Олег Ермаков - Река (Свирель вселенной - 3)
Высмотрев более или менее высокую березу, он взбирается на нее.
Наверху задувает ветерок, сносит комаров.
Отдышаться. Оглядеться. Дубы далеко. И приречные луга тоже.
Возле соседних крон вьются бабочки, множество белых бабочек. Стайка меняет очертания, приближается. И вот они трепещут вокруг, пролетают под ногами. Бражники. Но бражники крупнее. Ночные. Но уже день.
Трудно поверить, что эти летуньи в белейшем бархате и прожорливые гусеницы одно и то же.
Под тяжестью Меньшикова прогибаются ветви. Он сам, как гусеница. С горящим от жажды нутром. Над головой свистнула птица. Мгновенье спустя эхо разнесло хлопок ее тяжелых крыльев. И тут Меньшиков сообразил, что эхо разносит звук выстрела. И над ним грубо свистнула вовсе не птица. Он оглянулся на дубраву. Стреляли как будто оттуда. По нему? За кого они его приняли? Разве не видно, что человек. Меньшиков спустился. Значит, там кто-то был еще. В него не стреляли даже в глухомани Азии. Те, что выгружали мясо на берег.
7
Реку он почуял.
Но ему еще пришлось преодолеть овраг, продраться сквозь кусты, миновать осинник, пройти по травянистому берегу: над ивами серела вода.
Меньшиков стащил грязную одежду, спустившись к воде, бросил ее на глинистый берег, вошел в беспрерывно движущееся зеркало. Постоял и поплыл, окунулся с головой.
И потом сидел на берегу, смотрел вправо, туда, где река делала поворот, - на взгорок, заросший иван-чаем, березками. Из травы торчали обгоревшие сучья. Бледный диск солнца то скрывался, то вновь проступал левее этого взгорка. Иван-чай зацветал.
Река безостановочно выносила свои воды из-за берегового изгиба. Все новые и новые толщи, тонны воды. Воды далеких еще верховьев, маленьких рек, озер, болот, ручьев. И у каждой реки свое имя. У всякого болота, ручья. Эти имена сливаются в имя одной реки. Меньшикову оно сейчас представлялось особенно понятным, имя реки. Он знал вкус его, глубину, тишину, шелест и плеск. Что-то истончилось в нем за время этого плавания.
Он снял отмокшую повязку. Рана по краям загноилась. Слегка кровоточила. Прополоскав тряпку, он повесил ее на ветку просушиться.
Над рекой замерла пушинка. Наверно, клок еще весеннего ивового пуха, застрявший в ветвях и вынесенный теперь воздушным потоком.
Пух как будто не двигался над широкой спокойной течью реки.
Но все-таки приближался к воде.
Меньшиков следил за этим томительным падением.
Казалось, весь мир завис над рекой.
Однажды это случилось: река хлынула и потекла в кромешную ночь. И теперь по ней движутся лодочники.
Но разве доберешься до истоков.
Меньшиков не знал, выше или ниже того места, где спрятана байдарка, он вышел к реке. Надо было отдохнуть, выспаться. Но хотелось есть. И он все-таки собрался и пошел. Вверх по течению. Обрывы, еловый лес - верные ориентиры. Байдарка ниже Обрывов. Но, возможно, он забрал выше и Обрывов, и елового леса.
Вправо уходила полоса ромашек. Они ясно белели среди трав, в сером вечернем свете. Меньшиков вспомнил дохлую корову. Как будто он ее и искал, беглянку Деревни. Но корова подохла. Молочный корабль потерпел крушение, высится с продырявленным бортом. В трюме жуки, черви, мыши. Опоздал.
Ромашка - классически ясный цветок. Солнечная желтизна. Белизна лучей. Как бы странное изображение солнца, его отражение. И он, невероятный великан, шагает над ними. Над праздничными солнцами.
Шел берегом еще некоторое время, иногда видя в листве движущуюся реку. Но, наверное, до Обрывов или елового леса было далеко, и он выбрал место под ивами, над густыми тростниками, наломал веток, развел костер. Вдохнул горький вербный дым. Отыскал трухлявый ствол и, легко сломав его, положил в огонь. Повалил белый дым. Тут же на противоположном берегу раздался мелодичный свист. Птица. Или кто? Да, пожалуй, слишком густой дым. Как маяк. Тем, кто сидел в дубраве. Лучше все-таки пригасить. Нарвал тростника, постелил, лег, завернувшись в одеяло.
Вав! - взлаял пес.
Послышался чистый свист. Вокруг лица звенели комары.
Вав! Кто-то вышел на охоту.
Он думал о длинноволосом пешеходе. От кого тот уходил. И что он тащил в рюкзаке. Рылся в окопах?.. И с кем-то столкнулся. С местными. С вербными жителями. И они и Меньшикова приняли за осквернителя, черного следопыта? А за кого еще можно принять его. Что он здесь делает.
Вав!
Лай высоко над землей. Как будто собака бежит по деревьям. Небесная собака.
Вообще взлаивают и болотные совы. Они же могут мелодично посвистывать.
