Георгий Гулиа - Сказание об Омаре Хайяме
Омар говорил, и слова его, сказанные негромко, достигали ушей визиря, и слушал тот хакима без всякого напряжения...
- Твое превосходительство, есть своего рода поэзия и в математике, скажем, алгебре и алмугабале. В чистой геометрии тоже. Архимед и Евклид оставили нам прекрасные образцы этой математической поэзии.
Визирь попробовал миндаля в уксусе. Он с любопытством разглядывал своего собеседника, который был моложе его чуть ли не на тридцать лет... Много ума... Уйма энергии... Вера в науку... Не такие ли одержимые творят чудеса на поле брани, в делах государственных, в науке и поэзии?.. Он полюбил этого Омара по прозвищу Хайям еще при встрече с ним в городе Самарканде и переманил ко двору его величества Малик-шаха. Здесь, в Исфахане, главный визирь убеждается в том, что выбор его не был ошибочным.
Омар продолжал:
- Я хочу решить этот постулат. Его нужно и можно доказать.
- Да? - удивился визирь.
- Да, да! - воскликнул воодушевленный вниманием визиря Омар Хайям. - Я думал обо всем этом еще там, в Нишапуре. Потом в Бухаре. Потом в Самарканде. Я разговаривал с великими учеными. Я читал трактаты математиков и философов. Я видел во сне только параллельные линии. Я думаю сейчас, что они не столь уж просты, как кажутся на первый взгляд, и что решение задачи о параллельных линиях обещает нечто большее, чем решение просто одной задачи!
- Похвально, - заметил визирь, - похвально, что столь необычные вещи тревожат твой ум. Но я вижу, что ты почти не ешь и мало пьешь. Разве такое поведение гостя не огорчит хозяина, кто бы он ни был: султан, туранский хакан, ученый или владеющий краюхой хлеба дервиш? Учти: это вино только ради тебя. Это нарушение моего правила...
Визирь поднял фиал так, чтобы полный диск луны оказался над ним, словно выходящий из него. Его светлость сказал, не спуская глаз с фиала и с лунного диска:
- Что бы хотел его величество?.. Чего он ждет от тебя и от твоих помощников?. Определения и уточнения положения светил на небесной сфере? Да, конечно. Уточнения круговращения Земли, о котором, кажется, говорил ученый Бируни? Да, конечно. Определения погоды наперед по расположению светил? Да, конечно. Более точных астрологических гороскопов? Именно! Главным образом этого... Что ты скажешь? Тебе не кажется, что придворный астролог немного отстранился от своих прямых обязанностей? Я бы не желал, чтобы такое замечание исходило от его величества...
Говоря это, главный визирь выпил фиал до дна и вытер салфеткой губы, бороду и усы.
Хаким молчал. Он оперся руками о колени поджатых ног и не торопился с ответом. Более того, он пытался получше уяснить себе смысл всех слов, которые были сказаны визирем.
А луна между тем уплывала все вправо, все вправо. Она то скрывалась за алебастровой решеткой, то появлялась вновь, и тогда становилось светло, как от ста бедуинских костров, разложенных в пустыне.
Омар эбнэ Ибрахим долго думал, прежде чем ответить его светлости. Он вообразил себе, что рядом с ним сидят его молодые друзья - математики и астрономы Абдрахман Хазини, Абу-л-Аббас Лоукари, Абу-Хатам Музафари Исфизари, Меймуни Васети. И противника своего дней ранней молодости в Нишапури и дней нынешних - Газали тоже вообразил сидящим напротив себя, рядом с его светлостью. Что бы сказали они, если бы узнали об ответе Омара, который услышит сейчас главный визирь?
- Если бы я был счастливым Аладдином из одной арабской сказки, - сказал тихо Омар, - и если бы сумел добыть еще столько динаров, сколько надо обсерватории, я бы ответил так: я займусь более важным делом, чем астрология...
- Чем же. Омар?
- Истинной наукой.
Хайям был освещен луной до возможного предела, и главный визирь не только хорошо слышал слова ученого, но и прекрасно видел выражение его глаз. А глаза, как говорят мудрецы, душа человека. Главный визирь сказал очень твердо:
- Я этих слов не слышал от главного астролога его величества...
9.
ЗДЕСЬ РАССКАЗЫВАЕТСЯ
О МОЛОДОМ СТИХОТВОРЦЕ ИЗ БАЛХА
И О ТОМ, ЧТО УСЛЫШАЛ ОН
ИЗ УСТ ОМАРА ХАЙЯМА
Хаким обедал в своей комнате, которая при обсерватории, служитель по имени Али, очень умный, не хотел тревожить хакима. Но молодой человек, назвавшийся поэтом из города Балха, настаивал на немедленной встрече. Он сказал, что для этого проделал путь в сотни фарсангов и не сойдет с места, пока не увидит великого поэта.
