Г Кунгуров - Албазинская крепость
Крепость строили дружно, трудились безотказно от восхода солнца до темна. Валили толстые лиственницы, волоком тащили их к месту крепости, клали венцы. Искусные плотники рубили башни с потайными лазами, большими и малыми бойницами.
Росла крепость.
Даурскому князю Албазе доглядчики доносили: растет крепость лочей и велика и страшна.
Старый Албаза похвалялся:
- Грозилась муха верблюда съесть, верблюд плюнул, муху убил. Китайский богдыхан - храбрый маньчжур, он лочей побьет.
Близкие помощники Албазы говорили ему:
- Маньчжуры на лочей пойдут боем, но и наших людей разорят, побьют, как побили китайцев. Захватив богдыханов трон, маньчжуры похваляются: "Всех повоюем, от нашей рати никому спасения нет!.."
Албаза сердился, помощников своих из юрты гнал.
Как-то поутру копали казаки ямы для угловых башен. Вот тут и не стерпел казак Зазнамов, радивый землероб. Схватил он горсть земли, прижал ее к щеке:
- Казаки, какова землица!.. - Зазнамов не досказал, осекся, голову опустил.
Увидели казаки, как хлынули слезы у Зазнамова и ту горсть земли напоили. Земля столь почернела, столь обмякла, будто сдобница на меду. Бросили казаки лопаты, землю ту нащупали, терли на ладонях, разглядывали на солнце.
Подошел Ярофей. Зазнамов к нему:
- Дозволь, Ярофеюшка, попытаю землицу даурскую, каковы соки имеет? Как родит?..
Ярофей говорил:
- Сколь ты, Зазнамов богат? Словно имеешь закрома зерна! Да?
Зазнамов горячился:
- Хошь малу толику дозволь, чтоб я мог землю спытать, какова она есть.
Дали Зазнамову из ратных запасов два мешка ячменя да мешок проса.
Братья-Зазнамовы деревянной сохой-копарулей да лопатами взрыхлили добротный клочок земли, бросили первые зерна ячменя и проса в амурскую землю.
К середине лета Албазинская крепость выросла в грозный для даурцев городок. Это было искусно срубленное из толстых лиственниц укрепление в сто сажен длины, в шестьдесят ширины. Крепость казаки огородили двойной высокой стеной из заостренных вверху бревен, с башнями и бойницами. С наружной стороны окопали глубоким рвом, а по-за рвом набили колючек и рогатин. Башни возвышались по углам, внизу под ними вырубили казаки тайные ворота, построили подземные подлазы с хитрыми ловушками-западнями. В средине крепости поставили съезжую избу, а над ней возвышалась шатровая караульная башня, с которой дозорный казак мог далеко видеть приближение неприятеля.
Даурцы, пораженные быстрым рождением на их земле грозного городка, собрав многолюдную рать, много раз пытались осадить и сжечь ненавистную крепость, а непрошенных пришельцев изрубить всех до единого. Но всякий раз осада заканчивалась бегством дауров, которые бросали раненых и убитых, луки и стрелы, лошадей и арбы.
Сабуров также пытал силу городка князя Албазы: дважды ходил на приступ, но возвращался ни с чем, а в последней осаде даурцы пробили стрелой Сабурову руку и убили трех казаков. Оба городка затаили злобу, готовились к смертельным боям.
Сабуровцы построили в городке хлебные, соляные и иные амбары, вырыли кладезь, поставили малую походную церковь. Городок подготовился к долгой осаде.
Укрепившись в городке, Сабуров собрал с местных эвенков ясак малый именем московского царя. Встревоженные эвенки опасливо смотрели на светлоглазых, большебородых пришельцев. Подстрекаемые шаманами да даурскими князьцами готовились к великому кочевью на север. Но ясак малый, взятый Сабуровым при добром слове, его поход на ненавистного Албазу их остановил. Таили они давнишнюю злобу на корыстного и жестокого албазинского князя, его частые набеги, как яростный огонь, опустошали мирные стойбища эвенков.
Тем временем даурский князь Албаза послал с дорогими подарками гонцов к китайскому богдыхану, просил скорой помоги, клялся в верности и обещал сполна платить ему ясак. "Крепость лочей, - говорил он, - поставлена на страшном месте: угрожает и Даурской земле и Китайскому царству. Надобно крепость лочей сжечь, а их вывести с корнем, чтоб и впредь не ходили они ратным боем на великий Амур".
Уходило лето. Осыпались цветы, жесткие травы блекли. Падал звонкий лист осин, оголились березы, ивы, тополя. Пахло в тайге горькой грибной гнилью, стихли птицы. Зелень лесов померкла, терялись рощи в утреннем тяжелом тумане. Из темных логов и ущелий тянуло сырым, знобким холодком.
В крепости Сабурова иссякли запасы, особенно хлеба, соли и огневых припасов.
Страшились казаки: нагрянет зима, какова-то она на Даурской земле, сколь лютая и сколь долгая?