...Но скорее всего именно совы навели на него преследователей. Они обозначили себя смутными бледными пятнами фонариков. Меньшиков услышал тихие голоса. Они искали его. Видели дым. Теперь шли полукругом. Он собрал одеяло, сунул его в рюкзак.
Вав! - взлаяла собачья сова. Или у них в самом деле была собака.
Меньшиков вышел к ночной реке. Радуясь, что она рядом и сносит следы. Ночью река казалась шире, чем днем. Ничего понятного и родного.
Это такие правила игры. В общем, он не удивился. Конечно, можно доказать... Но кто станет слушать. Он был в лесу - и этого достаточно, чтобы свернуть шею.
Слишком долго он уходил безнаказанным.
Но все-таки как они нашли... Меньшиков прислушался. Тихо. Но лучше все-таки переплыть реку. Он разделся, положил одежду в рюкзак и вошел в воду, поплыл. Река была теплой; широкая черная течь медленно волокла его за собой. Он уже пожалел, что поплыл. Ослаб за это время, скверно питался. Рюкзак намок. И мешал плыть. Меньшиков хлебнул воды, закашлялся, выпустил ношу, - но все же успел схватить и перевернулся на спину, заработал отчаянно ногами, плывя с рюкзаком, как с утопленником. Ударился головой о корягу. Доплыл. Вылез на берег, оглянулся: прямо в лицо ему глянула луна, рассеченная черными ветвями. Оделся. С него стекала вода, одежда намокла.
Птицы, устроившиеся на ночлег в траве или кустах, взлетали, заслышав его приближение, и возмущенно-жалобно вскрикивали.
Луна всходила выше.
Глумливо она светила на него.
Он шел мимо белых деревьев.
В низинах его обдавало холодом.
На взгорках, заросших иван-чаем, - теплом.
Сверху он видел реку. Сейчас она светилась. Они была заодно: луна и река, совиные собаки, совиные жители. Луна блестела осклизлым пупом в животе ночи.
Где-то поблизости заскрежетал коростель.
- Часовщик, - сказал Меньшиков.
Из травы высунулся сначала клюв. Потом появилась голова. Птица вопросительно смотрела на Меньшикова. Меньшиков хотел спросить, но подумал, что это слишком странно, и промолчал. Часовщик скрылся. И тут Меньшиков пожалел, что позволил ему уйти без ответа. Он пошел за ним, побежал. Но Часовщик уходил какими-то своими лабиринтами в траве. Запыхавшийся Меньшиков остановился. Огляделся. Прислушался. Но слушать что-то мешало. Отвлекало. Какой-то неясный шум. Какой-то далекий гул. Где-то он зарождался, тихо сотрясая пространство.
Меньшиков устало улыбнулся.
И пошел к реке.
Но вышел к лесу. Сначала показалось, что это низкая туча. Но это был лес. Настоящий, еловый. Запах смолы, хвои, дыма. Вверху вырисовывались контуры елей.
Значит, он выше Обрывов.
Но - ведь переплыл реку? А еловый лес был на том берегу.
Или это другой еловый лес. Но с высоты Обрывов он не видел никаких лесов: тростники, кусты, березы.
Меньшиков вошел в лес. И замер. Краснел огонь. Костер. Но его, наверное, заметили. Но именно это ему и нужно. Именно они ему и нужны, люди. Он направился к костру. Приветствие застряло в горле. Возле костерка не было ни души. Успели уйти. И откуда-то наблюдают. Он оглянулся. И увидел еще один костер. И третий. Пошел дальше. Огни краснели всюду.
Меньшиков отступил назад.
Кто-то здесь развел их. Устроил ворожбу в честь ночи с бледной луной в животе. Дружина ее мужей, бабищи великой с косматым лоном, сосцами-звездами, синими молниями в глазах, тростниками, травами, прыщущими росой.
Он опустился на землю, протянул руки к огню.
И услышал тихое движение. Вспыхнула хвоя. Он прислушался. Огонь, потрескивая, двигался по лесу. Это был какой-то хоровод. Факелом фукнула сухая трава.
Да лес горит!..
Меньшиков встал, принялся затаптывать огонь. Затем сломал осинку и начал сбивать огонь. Но вскоре понял, что бесполезно. Тлела хвойная подстилка. Здесь нужна вода. Предок с дождями. Меньшиков бросил истрепанную, оголившуюся осинку и пошел прочь. Встал на колени у воды, умыл горячее лицо. И задумался. Почему нельзя достичь истоков. А? Если есть лодка. И решимость.
Вода капала с рук.
Как жемчуг.
В лоно вод.
Стоило ли вступать в игру. Нет, вот что: надо ли еще раз переправляться через реку?
А игра, конечно, интересна.
Люди в масках птиц и зверей. Птицы и звери в масках людей. Сплетения случайностей. Солнце. Безумные кружения в пространстве на этом батискафе жизни. От этого и сходишь с ума. Потому что все слишком красочно, красиво. Золотое солнце. Ночью звезды. Плавная река. Речная рыба.
