Юрий Черняков - Анклав
Колотов оживился, когда бывший завотделом МГК по пропаганде стал докладывать по бумажке о вновь открывающихся православных храмах в Москве, после чего призвал создать Фонд помощи детям бастующих шахтеров. И две дебелые матроны в мехах и драгоценностях - ни дать ни взять старые графини из советских фильмов о белой эмиграции - тут же начали собирать пожертвования на то и другое.
Когда одна из них пристала к Колотову, тот сначала не знал, как отцепиться, и потому досадливо отмахнулся, как от надоедливой мухи. Он уже просек, что в этой компашке лучше прослыть хамом, чем скрягой. Но как только сборщица податей, фыркнув, отошла, громко воскликнул: "Чушь порете, уважаемый! О каком малиновом звоне сорока сороков вы тут талдычите, если попы освящают бандитские малины, а православные церкви заполнены малиновыми пиджаками бандитов?"
Окружающие оглянулись, телекамеры уставились, Боб кисло поморщился, Лена погрозила кулаком, а вокруг зашептали: "Безобразие... Кошмар... Как сюда таких пускают?.."
Кое-кто начал припоминать: постойте, уж не тот ли это алкаш, которого, помните, судили за пьяный дебош дома у критика Исидора Чуднова? Его тогда пожалели, взяли на поруки, а он, смотрите, что вытворяет...
- Господа, разве вы забыли статью "Очищение души" - настоящий панегирик репрессивному режиму? - громко спросила какая-то дама в бриллиантах. - Так вот этот господин имеет к ней самое прямое отношение!
- Вы стараетесь спровоцировать скандал! - шипели дамы с разных сторон. - Но ваше время прошло!
- Но пассаран! - Колотов поднял кулак. - Фашизм не пройдет!
И тут выступила Елена. Ткнув пальцем в сторону Боба, от которого весь вечер не знала, как отделаться, она громко спросила:
- Минуту! Я прошу минуту внимания! Роберт, а почему вы молчите?
- А что я должен говорить? - стушевался тот.
- Как что?! Эта статья - ваших рук дело! Вы в ней вычеркнули, что сказал мой муж, и приписали ему то, чего он не говорил! И он с тех пор не может отмыться от грязи! Вашей грязи!
В своем гневе Елена была столь же прекрасна, сколь и опасна. Колотов в такие минуты старался держаться от нее подальше. Боб это тоже осознал и потому молча двинулся в направлении мужского сортира.
- Ах, это... - бормотал он, пятясь. - Но я уже тогда все ему объяснил. И он меня понял..."
Все осуждающе смотрели на Елену: красивой женщине позволено быть украшением благородного собрания, но ей никогда не простят публичного скандала.
- Все, идем отсюда! - Елена решительно схватила Колотова за руку, оттолкнув подступивших "секьюрити".
- Я никуда с тобой больше не пойду! - добавила, когда они уже оделись и двинулись на выход...
Дома они сразу легли спать, а Ира специально смотрела все ночные выпуски новостей, чтобы дождаться репортажа о презентации. Утром она подозрительно спросила:
- Вы ничего не путаете? Может, вы были в другом месте? Что-то я вас там не заметила.
Исидор Чуднов, услышав по телефону от Колотова про эту историю, завздыхал:
- Мнэ-э... ну, что вам сказать? Разве что?.. Я попытаюсь перефразировать известное изречение... сейчас, как это... Свобода - слишком серьезное дело, чтобы доверять ее нашим либералам. - И спросил после паузы: - Не знаете ли, Саша, что думает по этому поводу Сева Голощекин?
Голощекин - и тоже по телефону - хмыкнул:
- Конечно, слышал. И во всех подробностях. Только о том и говорят... А твоя Лена - молодец! Передай ей это. И учти, Саня, она права: через скандал можно стать знаменитым! Теперь жди: издатели и телевидение наперебой будут приглашать. Только ты к ним не ходи!.. Что касается Боба, то он при любом режиме будет своим сукиным сыном. Лучше с ним не связывайся... Так уж они, наши одуванчики шестидесятых, устроены - чем глубже их заблуждения, тем упорнее они их отстаивают...
Последняя фраза явно предназначалась для передачи Чуднову, как продолжение их очередной полемики, и, когда Колотов собрался положить трубку, Голощекин не удержался:
- Да, кстати, а ты говорил по этому поводу с Исидором? Он-то что думает?
- У него и спроси! - огрызнулся Колотов. - Я вам что, посредник? Сними трубку и позвони.
- Ему ты бы так не ответил, - засопел обиженный Голощекин.
Впрочем, вскоре отошел и пригласил к себе на дачу выпить водки по этому случаю.
9
- А когда придет Ира? - спросил Колотов.
- Должна уже прийти. Сама жду. Она пошла в магазин, а оттуда забежит к подруге. Саша, но почему именно сегодня ты не можешь оторваться и мне помочь?
