Александр Грин - Том 6. Дорога никуда. Рассказы.
— Это я старалась для Тортона, — объявила Титания. — Теперь я посмотрю, так ли он уверен в себе, как говорил.
— А все же — ха-ха! — вы не отстукали тысячу! — заметил Тортон.
— Хорошо, хорошо, посмотрим!
Настала очередь Рой. Давенант понял, что она волнуется и старается. Он мысленно помогал ей, напрягаясь перед спуском курка, задерживая дыхание и шепча:
«Точнее, точнее».
— Не смотрите на меня, — сказала Рой. — И не смешите.
Это относилось к Гонзаку, который послушно отвернулся. Роэна целилась долго, но в момент выстрела дуло слегка трепетало. Каждый раз, начав прицеливаться, она мягко отводила рукой волосы со лба и, выставив вперед подбородок, пристраивалась щекой к ложу особым, ей лишь свойственным, интимным движением.
Подсчет очков произвел Давенант, считая явно пристрастно, так как одно отверстие на линии 250–125 объявил за 250, чем удивил и насмешил девушку.
— Вы очень добры, Давенант, — сказала она, — только мне это не нужно. Скиньте-ка сто двадцать пять.
Оказалось, после придирчивой проверки Элли и Тор-тона, что Рой настреляла пятьсот пятьдесят.
— О, неплохо! — сказал Футроз. — Тем более, что в прошлый раз бедняга успокоилась на ста пятидесяти.
— То-то! — вскричала Рой, кружась и помахивая ружьецом. — Кому страдать? Тортон, вам.
— «При всеобщем глубоком молчании, — сказал Гонзак, — атласский стрелок вогнал пулями гвоздь на расстоянии пятисот метров».
— Хорошо смеется последний, — ответил Тортон. Он взял ружьецо в левую руку и, вскинув его, как пистолет, то есть не прикладывая к плечу, выстрелил с вытянутой руки.
— На круге с цифрой 500, — заявил он, всмотревшись, затем выстрелил с правой руки.
— Только две руки, — пытался пошутить Гонзак, которому стало завидно.
— Нам хватит. Ха-ха!
Беря поочередно ружьецо правой и левой рукой, Тортон швырнул свои пульки в мишень и раскланялся на все стороны, как актер у рампы.
— Какова наглость! — сказала Титания.
— Вы, Титания, должны перечеркнуть мои попадания, — строго заявил Тортон, — так как высмеивали меня, пока я наблюдал ваши горделивые упражнения.
Закусив губу, Титания взяла карандаш и пошла к мишени.
Тортон выбил девятьсот двадцать очков, не попав в центр, и все ахнули; но обнаружился заговор.
— Это случайно, — сказала Рой, с состраданием смотря на опешившего стрелка, — это не более, как счастливая случайность.
— Понятно, случайность, — поддержал Гонзак.
— Дикий, нелепый случай! — ввернула Тита Альсервей. Футроз смеялся.
— Папа, отчего ты смеешься? — спросила Элли, втянув щеки и рассматривая Тортона унылыми большими глазами. — Тортон ошибся. Он не хотел попасть. Правда ведь, вы не хотели этого?
— А ну вас! — яростно вскричал Тортон. — Девятьсот двадцать. Чего же еще?
— Но не полторы тысячи, — заметила Титания.
— Тортон, не огорчайтесь, — утешила его Рой, — в следующий раз вы попадете по-настоящему, добровольно.
— О мелкие, завистливые душонки! — взревел Тортон. Его подразнили еще и оставили в покое.
— Факт тот, что я получу приз, — объявил он и уселся с торжеством на диване.
Следующим выступил Гонзак. Он стрелял, сардонически улыбаясь, скверно попадал и был так пристрастен к себе, что его триста очков пришлось пересчитывать несколько раз. Вдобавок он уверял, что ему подсунули патроны с наполовину отсыпанным порохом.
— Давенант, вам, — сказал Футроз. — Боюсь, что после Тортона вы в безнадежном положении, как и я.
Давенант увидел черные глаза Рой, стесненно взглянувшей на его замкнутое лицо.
— Давенант! Пожалуйста, Давенант! — закричала Элли.
— Что вы хотите? — спросил он, улыбаясь в тумане, где блестели направленные на него глаза всех.
— О Давенант! Я хочу… — Элли зажала рукой рот, а другой рукой тронула завернутое в газету. — Будьте только спокойны!
— Будьте, будьте спокойны! — крикнули остальные.
— Я не знал, что судьи пристрастны! — сказал Тортон.
— Судьи как судьи, — заметил Гонзак. — А еще говорят, что женщины должны занимать судейские должности.
— Тише! — сказала Рой.
