Владимир Кожевников - Забытый - Москва
- Знаешь, Федор, давай все-таки я сани сначала сожгу, а потом уж конных пустим. А то торчат они, как сор в глазу. Вдруг затолчемся, а у тебя конных все-таки маловато.
- Ну давай. - Федор смотрел удивленно. - Мне-то что. Как скажешь, так и пойдем. Случилось, что ли, чего?
- Да нет. Так что-то... Сани мне не нравятся. Ты трубача тогда ко мне давай, я дам знак.
Послав пешцев вперед поджигать сани, Олег неожиданно услышал с той стороны балки дружный восторженный рев. Все окружение князя уставилось на тот берег, силясь увидеть и понять, что там происходит. Видно было хорошо. Перед фронтом москвичей ехал всадник со свитой (главный их, очевидно) и выкрикивал что-то, потрясая обнаженным мечом и то и дело указывая им в сторону рязанцев. Разумеется, это была речь перед битвой. Зовущая защитить, не посрамить, отомстить, показать и прочее. Ничего особенного в этом для Олега не было, хотя сам он речей не любил и говорить что-то полкам перед битвой привычки не имел. Удивительно и странно было то, как москвичи на эту речь реагировали. Они орали так громко и радостно, словно получали по мешку серебра.
"Мухоморов, что ли, нажрались? Или оратор такой способный? Ишь как их забирает!"
- Тимоха, надо бы этого красноречивого поймать. Да узнать, как это он так умеет народ раззадоривать, - и прикрикнул командирам пешцев: - А ну, ребята, вперед шибче! Сбейте-ка с них спесь, с козлов жирных, чтоб орать перестали! Сани! Сани растащить и поджечь! Сразу!
* * *
Перед московским строем ехал, разумеется, Микула. А кричал он просто и ясно:
- Ребята! Сейчас рязанцы пойдут. Стойте крепко! Надо выдержать первый удар, и тогда они пропали! На помощь нам подоспел Бобер со своими полками! Он уже во-он за тем лесочком. Так что через час (Да нет, раньше!) будет здесь!
Это был не мешок серебра, это было гораздо больше. Возможность выбраться из такой ж..., когда уже не осталось надежды уйти не то что целым, но хотя бы живым. Войско менялось на глазах! Подтянулось, повеселело. Послышались соленые прибаутки полковых зубоскалов. И когда рязанский строй, укрытый высоким забором щитов, двинулся к саням, москвичи смело и весело стали спускаться навстречу.
Арбалетчики за санями мало что успели - рязанцы прикрылись щитами надежно, грамотно. И когда они подошли вплотную, а арбалетчики стали отходить, то затолклись, разминулись с пешцами нечетко, помешали им, и рязанцы, кинувшись на сани, в первый момент не встретили сопротивления, вмиг растащили загородку, прорвались дальше и схватились с пешцами. А сани разметали и подожгли.
- Вот так вас, сопляков, - Олег пристукнул кулаком по луке седла и оглянулся на трубача, - а ну, Кирюха, давай!
Труба захрипела, заклекотала, заверещала, а верней всего, пожалуй, именно закукарекала, так противно и мерзко, что Тимоха, не любивший ее больше всех, прикрыл руками уши.
И сразу конница рязанцев пошла в балку, охватывая постепенно московский фланг.
- Нну! Жирные вы мои! - удовлетворенно пророкотал Олег и перевел взгляд на пешцев, ожидая увидеть, что они уже оттеснили противника на верх склона и сейчас погонят и разметают его, как разметали сани. Но пока не увидел. Москвичи, хоть и оттесненные далеко от саней, секлись люто, весело как-то, отступать вовсе не думали, а битва обрела свой обычный вид, то есть: перевеса ни одной из сторон не обозначилось, драка пошла нешуточная и по всему фронту, и до бегства противника было еще далеко.
Олег поджал губы и повернулся направо. Но и у конных все увязло и остановилось (видно было все как на ладони), шла отчаянная махаловка, и когда она закончится (даже - чем закончится!), было непонятно.
Он снова повернулся к пешцам. Здесь стало вроде повеселей, чем у конных, здесь его ребята все-таки выжимали москвичей из балки, двигались наверх, но все же очень медленно. Он опять посмотрел направо и опять ничего утешительного не увидел. Тут теплилась малая надежда, что Федор объедет московский фланг, но по тому, как бились москвичи, ясно было, что и из этого вряд ли выйдет какой толк, ведь конных у них было больше. А бились они отчаянно, просто самозабвенно, что стало для Олега полной (и прескверной) неожиданностью. Еще более скверно было то, что он не подумал оставить себе хоть какой-то резерв, чтобы кинуть его в нужный момент в нужное место. С таким противником это показалось ему совершенно излишним.
Так прошло с полчаса. И тут московские пешцы, оттесненные уже почти на самый верх, вдруг взревели точно так же, как перед боем, когда командир говорил им свою речь.
