Александр Володин - Записки нетрезвого человека
Благодаря этой его непритязательной простоте с ним было легко и просто каждому, в общении он был не умнее никого, особенно интеллигентных людей, которые говорили с причастными оборотами.
С ним было хорошо и естественно выпить. Приходил после съемок в Ленинграде, и мы садились за свои рюмашки, не вдаваясь в подробности искусства и политики. И все, между делом, становилось ясным, и про политику, и про искусство, и про жизнь вообще. Потом он ложился на тахту и мгновенно засыпал. Но просыпался вовремя, так, чтобы можно было поспеть к поезду. (Так же на съемках: явившись, он ложился на какую-нибудь скамью, задремывал и мгновенно просыпался для своего эпизода.)
Пожалуй, ничуть не менее, чем актерская работа, ему были необходимы друзья. В Москве была компания... Сколько в ней было проведено прекрасных ночей!
Перед ним, таким простым, который не умней никого, таксисты останавливали машины, швейцары распахивали двери. Его, такого простого, любили приглашать в гости. Попали мы как-то к случайным знакомым, поклонникам его труднообъяснимого дара. Едва вошли - увенчанный своей причудливой славой, артист немного увял. Он понял, что люди ждут от него чего-то необыкновенного, пусть и наивного, чтобы было потом о чем рассказывать. После короткой паузы с разных концов стола его стали обстреливать вопросами и, как в телепередаче "Что? Где? Когда?", ждать стремительного ответа. Но он, избегая разговора, склонил свою любимую народом голову над салатом. Тут же интеллигентные люди простили ему эту неразговорчивость за просто-ту гениального самородка. И повели огонь телевопросов на меня (о нем, конечно). Но и я не мастер в жанре блицинтервью. Выручил меня он. Не поднимая головы от маленького плацдарма в центре стола, начал подкладывать мне на тарелку салат, подливать в рюмку и, побрякивая баском, посоветовал:
- Прикроемся мужественной простотой.
От неловкости я не различал лиц за столом.
Он же:
- Погляди, на том углу стола в синей кофточке сидит. Ну, головастая, все сечет!
А это - он все сек.
Дело в том, что, не стараясь быть остроумцем, он был наблюдателен и умен поразительно, но иначе, чем другие. Рассказывал мне как-то о спекулянтах, которых повидал в Одессе. Так точно, блистательно запечатлел типы тамошней мафиозной иерархии! Кто из них как относился к вышестоящим и к нижестоящим, и повадки каждого, и хитроумие каждого, у одного обаятельное, у другого наглое...
Нет, Евстигнееву по праву давали в фильмах роли ученых. Проницательных, ироничных интеллектуалов.
Олег Ефремов однажды показывал (он любил показывать) актерам, что надо сыграть в сцене. Репетировали "Чайку". И актеры, примеряя его показ к себе, постепенно выполняли все, вернее то, что требовалось.
Ефремов дал такой совет и Евстигнееву.
Но тот спросил:
- А может быть, так?
И показал вариант.
- Или так?
И - иначе.
- А если так?..
Не помнится, сколько было предложений, каждое из них казалось самым убедительным. Кажется, пять или шесть.
В спектакле "Голый король" он, слегка обвитый парадной королевской лентой по голому телу, стоял лицом к зрительному залу, долго, молча, минуту за минутой и нерешительно, стараясь сделать это как бы незаметно для зрителей, пробовал пальчиками почувствовать хотя бы складочку несуществующей одежды.
Он был актер с головы до пят.
Он был человек пронзительного ума.
Он умел любить друзей.
Он со снисходительным презрением относился к уродствам нашей жизни.
Он - был.
Понял слово смирение. Давно уже понял. Но то и дело забывается.
Как живут, как вспоминают свое прошлое хоккеисты, которые перестали играть, певцы, которые перестали петь, писатели, которые перестали писать? Не может быть, чтобы все они пребывали в психологической яме. Некоторые, наверное, до конца дней своих благодарны жизни, единственной.
Митинг на Дворцовой площади 8 апреля 1990 года. Тема - отказ от применения военной силы для решения гражданских и политических конфликтов к годовщине трагедии в Тбилиси и современному положению в Литве.
Плакаты на митинге:
"Руки прочь от Литвы!" (таких много).
"Отпустим Литву без контрибуций!"
"Воры в Кремле, танки в Литве?"
"Петербуржцы! Не дадим захлопнуть литовскую форточку в Европу!"
"Прощай, империя!"
"Главное - выдержать испытание демократией!"
"Горбачев! Снова - тотальная ложь?"
"Отменить Ленинские субботники, как использование бесплатного труда!"
"Свободу братской Литве!"