Он не стал ей ничего объяснять, представив, как она возведет глаза к потолку: гений, что с него взять. Хотя в последнее время он стал неплохо зарабатывать в издательстве Бори Каменецкого, которому продался в литературное рабство лет восемь назад, когда Елена в очередной раз потеряла работу, а Ира пошла в школу.
Боря в присутствии Беллы, жены и делового партнера, предложил ему без ложного панибратства писать детективы под одной раскрученной, продаваемой фамилией. Удивленный Колотов ответил, что всегда был равнодушен к литературе такого рода и не уверен, сможет ли.
Бывшая сотрудница МОССАДа подняла правую бровь, а Боря стал горячо уверять - больше ее, чем Колотова, - будто в его повестях всегда присутствовали элементы детектива. Когда Колотов подмахнул договор, Боря, стараясь не смотреть на супругу, протянул ему сто долларов:
"Мы отняли у тебя два часа, а твое время стоит не меньше пятидесяти баксов в час". Колотов поймал на себе пытливый взгляд Беллы поверх очков: считывала с него информацию, что твой сканер.
Потом он сам не переставал удивляться, как у него выстраиваются закрученные сюжеты. И увлекся, уже не вспоминая о нетленке...
Перечитывая ее сейчас, он попутно правил текст, уличая себя в самообмане: будто из-за поденщины на плантациях Каменецкого у него не оставалось ни сил, ни времени возделывать собственные шесть соток.
А все дело в подспудном страхе: после восьмилетней халтуры (десять-пятнадцать страниц в день криминального чтива) он наверняка что-то утратил из своего ремесла и потому уже не сможет, как прежде, кропотливо и неторопливо выкладывать мозаику нормального текста.
Но если совсем уж честно, то, как теперь выяснилось, кусок явно оказался больше его рта. Если не хватает ума и таланта, то и лезут в голову разного рода объяснения и оправдания.
Кстати, Исидор, говоря о прискорбном отсутствии того и (или) другого, сделал оговорку насчет их соотносительности с теми дерзновенными задачами, которые автор сам перед собой поставил.
При этом он обычно приводил в пример Жанну дc Арк: мол, родись она в наши дни, когда ее родную Францию, поглупевшую от сытости и благополучия, уже никто не обижает, кем бы она сегодня стала? За милую душу доила бы коров, рожала детей, а вечерами не отрывалась от телевизора.
Все так, но в том-то и дело, что он, Колотов, с самого начала никаких "дерзновенных задач" перед собой не ставил...
До Нового года оставалось все меньше времени, а он все так и сидел перед компьютером, не в силах оторваться от своей нетленки.
И когда раздался телефонный звонок, крикнул, не отрываясь от монитора: "Меня нет!"
Услышав вскрик жены: "Машиной? Как... какая машина?" - он выглянул в коридор. Держа трубку возле уха, Елена стояла к нему спиной - в халате, с мокрыми волосами, - что-то записывала, кивая и всхлипывая.
- Что?.. Что случилось?
Она обернулась, и он увидел: от Елены осталась только Ира со школьной фотографии - приоткрытый припухлый рот и огромные от беспомощности глаза. И тут же наступила тьма, из которой всплыло другое лицо жены - резко постаревшее, с трещинами морщин вокруг глаз, будто в стекле вокруг пулевых отверстий, и с бесцветными шевелящимися губами...
Ее голос доносился до него словно сквозь толщу воды, он не различал слов. Она теребила, трясла, била его по щекам, а когда он всхлипнул и прижался лицом к ее груди, обняла и стала гладить по голове.
Он постепенно приходил в себя, чувствуя тепло ее слез и запах валокордина.
- Что... что с Ирой? - тихо спросил он.
- Иру сбила машина! - всхлипнула она. - Ты меня слышишь? - Она показала ему блокнот. - Вот адрес больницы в Сокольниках... Оттуда только что позвонили.
- И? И... что? - Он замер, боясь услышать ответ.
- Саша, я ничего не знаю...
И заплакала, заревела по-бабьи. Он не подозревал, что она способна так плакать.
- Так... надо туда срочно ехать... - забормотал он и, опершись одной рукой о стену, другой о ее плечо, стал подниматься с пола.
Мотаясь из комнаты в комнату, он бестолково искал одежду, очки, членский билет, нитроглицерин...
- Дай, я сама...
Обернувшись, он увидел Елену - уже одетую, собранную, с сухими глазами и без макияжа. Не глядя на него, она быстро все нашла, сунула ему под нос, помогла одеться. И уже на улице остановила частника, выскочив на дорогу.
Вдруг пошел густой, сырой снег. Дворники на ветровом стекле метались, рубя направо, налево и прокладывая дорогу сквозь полчища снежинок. После каждого взмаха на ветровом стекле появлялись длинные, размазанные огни встречных фар и светофоров, но они тут же поглощались белыми ордами, готовыми умереть, но остановить машину.