"Что за чертовщина?!" Но тут Олег услышал сзади странно севший Тимохин голос:
- Князь, глянь...
Олег дернулся к нему. Белый как снег Тимоха показывал большим пальцем себе за плечо. Князь поднял глаза и застыл. В животе у него сделалось так, когда летишь с большой высоты. Сердце подкатило под горло, кишки под ребра, очко в заднице сжалось, а пальцы ног скрючились как в судороге. Он еще успел подумать: вот как очко-то играет; не зря говорят...
Из-за леса вываливалась огромная конная рать. Как полая вода заполняет низину, она растекалась вправо и влево, охватывая с трех сторон опустевший рязанский лагерь и черной тучей нависая над Олеговым войском. Сзади!
"Ни х.. себе! Господи Боже ты мой! Е. твою в три копыта мать!!! Как же тебя дешево, как дешево купили тебя эти гребаные купцы-ы-ы!.. Все! Копец!"
Что "Все! Конец!" Олег понял сразу, но матерился, горевал и пребывал в отчаянии только секунды. Не первый это у него был бой, не первое поражение. Мысль заработала очень резво, надо было спасать, что можно.
- Тимоха! К Федору! Пусть с атаки сразу тянет всю конницу за фланг и уходит! В Старую Рязань. Ты с ним.
- А ты?!
- Выполняй!!!
Тимоха умчался. Олег огляделся. Вокруг него сгрудились отроки, полсотни дружинников, да подбегала сзади, от лагеря стайка перепуганной челяди. Из командиров рядом был только Михаил. Он выжидающе и, как показалось Олегу, довольно спокойно смотрел на него.
- Миша, коней обозных, всех, что можно, уведи! Этих всех возьми, заставь: коней по балке угоняйте влево!
- Сделаем, князь, - Михаил бросился назад, Олег махнул рукой к себе старших дружинников:
- Алексей! Василий! Антон! К пешцам! Приказ - отойти на этот берег! Если отскочим, то тоже по балке на север уйдем.
Дружинники кинулись к пешцам. Между тем конная туча сзади быстро подвигалась и стала захлестывать лагерь.
Впереди рязанские пешцы отлично выполнили приказ. Отскочили от москвичей и пошли в балку. Но, может быть, это и оказалось самой ужасной ошибкой. Приказывая отходить, Олег считал, что москвичи сильно побиты и вперед идти не способны. Но те лучше рязанцев видели появившуюся из-за леса рать. Они прекрасно поняли, что рязанцы в мешке, и когда те отхлынули и начали отходить, то ринулись следом, не дав разорвать дистанцию и буквально забили рязанцев в балку. Началось избиение, началась паника.
"Вот о чем Тимоха тебе трастил! Вот чьи это дозоры маячили! А ты как хряк после случки - копыта на сторону и дрых. Вот куда завела тебя гордыня победителя татар. Эх ты-ы... - эти мысли уже довольно вяло вспыхивали в мозгу Олега на фоне жуткой тоски, охватившей его при виде гибнущей пехоты. - Все потерять! И где?! На ровном месте, где потерять никак не думал, где потерять было просто невозможно! Когда я теперь такое войско соберу? Чем, кем от татар будущим летом прикроюсь? У-уйй, твою мать!!!"
Одно чуть порадовало: обозный табун, стоявший как раз слева, напротив пустоши, ловко окруженный вскочившей на конь челядью, быстро стек в балку и ходко махнул на север. Через несколько минут он исчез за поворотом.
Пора было подумать и о себе - конная лавина позади уже захлестнула лагерь и быстро приближалась.
- Давай за ними! - князь махнул дружинникам на север и пустил коня в галоп.
У Федора получилось удачней всех. Он как раз отводил всех конных назад для подготовки нового удара и в надежде потянуть за собой москвичей, заманить их в балку. Однако те не тронулись с места, и между войсками образовался просвет. Федор еще удивился: "Боятся что ли? Или ждут чего?" Он не мог видеть накатывавшейся с тыла катастрофы (ее закрывал от него лес, кончавшийся немного левее) и уже двинул своих снова вперед, когда подскочил к нему Тимоха и подсказал. Федор сообразил быстро и успел скомандовать прежде, чем войска соприкоснулись. Рязанская конница, с ревом летевшая на московские полки, ни с того, ни с сего вдруг стала забирать вправо, вправо и помчала за фланг, все ускоряя ход. Лишь когда можайцы увидели выворачивающуюся из-за леса рать, когда Никифор сообразил, что произошло и что следует делать, лишь тогда полковники взревели: вперед! и москвичи ударили. Но к этому моменту почти половина рязанской лавы была уже за флангом и из-под удара ушла.
Тех, кто не успел, постигла тяжкая участь, но почти половина рязанской конницы (около тысячи сабель) уцелела и кинулась в степь. Погони не получилось. Москвичи быстро отстали и вернулись. Их ждали куда более приятные, чем погоня, дела.
