Лев Толстой - Четвертая русская книга для чтения
Пришел, у дороги родничок, камнем обделан. Остановился, ссадил Костылина.
- Дай, - говорит, - отдохну, напьюсь. Лепешек поедим. Должно быть, недалеко.
Только прилег он пить, слышит - затопало сзади. Опять кинулись вправо, в кусты, под кручь, и легли.
Слышат голоса татарские; остановились татары на том самом месте, где они с дороги свернули. Поговорили, потом зауськали, как собак притравляют. Слышат трещит что-то по кустам, прямо к ним собака чужая чья-то. Остановилась, забрехала.
Лезут и татары - тоже чужие; схватили их, посвязали, посадили на лошадей, повезли.
Проехали версты три, - встречает их Абдул-хозяин с двумя татарами. Поговорил что-то с татарами, пересадили на своих лошадей, повезли назад в аул.
Абдул уж не смеется и ни слова не говорит с ними.
Привезли на рассвете в аул, посадили на улице. Сбежались ребя 1000 та. Камнями, плетками бьют их, визжат.
Собрались татары в кружок, и старик из-под горы пришел. Стали говорить. Слышит Жилин, что судят про них, что с ними делать. Одни говорят: надо их дальше в горы услать, а старик говорит: "надо убить". Абдул спорит, говорит: "я за них деньги отдал, я за них выкуп возьму". А старик говорит: "ничего они не заплатят, только беды наделают. И грех русских кормить. Убить, - и кончено".
Разошлись. Подошел хозяин к Жилину, стал ему говорить:
- Если, - говорит, - мне не пришлют за вас выкуп, я через две недели вас запорю. А если затеешь опять бежать, - я тебя как собаку убью. Пиши письмо, хорошенько пиши!
Принесли им бумаги, написали они письма. Набили на них колодки, отвели за мечеть. Там яма была аршин пяти, и спустили их в эту яму.
6
Житье им стало совсем дурное. Колодки не снимали и не выпускали на вольный свет. Кидали им туда тесто непеченое, как собакам, да в кувшине воду спускали. Вонь в яме, духота, мокрота. Костылин совсем разболелся, распух, и ломота во всем теле стала; и все стонет или спит. И Жилин приуныл, видит - дело плохо. И не знает, как выбраться.
Начал он было подкапываться, да землю некуда кидать; увидал хозяин, пригрозил убить.
Сидит он раз в яме на корточках, думает об вольном житье, и скучно ему. Вдруг прямо ему на коленки лепешка упала, другая, и черешни посыпались. Поглядел кверху, а там Дина. Поглядела на него, посмеялась и убежала. Жилин и думает: "не поможет ли Дина?"
Расчистил он в яме местечко, наковырял глины, стал лепить кукол. Наделал людей, лошадей, собак, думает: "как придет Дина, брошу ей".
Только на другой день нет Дины. А слышит Жилин - затопали лошади, проехали какие-то, и собрались татары у мечети, спорят, кричат и поминают про русских. И слышит голос старика. Хорошенько не разобрал он, а догадывается, что русские близко подошли, и боятся татары, как бы в аул не зашли, и не знают, что с пленными делать.
Поговорили и ушли. Вдруг слышит - зашуршало что-то наверху. Видит: Дина присела на корточки, коленки выше головы торчат, свесилась, монисты висят, болтаются над ямой. Глазенки так и блестят, как звездочки; вынула из рукава две сырные лепешки, бросила ему. Жилин взял и говорит:
- Что давно не бывала? А я тебе игрушек наделал. На вот! - Стал ей швырять по одной. А она головой мотает, не смотрит.
- Не надо, - говорит. Помолчала, посидела и говорит: - Иван! тебя убить хотят. - Сама себе рукой на шею показывает.
- Кто убить хочет?
- Отец, ему старики велят. А мне тебя жалко.
Жилин и говорит:
- А коли тебе меня жалко, так ты мне палку длинную принеси.
Она головой мотает, - что "нельзя". Он сложил руки, молится ей:
- Дина, пожалуйста! Динушка, принеси!
- Нельзя, - говорит, - увидят, все дома, - и ушла.
Вот сидит вечером Жилин и думает: "что будет?" Все поглядывает вверх. Звезды видны, а месяц еще не всходил. Мулла прокричал, затихло все. Стал уже Жилин дремать, думает: "побоится девка".
Вдруг на голову ему глина посыпалась; глянул кверху - шест длинный в тот край ямы тыкается. Потыкался, спускаться стал, ползет в яму. Обрадовался Жилин, схватил рукой, спустил - шест здоровый. Он еще прежде этот шест на хозяйской крыше видел.
Поглядел вверх, - звезды высоко на небе блестят; и над самою ямой, как у кошки, у Дины глаза в темноте светятся. Нагнулась она лицом на край ямы и шепчет: "Иван, Иван!" - а сама руками у лица все машет, - что "тише, мол".
- Что? - говорит Жилин.
- Уехали все, только двое дома.
Жилин и говорит:
- Ну, Костылин, пойдем, попытаемся последний раз; я тебя подсажу.
Костылин и слушать не хочет.
