Александр Грибоедов - Сочинения
Ахалкалаки, 25 июля.
Я приехал сюда после бесконечных объездов, ибо всякое сообщение с Карсом было прервано, и главнокомандующий в это время двинулся к Ахалкалакам, которые и взял приступом, форт Гартвис тоже был взят третьего дня. Мы захватили множество пушек, знамен и пленных. Я говорил с Мирзой-Джафаром, его полномочия подтверждены, но у него их недостаточно для того, чтобы принять ратифицированный договор с нашей стороны. И даже есть разница в редакции копии трактата, которой он снабжен. Но я посоветовал графу пренебречь этой стороной дела. Гораздо же более существенным является то обстоятельство, что Аббасом-Мирзой не передано его делегату Мирзе-Джафару полномочий, равными которым снабжены наши уполномоченные. Я сам привезу наш ратифицированный трактат Аббасу-Мирзе. В ожидании этого его уполномоченный сообщил мне редакцию своей копии трактата.
Тифлис, 7 августа.
Вы не поверите, какая путаница вышла с моими делами. Я сижу здесь и ничего не делаю. Мои вещи, без которых я не могу обойтись в дороге, были направлены дурными распоряжениями комиссионеров в Астрахань; другие остались в Георгиевске, куда я уже послал летучку. Это прямо разорение, так как я плачу за все вдвое. Дружески поздравьте меня. Я жених, но вернусь за женой не ранее зимы. Если она вполовину любит меня, как я ее, то, конечно, она сделает меня счастливым. При свидании я расскажу вам, как все это произошло. Фелькерзам мне сообщил, что вы недовольны вашим назначением. Но почему же? Если это из-за маленького жалованья, то я уже поставил это на вид графу, и он все нам устроит. Я в этом деле исходил из соображения, что, составляя независимое от него ведомство, я все же должен обратиться к нему, потому что вы действовали под его управлением и он был временно вашим начальником. Если вы недовольны значением вашего места, то вы неправы, так как оно очень влиятельное, и вы, конечно, поймете, любезный друг, что не мне вас разочаровывать в недостатках службы, и это было бы неблаговидно с моей стороны, на что, само собой разумеется, я не способен. Вы уже поверенный в делах ipso facto, и так будет всегда. Работайте и верьте, что я оценю это более, как если бы это касалось моей собственной репутации, которой я, впрочем, не придаю значения в дипломатии. Только случай заставил меня вступить на этот путь.
Р. S. Напишите Абул-Гассан-хану или кому другому относительно вещей, которые скоро прибудут в Гилань.
Нессельроде К. В., 26 июля 1828*
(Перевод с французского)
Господин граф!
Ввиду того, что директор Азиатского департамента1 объявил мне распоряжение вашего сиятельства, чтоб я направился как можно скорее к месту моего назначения, я покинул Петербург, как только получил часть бумаг, относящихся к моей отправке.
Только 13 июля я имел честь получить в Тифлисе верительную грамоту, но я не отправил курьера в Персию, чтоб объявить там о моем приезде, не узнав за это время ничего положительного о наших самых недавних отношениях с Тавризом и Тегераном.
Вернувшийся господин Коцебу – офицер генерального штаба, выполнив свою миссию, которая заключалась в том, чтоб нам возвратили пленных соотечественников, пожаловался мне на медленность, с которой персы проводят их выдачу.
Генерал Сипягин сообщил мне донесение относительно Талышского ханства, где пришлось применить силу против хана этой провинции, который иначе не захотел уступить ее.
Армянский епископ Нерсес, прибывший из Эчмиадзина, говорил мне много насчет переселенцев 8000 семейств армян, которые пришли из-за Аракса, чтобы поселиться в наших провинциях2; вследствие этого Марага, Салмаст и Урмия почти обезлюдели, что для Аббас-Мирзы, согласно финансовому вычислению персов, составляет потерю в 100 000 туманов ежегодного дохода, или 4 курура капитала; это его чрезвычайно огорчило.
Гассан-хан, брат бывшего Эриванского сардара, и Мехмед-Эминхан – пасынок шаха, оба содержащиеся в качестве пленников в Тифлисе, навестили меня там, в числе многих других.
От них я узнал, что договор, судя по письмам, недавно ими полученным, был уже ратифицирован шахом и что посланный Аббас-Мирзы должен был в скором времени передать его для обмена в штаб-квартиру графа Эриванского3.