...Тускнело вечернее небо, плыли серые клочковатые тучи. Сабуров вошел во двор крепости, огляделся: небо сурово, ветер осенний остер, стонет, хмурится Амур черной щетиной гребней. Сабуров присел на бревно, видит: бежит Степанида, а вслед ей сыплется глухой бабий ропот:
- Сгибнем зазря в неведомых землях!.. Аль ослеп Ярофей и не видит беды?
Чей-то надрывный голос добавляет:
- Пытай, Степанида, своего Ярофея, пытай, каков корм на зиму припас? Аль на зазнамовских ячменях норовит прожить?..
Степанида скрылась за углом.
Хмурился Сабуров, думал: "Хоть мала у нас ратная сила, а надобно идти боем и даурцев воевать".
Вошел в каморку. На лежанке, уткнувшись в изголовье, плакала Степанида, плечи ее вздрагивали. Поднялась, повисла на шее.
- Ярофеюшко, тяжко, жонки корят...
Сабуров Степаниду обласкал, уговорил.
Всю ночь не спалось Ярофею. В неведомой стране застигла его зима врасплох. Разброд и уныние охватили людей. "Запасов нет, хлебушко на исходе, - твердил Сабуров. - Как зиму скоротать?" Закрыл глаза, отгонял от себя назойливые думы, а они неотвязно терзали сердце. Всплывало золотое поле зазнамовских ячменей. Хорош: густ, высок, зернист. Обильно родит здешняя земля. Много ли пополнит запасы зазнамовский урожай? Считал, прикидывал и выходило: зиму не прокоротать. Вскакивал с лежанки, садился к оконцу. Густая темень плотно придавила и Амур, и горы, и леса. Взглянул на небо: дрожали чистые звезды. И показалось Сабурову и небо, и звезды, и земля, что утонула в темноте, близкими и родными. "Неужто бросать эдакую благодать, уходить, спасаться?" - вздрогнул он. Встал, заскрипели половицы. Проснулась Степанида.
- Ярофеюшка, полуношник мой. Спи...
- Не до сна, Степанида...
- Загрызли тебя темные думы. Уймись, Ярофеюшка, склоняй даурцев на мир.
Понял, что и Степанида не спала, терзается и ее сердце.
- Пустое говоришь. Не однажды пытал я склонить даурцев к миру. Посланцы мои, тунгусы, приходили ни с чем, а последнего, Путугира, сама знаешь, на кол даурцы посадили. Вот какой мир, Степанида...
Опять заскрипела половица. Сабуров распахнул оконце. Ворвался в каморку предутренний холодок. Где-то далеко простонала птица и смолкла. "Хоть малость уснуть надобно, - подумал Ярофей, - завтра собрать казачий круг, боем идти на Албазу".
...В эти осенние дни тоскливо щемило сердце Степаниды. Уходила она из городка, садилась на пригорок и долго глядела и не могла наглядеться на ячменной поле. Колыхалось оно живой волной; туго налитые колосья клонились к земле. Под их мерный шелест закрывала глаза Степанида, и чудилась ей родная сторона, слышались песни русские, душевные... Таяла, как вешний снег, забывалась беспокойная походная жизнь; и всюду-то цветы красоты сладостной, плетни огородные, избушки мирные, на зеленой лужайке хоровод... Только нет нигде Ярофеюшки. Вскакивала Степанида, руками с лица словно паутину липкую сбрасывала, брови насупив, бежала с пригорка к крепости. Отыскав Ярофея, не жаловалась, не плакала, будто и сердце не тосковало, шла гордая подле него - достойная жонка атамана.
Зазнамовы готовились к уборке своего не в меру позднего урожая. Все казачьи жонки в тот день поднялись спозоранку: все наскучились по страдной поре. Скорее бы на полюшко! Каждый колосок обласкать, обцеловать готовы.
На утренней заре крепость встревожил дозорный казак. Сабуров выбежал во двор, на востоке вздымался багровый столб дыма. Даурцы подкрались ночью и подожгли колосистые, высокие хлеба Зазнамовых. Так первый урожай русских на амурской земле не пошел впрок. Зазнамовы метались по крепости, грозились, кляли даурцев. Старший Зазнамов хвалился:
- Хошь не отведали казаки урожайного хлеба, я видел всяк, какова плодовита землица. За этакую землю, крови не жалеючи, на ратное дело пойдем! Да, казаки?!
Казаки кивали головами, соглашались, но ходили хмурые, злые, жонки надрывно голосили...
В полдень Сабуров собрал албазинцев, взошел на шатровый помост.
- Вольны казаки!..
- Сгинь ты, беглый душегуб!.. - сбил атамана визгливый бабий голос.
Сабуров оглянулся, голосила казачья жонка Силантьиха. Сдержал гнев, велел жонок с казачьего круга выгнать. Помолчал, продолжил:
- Негоже живем, казаки... Негоже и сгибнем!.. Надобно городок Албазу захватить, добро и скот отобрать, на земли наши амурские стать крепкой ногой!