- Нет, - говорит, - уж мне, видно, отсюда не выйти. Куда я пойду, когда и поворотиться нет сил?
- Ну, так прощай, - не поминай лихом. - Поцеловался с Кистылиным.
Ухватился за шест, велел Дине держать, полез. Раза два он обрывался, колодка мешала. Поддержал его Костылин, - выбрался кое-как наверх. Дина его тянет ручонками за рубаху, изо всех сил, сама смеется.
Взял Жилин шест и говорит:
- Снеси на место, Дина, а то хватятся, - прибьют тебя.
Потащила она шест, а Жилин под гору пошел. Слез под кручь, взял камень вострый, стал замок с колодки выворачивать. А замок крепкий, - никак не собьет, да и неловко. Слышит, бежит кто-то с горы, легко попрыгивает. Думает: "верно, опять Дина". Прибежала Дина, взяла камень и говорит:
- Дай я.
Села на коленочки, начала выворачивать. Да ручонки тонкие, как прутики, ничего силы нет. Бросила камень, заплакала. Принялся опять Жилин за замок, а Дина села подле него на корточках, за плечо его держит. Оглянулся Жилин, видит - налево за горой зарево красное загорелось, месяц встает. "Ну, - думает, - до месяца надо лощину пройти, до лесу добраться". Поднялся, бросил камень. Хоть в колодке, - да надо идти.
- Прощай, - говорит, - Динушка. Век тебя помнить буду.
Ухватилась за него Дина: шарит по нем руками, ищет - куда бы лепешки ему засунуть. Взял он лепешки.
- Спасибо, - говорит, - умница. Кто тебе без меня кукол делать будет? - И погладил ее по голове.
Как заплачет Дина, закрылась руками, побежала на гору, как козочка прыгает. Только в темноте слышно - монисты в косе по спине побрякивают.
Перекрестился Жилин, подхватил рукой замок на колодке, чтобы не бренчал, пошел по дороге, - ногу волочит, а сам все на зарево поглядывает, где месяц встает. Дорогу он узнал. Прямиком идти верст восемь. Только бы до лесу дойти прежде, чем месяц совсем выйдет. Перешел он речку, - побелел уже свет за горой. Пошел лощиной, идет, сам поглядывает: не видать еще месяца. Уж зарево посветлело и с одной стороны лощины все светлее, светлее становится. Ползет под гору тень, все к нему приближается.
Идет Жилин, все тени держится. Он спешит, а месяц еще скорее выбирается; уж и направо засветились макушки. Стал подходить к лесу, выбрался месяц из-за гор, - бело, светло совсем, как днем. На деревах все листочки видны. Тихо, светло по горам, как вымерло все. Только слышно - внизу речка журчит.
Дошел до лесу - никто не попался. Выбрал Жилин местечко в лесу потемнее, сел отдыхать.
Отдохнул, лепешку съел. Нашел камень, принялся опять колодку сбивать. Все руки избил, а не сбил. Поднялся, пошел по дороге. Прошел с версту, выбился из сил, - ноги ломит. Ступит шагов десять и остановится. "Нечего делать, думает, - буду тащиться, пока сила есть. А если сесть, так и не встану. До крепости мне не дойти, а как рассветет, - лягу в лесу, переднюю, а ночью опять пойду".
Всю ночь шел. Только попались два татарина верхами, да Жилин издалека их услыхал, схоронился за дерево.
Уж стал месяц бледнеть, роса пала, близко к свету, а Жилин до края леса не дошел. "Ну, - думает, - еще тридцать шагов пройду, сверну в лес и сяду". Прошел тридцать шагов, видит - лес кончается. Вышел на край - совсем светло, как на ладонке перед ним степь и крепость, и налево, близехонько под горой, огни горят, тухнут, дым стелется и люди у костров.
Вгляделся - видит: ружья блестят, казаки, солдаты.
Обрадовался Жилин, собрался с последними силами, пошел под гору. А сам думает: "избави бог, тут, в чистом поле, увидит конный татарин; хоть близко, а не уйдешь".
Только подумал - глядь: налево, на бугре, стоят трое татар, десятины на две. Увидали его, - пустились к нему. Так сердце у него и оборвалось. Замахал руками, закричал что было духу своим:
1000 - Братцы! выручай! братцы!
Услыхали наши, - выскочили казаки верховые. Пустились к нему - наперерез татарам.
Казакам далеко, а татарам близко. Да уж и Жилин собрался с последней силой, подхватил рукой колодку, бежит к казакам, а сам себя не помнит, крестится и кричит:
- Братцы! братцы! братцы!
Казаков человек пятнадцать было.
Испугались татары, - не доезжаючи, стали останавливаться. И подбежал Жилин к казакам.
Окружили его казаки, спрашивают: "кто он, что за человек, откуда?" А Жилин сам себя не помнит, плачет и приговаривает:
- Братцы! Братцы!
Выбежали солдаты, обступили Жилина; кто ему хлеба, кто каши, кто водки, кто шинелью прикрывает, кто колодку разбивает.
Узнали его офицеры, повезли в крепость. Обрадовались солдаты, товарищи собрались к Жилину.
