Аркадий Аверченко - Том 5. Чудеса в решете
— А что нужно сделать, чтобы вагон был пропущен?
— Смазать.
— Вас или вагон?
— Меня.
«Эх, смазал бы я тебя, — сладострастно подумал я. — Так бы я тебя смазал, что уж никогда больше не скрипел бы ты у меня над ухом».
Вслух я удивился:
— Как же это вас можно смазать? Чем? Не понимаю.
— Золя читали?
— Даже в подлиннике.
— А я в переводе. Роман у него есть один — «Деньги».
— Знаю. Так-то ж роман.
— Хорошо… Пусть то будет роман, а то, что ваш вагон будет стоять здесь до второго пришествия — это печальная действительность.
— Значить, вы хотите получить с меня взятку?
— Нет, я хочу получить от вас благодарность.
— Ну, хотите я вас поцелую, если пропустите вагон.
— Мне с вашего поцелуя не шубу шить…
— А вы хотите, значит, получить такое, с чего шубу можно сшить?
— И шапку.
— Не дам.
— Не надо. Я сейчас прикажу отцепить вагоны.
— А я донесу на вас.
— Доносите.
— Вас арестуют.
— Может быть.
— Посадят в тюрьму, будут судить.
— Чепуха! Ничего подобного.
— Ах, так? Хорошо же.
Я пошел и донес, кому следует, что начальник станции Подлюкин вымогает от меня взятку.
* * *— Вы жалуетесь на Подлюкина?
— Да. Знаете, он хотел получить с меня «благодарность» за пропуск вагона.
— А вы что же?
— Я ему говорю: «Вы, значит, хотите получить взятку?»
— Так и спросили? А вы знаете, что это оскорбление должностного лица при исполнении служебных обязанностей?
— Да какое же это исполнение обязанностей, если он хотел содрать с меня взятку?!
— Это и есть исполнение его обя… Гм!.. Впрочем, что я говорю… Знаете, что? Плюньте на это дело.
— Не хочу! Подать суд Подлюкина!
— Трудновато. Вы знаете, что он в хороших отношениях с Мартыном Потапычем?..
— Хоть с Черт Иванычем!
— Экое каверзное дело… Тогда вот что: мы его арестуем, но только, ради Бога, не подпускайте его после ареста к телеграфу.
— Почему?!!
— Телеграмму даст.
— Кому?
— Мартын Потапычу.
— А тот что же?
— Освободит.
— В таком случае я сам буду присутствовать при аресте…
* * *Так оно и было:
— Вы начальник станции Подлюкин?
— Я Подлюкин.
— Мы вас должны арестовать по обвинению в вымогательстве.
— Хоть в убийстве. Только дайте мне возможность к телеграфному окошечку подойти.
— Нельзя!
Первый раз в жизни побледнел Подлюкин.
— Как нельзя? Я же не убегу! Только напишу телеграмму и при вас же подам…
— Нельзя.
— Ну, я напишу, а вы сами подайте…
— Не можем.
— В таком случае… вон там стоит какой-то человек. Позвольте мне ему сказать два слова.
— Это можно.
Подлюкин приободрился.
— Послушайте, господин… Вы чем занимаетесь?
— Я проводник в спальном вагоне.
— Хотите быть начальником движения?
— Хочу.
— Так вот что: вы знаете Мартын Потапыча?
— Господи… Помилуйте…
— Прекрасно. Так пойдите и сейчас же дайте ему телегра…
Мы заткнули ему рот носовым платком и повели к выходу.
* * *— Я есть хочу, — заявил Подлюкин.
— Пожалуйста. Эй, буфетчик! Дайте этому господину покушать…
— Что прикажете?
Подлюкин бросил на нас косой взгляд и сказал:
— Так на словах трудно выбрать кушанье… Дайте я на бумажке напишу.
— Сделайте одолжение.
Я поглядел через плечо Подлюкин а и заметил, что меню было странное: на первое — «Мартыну Потапычу», на второе — «Выручайте, несправедливо арестован, освобод…»
— Э, — сказал я, вырывая бумажку. — Этого в буфете нет. Выберите что-нибудь другое…
Он заскрежетал зубами и сказал:
— Вам же потом хуже будет.
Его повели.
Какой-то весовщик пробегал мимо и, увидев нашу процессию, с любопытством приостановился.
Подлюкин подмигнул ему и крикнул скороговоркой:
— Я арестован! Тысячу рублей, если сообщите об этом Мар…рр…
Мы заткнули ему рот.
— Кому он говорить сообщить? — с истерическим любопытством впился в нас весовщик. — Какой это Map…?
— Не какой, а какая, — твердо сказал я. — Map — это Маргарита, шведка тут одна, с которой он путался.