Али спросил его, чтобы не было недоразумения, о каком великом поэте идет речь. Ибо в обсерватории, насколько ему известно, имеются великие ученые мужи, а вот о великом поэте он не слыхивал. Неизвестно, говорил ли Али это искренне или чтобы отвадить молодого человека из Балха от обсерватории, где должно быть тихо, где должно быть покойно, чтобы зрела ученая мысль в полную силу.
Молодой человек был весьма настойчив. Его загорелое лицо свидетельствовало о том, что долгое время провел он под палящими лучами солнца. И, наверное, не врал, что из далекого Балха, что шел с караваном, что повидал свет и изведал лихо. И что песок был у него на зубах и пыль застилала глаза. И что часто днем делалось темно, как ночью. И дышать становилось трудно, потому что песок хлестко бьет по щекам, по рукам, по всему живому на этом пути. В такие часы верблюды, обученные умелыми погонщиками, ложатся на песок, а люди прилипают к их бокам. И тогда верблюды и люди одно целое. И это есть спасение от беды.
Молодой человек показывал руки, которые обожжены, на которых словно бы следы уколов и укусов. И следы ожогов. На самом деле не уколы и не укусы, а от горячего воздуха, песка и мелких камней. А когда кончается буря, будто наступает рассвет: черная пелена медленно опускается на землю, сквозь нее все явственнее проглядывает солнце, и наконец оно снова начинает жечь все живое, и вскоре земля - как раскаленная сковородка.
- Надо все это испытать самому, чтобы лучше понять, что есть жизнь и что есть смерть, - говорил молодой человек. - Я первый раз отправился в такое далекое путешествие. И то с отцом, который не хотел брать меня с собою, говоря: "Зачем тебе подвергать себя опасности? Поживи в городе, пока не окрепнешь вполне и не сделаешься подлинным мужем". А мне хотелось! Мне не терпелось увидеть великого поэта, послушать его стихи.
Али спросил:
- И ты проделал такой путь только ради этого?
- Да! - пылко ответил молодой человек.
- Чтобы выслушать два-три стишка?
- Нет. Чтобы поговорить с его превосходительством Омаром Хайямом.
Али мрачно поправил:
- Здесь нет его превосходительства. Здесь работает хаким, который выше его превосходительства. Ты меня понял?
- Пусть будет по-твоему. Однако я должен видеть его!
Этот молодой человек из далекого Балха был настойчив свыше всякой меры. В его глазах, воспаленных на солнце и ветру, изъеденных пылью пустыни, обрамленных выцветшими ресницами, горел неукротимый огонь. И Али понял, что отделаться от него невозможно. Этот из тех, о ком говорят: "Выгони в дверь влезет в окно". Несмотря на длительное путешествие, молодой человек был одет чисто, даже можно сказать, изысканно. Его каба свидетельствовала о достатке, а чувяки были расшиты серебром.
- Твой отец погонщик? - недоверчиво спросил Али.
- Погонщик двадцати верблюдов, - ответил молодой человек гордо. - Мой отец не очень беден и не очень богат. Все, что имеет, отдает своим детям.
- А много вас?
- Четверо, - последовал ответ. - И все четверо - мужчины.
Али почему-то обрадовался:
- О, храни вас аллах! Твой отец будет счастлив, если все его сыновья столь же настойчивы, как ты!
Он велел подождать во дворе, а сам направился к хакиму.
Омар Хайям сидел один на ковре. Перед ним стояла тарелка с жареными фисташками: их хорошо грызть, когда приходится думать. Думаешь и грызешь, думаешь и грызешь.
- О многоуважаемый хаким, - сказал Али, входя в комнату, и покорно приложил правую руку к сердцу.
Хаким посмотрел в его сторону, но мысли его были далеко. Зная это, Али еще раз обратился к Омару Хайяму, пытаясь привлечь к себе его внимание.
- Слушаю, слушаю, - произнес хаким. Али подумал, что эти слова обращены не к нему, а к кому-то другому. Он сказал:
- Тебя хочет видеть некий поэт из Балха...
- Что?
Али повторил.
- Поэт? - недоверчиво спросил хаким.
- Да, поэт.
- Так отошли его, Али, в караван-сарай. Он, верно, перепутал обсерваторию со странноприимным домом. И взял пригоршню фисташек.
- Нет, - сказал Али. Хаким удивился.
- Что нет? Разве я не ясно выразился?
- О многоуважаемый хаким, да пребудут с тобою все радости земли...
- Я не люблю витиеватую речь, - заметил хаким.
- Что?
- Речь, говорю, не люблю витиеватую! Изъясняйся по-человечески. Ведь ты же не муфтий! (Муфтий - ученый, богослов имеющий право выносить решения по отдельным вопросам шариата - священного права мусульман.)
Али перешел на скороговорку:
- Этот молодой человек пришел из Балха.