3. Гердту
Правда почему-то потом торжествует.
Почему-то торжествует.
Почему-то потом.
Почему-то торжествует правда.
Правда, потом.
Людям она почему-то нужна.
Хотя бы потом.
Почему-то потом.
Но почему-то обязательно.
Евреи считали себя Богоизбранным народом. Судьба рассеяла их по странам мира.
Японцы были воинственны. Для самурая честь - выше жизни. Судьба обрушила на них атомную бомбу - Япония стала миролюбивым народом.
Россия долго была империей. Покоряла себе, правила другими народами. Теперь зовем опытных американцев: "Помогите нам..."
"Превращать минусы в плюсы". (Из телефонного разговора.)
О Хармсе долго молчали. Вспомнили уже Булгакова, Платонова, Бабеля, Олешу. Но вот маленький театр "Эрмитаж" прокричал и о нем. И это услышали. Это была одна из запоздалых побед справедливости.
...Три персонажа: Влюбленный, Девушка и Бестолковый дядя. Было бы довольно для смешного водевиля. А у Хармса они все трое еще и проглотили каким-то образом каждый по молотку. И в продолжение действия пытаются освободиться от них. Это как бы освобождение от наших собственных внутренних терзаний и комплексов.
...Актриса Полищук, так не подходящая своим ростом ко всем своим миниатюрным возлюб-ленным... А кто в жизни подходит другому полностью? Никто никому. А она и не замечает мелкости своих "предметов". Это такое трогательное, сегодняшнее. Никто никого по мерке для нас не создает. А как с тем, с тою, кто, казалось бы, не подходит нам?..
Поступки, совершенные в течение жизни:
Глупые и плохие.
Глупые, но не по моей воле - по моему безволию.
Глупые и нелепые, на беду только себе, и - на всю жизнь.
Я снова в гостях у детей. Пишу это в городе Остине. Это столица Техаса, но по американским масштабам - провинция. Правда, со столичными зданиями в центре и гигантским университетом, где работают мои дети.
По ночам луна здесь повернута в другую сторону, нежели у нас. На автомобильные трассы осторожно выходят олени. Город на холмах и в окружении холмов. Дороги то покаты, то круты, - округло вниз, спирально вверх. Двухэтажные особняки расположены ярусами, и каждый не похож на другой, и каждым можно любоваться подолгу.
В этой столице Техаса чувствуется провинциальное величие.
А дети - это:
Старшему сыну Володе уже сорок пять лет! Хотя обликом он забавно молод. Я никогда не видел персов. Но когда он, веселый иронист, становится серьезен, на память почему-то приходит что-то некогда читанное поэтическое, персидское.
Младший сын - Алеша. Володе он сводный брат.
Вот он сидит, спиной ко мне, за компьютером. Золотистая в солнечном свете голова. Первый курс университета. Математика, программирование. (Это - от Володи.) Я его не видел уже два года, с тех пор, как Лена и Володя уговорили отпустить его к ним, в Америку. Здесь я узнал его заново. В ленинградской школе он был неустойчивосредним. Здесь входит в почетный список декана.
На свои расходы зарабатывает сам официантом одновременно с занятиями в университете.
Хорошо ли за два года Алеша овладел английским языком - не знаю. Кажется, хорошо, потому что говорит очень быстро. Правда, я тоже говорю быстро, но лишь одну фразу: "Ай донт спик инглиш" ("Я не говорю по-английски").
Третий член семьи - Лена. В доме она главная, так исторически сложилось. С тех пор еще, в годы отказа на выезд, когда они с Володей были безработными в Ленинграде. В это тяжкое время она много взяла на себя.
По первому впечатлению - хохотушка. Но оказывается, проницательно разбирается в людях, любого, как говорится, сечет. Притом натура волевая. И воля ее устремлена на хорошее. Едва узнав о трудностях в жизни знакомых или прибывших в город эмигрантов из России, находит способ помочь. Она преподает в университете русский язык. Как я понял, очень изобретательно.
Из всех супружеских союзов, какие мне известны, этот - Володи и Лены лучший. Жена моя, вот бы нам вовремя научиться у них.
Ну как писать о них, скажите: Володя любит Лену, Лена любит Володю, оба любят свою работу. Алеша любит Володю и Лену, они полюбили его, этого могло бы и не случиться! Опускаю то, как они любят своих друзей, - тех, что остались в Ленинграде, тех, кто за ними следом поехал в Америку, и тех, кто - во Франции, Англии, Португалии, Испании, Италии - но об этом уже было... Изымаю страницу за страницей, где о взрослых детях моих уже сентиментально. О тех, кого мы любим, мы можем рассказать меньше всего.