До арестантского вагона вели его с закрытым ртом. Он красноречиво мигал глазами встречавшейся публике, дергал ногой, но все это было не особенно вразумительно.
Посадили.
— Ф-фу! Наконец-то можно отдохнуть.
— Черт знает, какой тряпкой вы мне затыкали рот. Наверное, рот полон грязи, — проворчал Подлюкин. — Пойду в уборную, выполоскаю рот.
— Только имейте в виду, что мы будем сторожить у дверей.
— Сколько угодно!
Он криво усмехнулся и побрел в уборную.
Мы стали на страже у дверей. Сначала был слышен только обычный грохот колес — потом резкий звон разбитого стекла.
— Выскочил! — кричал один.
— Ничего подобного! Он просто выбросил из разбитого окна какую-то бумажку, а пастух, сидевший на насыпи, схватил ее и убежал.
— Сорвалось!
— Я говорил, что глаз нельзя было спускать…
— Может, бумажка не дойдет.
— Как же, надейтесь. Нет, теперь уж не стоить и сторожить… Эй, господин Подлюкин… На ближайшей станции можете и выходить. Ваша взяла.
— Ага… То-то и оно.
И в порыве великодушия добавил сияющий Подлюкин:
— Я вас прощаю.
* * *P.S. Я нахожу этот фельетон совершенно цензурным. Если цензура его пропустить, то я надеюсь, Мартын Потапыч не поднимет крика по этому поводу…
Если же цензура не пропустит фельетона, найдя в нем разглашение не подлежащих оглашению тайн, я промолчу. Во всяком случае жаловаться к Мартын Потапычу не побегу…
Мышеловки (О русских курортах и тому подобной гадости)
Поезд подходит к курортной станции…
Несколько ленивых туземцев, снабженных грязными щупальцами для переноски тяжестей и называемых поэтому носильщиками, врываются с алчным видом в вагоны и приступают к раскопкам с целью извлечения из-под чемоданов и узлов драгоценного человеческого материала.
Извлеченное из-под обломков и вытащенное на перрон человеческое тело сразу становится «курортным больным».
Существо это — жалкое, забитое, от всех униженное и оплеванное…
* * *— Вам что — номер?
— Да, мне бы номерок… недорогой.
— На биллиарде у нас одно место еще есть. В ванной можно устроить.
— Ну, нет… Спасибо. Извозчик, поезжай в другую гостиницу!
— Н-но, ты, каракатица! Ползи, что ли.
Ползут…
— Мне бы номерок. Недорогой.
— Пожалуйте: на биллиарде есть, потом, ежели ванную уважаете, или на галерейке тоже можем.
— Извозчик, вези дальше. Что ж ты, братец, уверял меня, что тут есть номера… Врать ты, я вижу, мастер.
— Никак нет, не вру я. Номера тут есть.
— Так вот — они же говорят, что нет.
— Не знаю, а только номера есть.
— Послушайте: вот извозчик говорит, что номера у вас есть.
— Номера? Номера у нас есть.
— Как же вы говорите, что нет.
— Мы не говорим, что нет. А только, может быть, вы на биллиарде предпочитаете или в ванной.
— За сумасшедшего вы меня считаете, что ли?
— Не знаю, а только больной так уже привык к безнумеровью, что прямо, как приедет — сейчас же на биллиард лезет. Даже и в газетах пишут: курорт переполнен, больные спят на биллиардах и в ваннах…
— Значить, номера есть?
— Пожалуйте. Вот номерок в четырнадцать рубликов.
— Да мне помесячно не надо.
— Это, виноват, поденно. Помесячно триста.
— Крест-то на вас есть?
— На нас-то? Давно поставили. Мы — курорт, с нас что взять. Так как же номерок, желаете?
— Давай, чтоб он провалился, ваш курорт!
— Никак нет, грунт у нас крепкий. Васька, тащи чемоданы!
* * *— Хозяин! Тут у вас из окна дует.
— А чего ж вам. Свежий воздух идет, чего лучше.
— И замок в дверях не запирается.
— Испорчен, потому и не запирается. Будь бы не испорчен, так запирался бы.
— Однако, не могу же я жить в незапертой комнате.
— А вы столик к двери приставьте, да и все. Чемодан можно сверху положить для тяжести.
— Однако, когда я выхожу из дому…
— А зачем выходить? Сидите дома, слава Богу, никто не гонит. Хучь целый день сидите, мы слова не скажем.
— А мне лечебные ванны принимать нужно. Доктор прописал.
— А вы в прошлом году записывались?
— На что?
— На очередь. Ежели не записывались, до сентября не получите.
— Не записывался.
— Эх, вы… Ну, да все равно. В этом сезон так поживете, отдохнете, а на будущий запишитесь. Это уж верное дело будет.
