Татьяна Назаренко - Прынцесса из ЧК
- Убедились? Все по правилам, - отозвалась следователь и добавила: - А ведь организация-то есть. Следствие располагает данными о регулярно проводившихся сборищах, к тому же в вашем дневнике есть подробное описание посвящения в рыцари. Кстати, кто такой этот рыцарь Даниэль?
- Его нет, - сухо отозвался Юрий. Мысль о том, что чужие и безразличные к нему люди роются в сокровенных тайнах его души, уже возмущала не так сильно, как сразу после ареста. По крайней мере, ему хватало сил сохранять видимое равнодушие.
- Как это - нет? - удивилась она.
- Это мои фантазии. Рассказ.
- Неправда. Вы свои рассказы и стихи записывали в отдельных тетрадках. Которые тоже изъяты при обыске. А тут - дневник.
- Это фантазии, - сухо повторил Юрий.
- И две рукописи философского содержания - тоже? - спросила Елизавета Петровна.
- Тоже. Это я придумал, - и усмехнулся вызывающе. - Нравится?
Сорвалась глупая фраза с языка, и Юра тут же застеснялся своего неуместного вопроса. Но Елизавета Петровна очень охотно отозвалась:
- Не знаю. Я ничего в них не поняла.
- Тогда как вы можете меня осуждать на их основании?
- А я разве осуждаю? Я вообще не имею права вас осуждать. Следствие должно собрать доказательства вины, а уж осуждать вас Судебная коллегия будет. Я только подозреваю, что в рукописях скрыта антисоветская агитация.
- И призыв к свержению советской власти! - не удержавшись, съехидничал Юрий.
- Не пиши! - оказывается, следователь следила за стенографисткой и, довольно жестко прикрикнув на девушку, обернулась к Юрию. - Поосторожней. Вашу усмешку в протокол не запишешь, а по форме это признание.
Юрий закусил губу. Надо же так попасться!
Она продолжила:
- Значит, вы утверждаете, что рукописи философского содержания есть плод ваших размышлений?
- Да.
- Тогда давайте о них и побеседуем.
- Беседовать я привык за чаем, с друзьями. А с вами мне беседовать не о чем! - резко заявил он. Со Звягиным ему удавалось таким образом продержаться все допросы.
Она поморщилась, поджала обиженно губы и произнесла подчеркнуто сухо:
- Ну и не беседуйте, мне-то что! А на меня не кричите. Вам такое обращение не нравится? Я тоже человек и подобного тоже не люблю. - Громова достала портсигар, зажигалку. Ввинтила сильными пальцами папиросу в мундштук и закурила. В маленьком прогретом кабинете сразу ядовито запахло дешевым табаком.
Некурящий Юрий не выдержал:
- Что за хамская манера! Здесь и так дышать нечем!
- Извините, - искренне смутилась она, хотела было затушить папиросу, но передумала, подошла к окну, открыла форточку.
"И на том спасибо!" - подумал юноша. Елизавета Петровна тем временем затянулась и проворчала, совсем не страшно, как ворчат добродушные тетки:
- Ведь как у вас это барское в кровь въелось. Только ножкой не топнули да вон не послали. А ведь я все-таки женщина, да и постарше вас буду! Ры-царь!
Она презрительно скривила губы - в углу рта у нее снова обозначилась резкая морщинка - и затянулась. Папиросу следователь держала в трех пальцах, как тертый жизнью мужик. Она ничуть не позировала, но Юра вдруг подумал, что его противница - несчастная и усталая женщина, причем скрывает это от всех. Ему стало неловко - действительно нахамил человеку.
- Извините...
- Ладно, - кивнула Елизавета Петровна, докурила, загасила папиросу о подоконник и метко швырнула окурок в пепельницу на столе. - Чудной вы все-таки, гражданин Семенов.
- Что же вас так удивляет?
- Бесполезность, - произнесла Елизавета Петровна, глядя ему в глаза.
- Бесполезность? - Юрия это задело до глубины души. - По-вашему, только тот полезен, кто землю копает? А те, кто создает культурные ценности, при социализме не нужны?
- Культурные ценности? - насмешливо протянула она, взяла его тетрадь, помахала ею в воздухе. - Эту коровью жвачку вы называете культурными ценностями? Культура должна быть понятна всем. А тут читаешь-читаешь - и ничего не понятно.
- Ну, если вы не поняли, это не значит, что здесь бесполезное что-то написано, - запальчиво возразил Юрий. - Это философское сочинение, а философия - наставница жизни.
- Значит, вы думаете, что люди должны жить по этой вашей... философии? - с легкой, но очень обидной иронией заметила она.
- Марксизм - тоже философия, - не уступал Юрий. - Вы же по ней живете.
- Так то марксизм. У Маркса все ясно, между прочим. Это вам не зоны с арлегами.