Став на место, Давенант так взволновался, что у него начали трястись руки. «Неужели я хочу быть первым?» — подумал он, сам удивляясь, как страстно стремится получить таинственный приз. Он видел, что его напряжение передалось всем. Пылким волнением своим он невольно заставлял ожидать странных вещей и должен был оправдать ожидание. Он испугался, замер и начал прицеливаться. Едва он начал брать прицел и увидел за острием мушки черные круги, напоминающие поперечный разрез луковицы, как испуг исчез, а мишень начала приближаться, пока не очутилась как бы на самом конце дула, которое упиралось в нее. Он подвел мушку к нижней черте центральной точки и увидел, что ошибается. Свойства ружья были в его душе. Он видел мушку и цель так отчетливо, как если бы они были соединены с его пальцами. Почувствовав, что ошибся, Давенант увел мушку к левой черте центральной точки и снова ошибся, так как теперь пулька должна была пробить круг с цифрой 500. Он не знал, почему знает, но это было именно так, не иначе. Тогда, заведя мушку на правый край точки, немного ниже ее центра, а не в уровень с ним, и не чувствуя более сомнений в руке, палец которой прижимал спуск, Давенант, сам внутренне полетев в цель, спустил курок и увидел, что попал в центр, так как на нем блеснуло отверстие. Ничего не видя, как только отверстие, охваченный холодным, как сверкающий лед, восторгом и в совершенной уверенности, делающейся мучительной, как при чуде, Давенант выпустил остальные пули одна за другой, ловя лишь то сечение момента, в котором слышалось «так», и, ничего не сознавая, пошел к мишени, дыша, как после схватки, с внезапным сердцебиением.
— Ура! — вскричала Рой, первая подбежав к мишени, и, оборотясь к Давенанту, схватила его за плечи, толкая смотреть. — Видите, что вы наделали?
— Что там? — крикнул заинтересованный Футроз.
— Он попал в тысячу! — воскликнула Элли.
— Все в центре, — сказала Титания тоном вежливого негодования.
Футроз встал и пошел смотреть. Давенант, молча улыбаясь, оглядывался, наконец подошел и остановился против мишени. Это был действительно подвиг со стороны начинающего стрелка. Два отверстия даже слились краями, образовав подобие гитары, третье было чуть ниже и четыре прочих у самого края центрального кружка с внутренней его стороны.
Это полное и неожиданное торжество Давенанта собрало всех возле него. Элли трясла его руку. Рой взяла от него ружье и поставила к стене, Гонзак, часто мигая, смотрел на победителя в упор, а Тортон, подавив зависть, спросил:
— Как это могло быть? Стало быть, вы рекордсмен?
— Ничего подобного, — ответил Давенант, которого общее волнение привело в замешательство. — Я вам расскажу. Я стрелял всего несколько раз в жизни, не лучше, чем Рой…
— Благодарю вас, — сказала девушка, насмешливо приседая.
— О, я не хотел… — встревожился Давенант, но, получив успокоительный знак, продолжал: — Стрелял скверно, а сегодня на меня что-то нашло. Я сам не понимаю, поверьте, я удивлен не менее вас.
— Я знаю это чувство, Давенант, — сказал Футроз: — Голова горит и под ложечкой истерический холодок?
— Пожалуй.
— А вы очень хотели? — серьезно спросила Розна, приказывая взглядом ответить так же серьезно.
— Да, очень, — сознался Давенант и вспыхнул. — Однако все хотели этого.
— Вы правы. Получайте ваш приз. Кто угадает, что здесь такое?
Говоря так, она взяла сверток и, видя, что Гонзак нагнулся, дала ему понюхать.
— Духи? — сказал он.
— Что-о-о?!
— Часы с надписью? — сказал Тортон.
— Рой, покажи им! — вскричала Элли.
— Разумеется, не надо мучить Давенанта, — заметил Футроз.
Тиррей получил сверток и застенчиво развернул его. Там оказался маленький серебряный олень на подставке из дымчатого хрусталя. Олень стоял, должно быть, в глухом лесу; подняв голову, вытянув шею, он прислушивался или звал — нельзя было уразуметь, но его рога почти касались спины. Оленя девушки нашли среди вещиц, оставшихся после матери.
— Серьезный приз, — сказал Футроз, о чем-то задумываясь.
— О, я не ожидал, что это так хорошо! — наивно восторгался Тиррей.
— Теперь вы владеете оленем, — сказала Элли, видя удовольствие, с каким Давенант принял хорошенькую безделушку.
Почти вслед за вручением приза Титания уехала домой, сопровождаемая Гонзаком и Тортоном. Давенанту не хотелось выходить с ними, и он задержался, однако, узнав, что уже двенадцатый час, тоже, наконец, встал. Если бы было можно, он просидел бы до утра.
— Вот что, — сказала Рой, — хотите выйти таинственно? Так будет хорошо после всего. И это к вам идет. У нас есть в саду Сезам, а ключ от Сезама папа носит с собой.