Я послал срочно донесение его превосходительству, советуя ему задержать у себя посланца-перса до тех пор, когда я смогу прибыть в его ставку, в Карс, доступ куда стал опасным вследствие заразной болезни, занесенной туда пленными турками; неизвестность, в которой я находился относительно вопросов, возбуждаемых вами в настоящее время с персиянами, не дала мне возможности долго задержаться в Тифлисе.
Я скоро, вслед за своей депешей, отозвался к главнокомандующему. Прибыв в Гумри, я нашел, что всякие сообщения с ним на Карс были прерваны, что он должен был двинуться на Ахалкалаки, и я немедленно присоединился к маленькому отряду из 600 человек, который туда направлялся и с которым я и прибыл туда, уже после того, как эта местность была взята штурмом.
Я действительно нашел у главнокомандующего мирзу Джавара, подателя персидской ратификации Туркменчайского договора, который немедленно будет обменен на ратификацию нашего двора.
Через этого возвращающегося посла я извещаю Аббас-Мирзу и Абул-Гассан-хана о моем скором приезде в Персию.
Тон Мирзы Джавара самый покорный на свете, уже нет в этих людях прежней уверенности самомнения; он проявляет наибольшую покорность всему, что требуют от его повелителя. Миссия имеет своей задачей, помимо обмена ратификациями, рассмотрение некоторых вопросов местного интереса, касающихся вознаграждения персидских подданных, бывших собственниками в Ереване.
Господин Фелькерзам – адъютант главнокомандующего, которому было поручено преподнести Аббас-Мирзе портрет и письмо его величества императора, – вернулся из Тегерана; он говорил мне, что его принимали всюду в Персии с самым большим почетом и принц окружил большой пышностью его приезд ко двору; этим он хотел показать окружающим и самому народу, что он был польщен выражениями благосклонности, которыми его величество – наш милостивый государь – изволил его удостоить. Шах решительно отказал разным посланцам-туркам в своем сотрудничестве в делах, которые им предстоит распутать с нами. Весь его Совет совершенно согласен с его мнением. Аббас-Мирза идет еще дальше: он искренно желает перенести войну в Багдад, если ему гарантируют владение им в будущем и еще, помимо этого, если шах представит ему для этого средства.
Господин Амбургер добавляет в своей последней депеше, что принц очень огорчен, что его величество государь не согласился его принять тотчас же, что он горит желанием броситься к ногам его величества, пусть даже это будет в русском лагере, что он чувствовал бы себя очень польщенным, если б император приблизил его к своей особе, окруженный воинственной пышностью, среди тех блестящих побед, которые его величество государь одерживает в настоящее время над турками.
Если я осмелюсь изложить свое мнение вашему сиятельству, я ничему этому не верю, этот принц, еще так мало утвердившийся в своем правлении, очень озабочен тем, чтоб снова завоевать у своего отца и своей нации то доверие, которое было сильно подорвано его неудачами; такой дальний путь ему в настоящую минуту очень трудно предпринять.
Я полагаю, что эти проявления являются только выставлением напоказ преданности нашему августейшему повелителю, разве только в случае, если люди и обстоятельства совершенно изменились в Персии со времени последней войны. Все еще остается вопрос об уплате 8-го курура за обусловленную эвакуацию Хоя4.
Ваше сиятельство уже неоднократно были осведомлены главнокомандующим о разных предложениях принца на этот счет.
Господин Амбургер отчаивается в возможности получить эту сумму. С этой стороны мирза Джавар уверяет меня, что деньги готовы и что его повелитель не замедлит произвести уплату по истечении срока; но настроение Аббас-Мирзы столь переменчиво, что я не могу ничего утверждать насчет этого вашему сиятельству, с той оговоркой, что буду сообщать все, что узнаю верного по этому вопросу по прибытии в Тавриз.
Что касается способа уплаты, я буду руководствоваться последними инструкциями, которые ваше сиятельство отправили графу Эриванскому от 18 июня из лагеря под Карассан.
В общем, я очень рад, что могу успокоить ваше сиятельство относительно наших сношений с Персией и того, с какой осторожностью и энергией до сего велись дела с нашей стороны, хотя честь этого мне отнюдь не принадлежит.
Благодаря счастливой случайности, посланец Аббас-Мирзы очутился при штурме Ахалкалак5 и сильное впечатление, которое произвела на него неустрашимость наших войск, очень кстати вновь пробудило в нем воспоминания о годе, проведенном у своих, когда он вернется в свое государство.