- По-вашему, "пролетариат" и "буржуазия" с "эксплуатацией" - проще? Да ваши агитаторы их выговорить подчас не могут.
- Тем не менее учение Маркса можно объяснить даже самому темному крестьянину.
- Я тоже могу вам зоны с арлегами объяснить.
- Ну и объясните! - заявила следователь и опять закурила. В ее голосе послышалось настоящее любопытство. Добавила с мягкой улыбкой: - Я понятливая. Только по-человечески, а то ваш брат интеллигент каждый по-своему чирикает, я одного приучусь понимать, а другой иначе говорит...
- На следствии, что ли, с интеллигентами разговаривали? - нахохлился Юрий.
- Бывало и так. А вообще - я в свободное время самообразованием занимаюсь. - и добавила доверительно: - Я ученым сильно завидую.
Юрий вздохнул, впрочем, не без ехидства.
- А что на рабфак не пошли?
- Так работа же. - она пропустила мимо ушей его издевку.
- Что вас только привело на эту собачью работу?
- Долг, - просто сказала она.
Юра отметил, что с определением "собачья работа" она спорить не стала. "Согласна ведь!" - подумал он.
Хотел было продолжить в том же духе, но следователь докурила и произнесла спокойно:
- Давайте вернемся к делу. Вы ведь собирались мне разъяснить вашу философию. Начнем с того, что я поняла. Вот вы делите весь род людской на три части. Гилики - это мещане, для которых на первом месте брюхо, богатство, власть. Это ясно. Потом повыше идут люди - это психики. Так вы их зовете, да? И наконец - лучшие, пневматики, белая кость. Так?
- Не совсем. Нет белой и черной кости. Нет плохих и хороших. Есть знающие и незнающие. Пневматики - это знающие. Люди духа, люди идеи. А просвещению доступны и гилики, и психики. Только знание идет к ним по-разному. Психикам оно доступнее. Они живут чувствами и отношением к людям. Их мышление не привязано к земле, они думают не только о своем благе. Гилика труднее оторвать от земного и заставить подумать о непрактичном разуме. Вы понимаете?
Она кивнула - совсем как старательная школьница, но Юра успел уловить совсем детский страх в ее глазах. Видимо, не все было так уж ясно, но она боялась, что он перестанет объяснять.
- Ну как вам объяснить? Ну вот я - психик, а Звягин - гилик.
- А я? - заметно повеселела она.
- Думаю, психик... - ответ звучал не совсем уверенно. - Я вас плохо знаю, но...
- А Махно? - боясь упустить ставшую было понятной мысль, спросила она.
- Гилик, - убежденно сказал он. - Борьба за власть - цель его жизни. Цель гилика.
- А Троцкий?
- Тоже.
- А товарищ Ленин? - спросила она не без любопытства.
- Не сочтете это контрреволюцией? Тоже.
- Но ведь он думал не о себе, а о народе! - произнесла она, с сомнением качая головой.
- Такого рода альтруизм...
- ?
- Ну, забота о других, не только о себе, присущ и гиликам. Но - он собрал партию, он поставил цель, и он привел своих сторонников к этой цели. Пневматик не будет вести за собой. Он будет ждать, когда ищущие знания придут к нему. Он никогда не встанет во главе толпы. Или масс - если вам так больше нравится. Что мне в марксизме не нравится - это то, что он философия толпы.
- Разве это плохо - добиться свободы самим, в борьбе? - спросила следователь.
- Так ведь знание не дается революцией, оно обретается. Это долгий процесс. А борьба, революция, это неверный путь. Насилие рождает насилие. Разрушение. Когда люди голодны - им не до возвышенного. И пневматики гибнут первыми - они не умеют переступать через кровь.
- А... - разочарованно произнесла она. - Терпение, смирение - старая религиозная агитация. Сыты мы боженькой и поповскими уговорами по горло! Вам не понять, что значит обрести свободу в борьбе, это пережить надо!
Юрий вспыхнул, перебил:
- Обрести свободу ценой насилия! Во время этой борьбы гибли лучшие! Насилие опьяняет. Вы ведь даже не замечаете, как гибнете! Вот вы, Елизавета Петровна! Вы же не можете жить без крови! И еще - вы боитесь, а страх и счастье - несовместимы.
- Да что вы понимаете!
Она опять закурила - и замолчала. Только голубые глаза лихорадочно блестели. И Юре показалось, что она не так уж уверена в своей правоте.
- Или вы потому уйти отсюда не хотите, что во время войны распробовали вкус крови? Потому что вы не знаете, как сможете жить иначе? Молчите?
Она действительно не перебивала, только нервно затягивалась, выпуская дым вниз, в сторону.
- Скажите, разве я не прав? Прав, вы и сами это чувствуете. Только в просвещении души путь к счастью и спасению людей. Пусть он будет медленный. Толпы противны Духу. А просвещение враждебно гиликам, рвущимся к власти. Потому что просвещенными людьми невозможно командовать.
