двор: как там Афет пройдет снова мимо парней? Все они положили глаз на нее. Жаль, он не видел лица того парня, который нес им вслед всякую чепуху! Узнать бы, что за человек! Из всех, кого ему до сих пор удалось увидеть и узнать в лицо, более или менее симпатичным казался Импортный Наджаф. Как он слышал, торговец сигаретами был женат, но Бахман еще ни разу не видел его с женой.
- Гюляндам-нене,- донесся со двора голос Афет,- я иду за луком. У Хырдаханум уже очередь подходит, она меня пропускает вперед.
- А что, она снова покупает лук? Уже целую гору накупила. Впрочем,одернула себя старуха,- семья у нее, на зиму запасает.
Афет ушла.
Бахман спустился во двор.
- Дайте мне сумку, Гюляндам-хала, я тоже пойду куплю для вас лук.
- Я уже двадцать кило купила, хватит до весны. Если уж очень хороший когда попадется, буду подкупать понемногу. Я ведь не Хырдаханум. Вот жадина! На что ей столько луку?! Да, семья, по ведь не пятьдесят душ! Да ведь и лук вместо хлеба есть не станешь...
Хитрость Бахману не удалась - он был уверен, что Гюляндам его предложению обрадуется, да еще спасибо скажет, а ничего подобного не случилось. И, огорченный, он снова неохотно поднялся на веранду, хотя все его мысли были с Афет и он думал, что скажет на этот раз вслед девушке тот наглец, что задел их у входа в тупик?! Не обидит ли? Не заденет ли? Нет, пожалуй, не посмеет.
VII
Уже три дня, как Бахман ходил на занятия; все пришло в норму; друзья-приятели, увидев его с пластырем на лбу, поинтересовались, что случилось,- он сказал, что поскользнулся па арбузной корке, упал, рассек бровь; кто-то поверил, а кто и нет, но дальше об этом не распространялись; лейкопластырь ему в поликлинике сняли, ссадина неожиданно быстро затянулась, но след остался, и Бахман, никогда раньше в зеркало особенно не заглядывавший, теперь, подобно девице, то и дело разглядывал свое лицо и изучал шрам. "Не дай бог человеку увидеть свою рану",- говаривала бабушка, и точно: всегда о ней человек станет думать и всю жизнь на нее оглядываться... Вообще Гюльгяз-нене много чего знала, настоящий кладезь мудрости. Иногда она употребляла такие словечки и выражения, что нарочно не придумаешь; взрослея, Бахман все чаще их вспоминал, удивляясь их необычайной точности и правоте. Таких выражений, пожалуй, не найдешь и в изречениях великих людей, ученых, философов и поэтов, собранных в книге, которую недавно купила Афет. Если поискать, то в городах и селах найдется немало стариков и старушек, которые, как Гюльгяз-нене, хранят в памяти, да и сами создают такие речения, которые достойны людей великих. Сказанные выдающимся человеком, эти истины печатались бы, повторялись и толковались на тысячу ладов, а кто принимает во внимание мудрость, высказанную неграмотной старушкой?
Бахман еще раз заглянул в зеркало. Пожалуй, со временем шрам сгладится. Правда, не было бы счастья, да несчастье помогло: благодаря дебошу, устроенному Али-гулу. Бахман познакомился с Афет. Вот уже сколько дней он переживал встречу с ней в книжном пассаже, вспоминал, как они вместе шли по городу, и мечтал, чтобы такие нечаянные встречи повторялись. Не раз он после того дня сталкивался с Афет у ворот; обычно Афет куда-то торопилась, они только здоровались, и все, словом обмолвиться не удавалось. Хырдаханум, вечно тврчавшая во дворе, всегда если не двумя, то одним глазом поглядывала на них, так что Бахман побаивался задержать девушку, спросить ее о чем-нибудь. Возможно, если бы он заговорил с Афет, Хырдаханум и не придала бы этому дурного смысла, да и почему она должна была придавать всякому слову дурной смысл, ведь они соседи, живут в одном дворе, мало ли о чем друг друга спросить могут, но Бахман и стеснялся, и опасался заговорить с Афет, а с другой стороны, он опасался, как бы она не обиделась на него,- ведь шли вместе, о многом говорили, а теперь только кивают друг другу при встрече, и все...
Сегодня, простояв в институтской библиотеке в очереди за учебниками, он пришел домой позднее обычного; Гюляндам дома не оказалось, куда-то ушла. Он отпер дверь своим ключом и прямо перед дверью увидел большую корзину, прикрытую куском полотна, а поверх него - конверт. Он положил на подоконник фунтовый замок и взял письмо. "Для Бахмана" - это рука матери. Очередная посылка из дому. Интересно, кто привез? Очень хотелось увидеть посланца из родной деревни, поговорить, узнать, как дела в районе, как живут родные. Мать в каждом письме уверяла, что у них все в порядке, живы-здоровы, просила не беспокоиться. Но поговорить с приехавшим из района - совсем иное дело, все равно что самому дома побывать. Ведь он уже второй месяц живет в городе, а с тех пор как уехал, все три прошло. Целая вечность! За это время, наверное, многое переменилось, много событий произошло, а Бахман о них ничего не знает.
Он прочел письмо. Мать сообщала, как всегда, что дома все хорошо и что она посылает ему фрукты с соседом, Ядуллой-киши.
Бахман хорошо знал спекулянта Ядуллу: одна нога в Баку, другая - в районе. Ядулла скупал по дешевке фрукты у соседей и продавал их в городе втридорога. Значит, так велико было желание матери побаловать сына, что не пренебрегла она и услугами спекулянта. И чего только она не напихала в корзину! Яблоки, сливы, персики и его любимый виноград "алвани", который в одних местах называют "пестрым", а в других- "козьи соски". Бахман сразу съел кисть винограда. Никогда виноград не казался ему таким вкусным,- наверное, потому, что ел он его вдали от дома. Ел и видел, как он сам срывает его с лозы; покойный отец увил лозой высокие акации вдоль ограды, а остальное сделала сама лоза - стеной поднялась вокруг дома, хочешь - с земли доставай и ешь, хочешь - с любого дерева...
Затем он не удержался, съел несколько крупных персиков, тоже необыкновенно вкусных. "Что за вкус у фруктов, если не сам сорвал их с дерева? - говаривала Гюльгяз-нене.- А те фрукты, которые попадают на весы, вообще всякий вкус теряют",- добавляла она. Будь бабушка жива и окажись она сейчас рядом с Бахманом, он бы с ней поспорил, потому что и те фрукты, которые не растил и не сам срывал, тоже вкусны, а если ты далеко от дома, то вкус фруктов и ягод из дому и передать невозможно...
Тук-тук-тук, тук-тук-тук...
Это Гани-киши! Уже сколько дней не слышно было во дворе, как стучит молоток Гани-киши. После той ночной передряги, устроенной его сынком, старик замолк и очень редко показывался во дворе. 'Та горькая и постыдная история в несколько дней изменила старика. Он сгорбился, волосы и борода совсем побелели. Соседей по двору старик избегал. Не зря, видно, в ту ночь он молил аллаха раз и навсегда избавить его от стыда и мучений. Будь на его месте другой отец, он, может быть, молил бы аллаха забрать раз и навсегда недостойных детей. Видно, каким бы негодяем ни был Алигулу, Гани-киши все равно считает его сыном и, наверное, любит. И как он может его не любить, ведь это его собственный, единственный сын! Что делать, если он стал таким жестоким человеком? Кто виноват?
