Александр Пушкин - Поэмы, сказки
Жуковский, в своем послании к г-ну Воейкову, также посвящает несколько прелестных стихов описанию Кавказа:
Ты зрел, как Терек в быстром беге Меж виноградников шумел, Где, часто притаясь на бреге, Чеченец иль черкес сидел Под буркой, с гибельным арканом; И вдалеке перед тобой, Одеты голубым туманом, Гора вздымалась над горой, И в сонме их гигант седой, Как туча, Эльборус двуглавый, Ужасною и величавой Там все блистает красотой: Утесов мшистые громады, Бегущи с ревом водопады Во мрак пучин с гранитных скал; Леса, которых сна от века Ни стук секир, ни человека Веселый глас не возмущал, В которых сумрачные сени Еще луч дневный не проник, Где изредка одни елени, Орла послышав грозный крик, Теснясь в толпу, шумят ветвями, И козы легкими ногами Перебегают по скалам. Там все является очам Великолепие творенья! Но там - среди уединенья Долин, таящихся в горах, Гнездятся и балкар, и бах, И абазех, и камуцинец, И карбулак, и албазинец, И чечереец, и шапсук; Пищаль, кольчуга, сабля, лук И конь - соратник быстроногий Их и сокровища и боги; Как серны скачут по горам, Бросают смерть из-за утеса; Или по топким берегам, В траве высокой, в чаще леса Рассыпавшись, добычи ждут; Скалы свободы их приют. Но дни в аулах их бредут На костылях угрюмой лени: Там жизнь их - сон; стеснясь в кружок И в братский с табаком горшок Вонзивши чубуки, как тени В дыму клубящемся сидят И об убийствах говорят, Иль хвалят меткие пищали, Из коих деды их стреляли; Иль сабли на кремнях острят, Готовясь на убийства новы.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Бешту, или, правильнее, Бештау, кавказская гора в 40 верстах от Георгиевска. Известна в нашей истории.
2 Аул. Так называются деревни кавказских народов.
3 Уздень, начальник или князь.
4 Шашка, черкесская сабля.
5 Сакля, хижина.
6 Кумыс делается из кобыльего молока; напиток сей в большом употреблении между всеми горскими и кочующими народами Азии. Он довольно приятен вкусу и почитается весьма здоровым.
7 Счастливый климат Грузии не вознаграждает сию прекрасную страну за все бедствия, вечно ею претерпеваемые. Песни грузинские приятны и по большей части заунывны. Они славят минутные успехи кавказского оружия, смерть наших героев: Бакунина и Цицианова, измены, убийства - иногда любовь и наслаждения.
8 Державин в превосходной своей оде графу Зубову первый изобразил в следующих строфах дикие картины Кавказа:
9 Чихирь, красное грузинское вино.
10 Черкесы, как и все дикие народы, отличаются пред нами гостеприимством. Гость становится для них священною особою. Предать его или не защитить почитается меж ними за величайшее бесчестие. Кунак (т.е. приятель, знакомый) отвечает жизнию за вашу безопасность, и с ним вы можете углубиться в самую средину кабардинских гор.
11 Байран, или байрам, праздник разговенья. Рамазан, музульманский пост.
12 Мстислав, сын. св.Владимира, прозванный Удалым, удельный князь Тмутаракана (остров Тамань). Он воевал с косогами (по всей вероятности, нынешними черкесами) и в единоборстве одолел князя их Редедю. См. Ист. Гос. Росс. Том II.
1821-1822
ГАВРИИЛИАДА
Поэма
Воистину еврейки молодой Мне дорого душевное спасенье. Приди ко мне, прелестный ангел мой, И мирное прими благословенье. Спасти хочу земную красоту! Любезных уст улыбкою довольный, Царю небес и господу Христу Пою стихи на лире богомольной. Смиренных струн, быть может, наконец Ее пленят церковные напевы, И дух святой сойдет на сердце девы; Властитель он и мыслей и сердец.
Шестнадцать лет, невинное смиренье, Бровь темная, двух девственных холмов Под полотном упругое движенье, Нога любви, жемчужный ряд зубов... Зачем же ты, еврейка, улыбнулась, И по лицу румянец пробежал? Нет, милая, ты право обманулась: Я не тебя, - Марию описал.
В глуши полей, вдали Ерусалима, Вдали забав и юных волокит (Которых бес для гибели хранит), Красавица, никем еще не зрима, Без прихотей вела спокойный век. Ее супруг, почтенный человек, Седой старик, плохой столяр и плотник, В селенье был единственный работник. И день и ночь, имея много дел То с уровнем, то с верною пилою, То с топором, не много он смотрел На прелести, которыми владел, И тайный цвет, которому судьбою Назначена была иная честь, На стебельке не смел еще процвесть. Ленивый муж своею старой лейкой В час утренний не орошал его; Он как отец с невинной жил еврейкой, Ее кормил - и больше ничего.
Но, с праведных небес во время оно Всевышний бог склонил приветный взор На стройный стан, на девственное лоно Рабы своей - и, чувствуя задор, Он положил в премудрости глубокой Благословить достойный вертоград, Сей вертоград, забытый, одинокий, Щедротою таинственных наград.
Уже поля немая ночь объемлет; В своем углу Мария сладко дремлет. Всевышний рек, - и деве снится сон: Пред нею вдруг открылся небосклон; Во глубине небес необозримой, В сиянии и славе нестерпимой Тьмы ангелов волнуются, кипят, Бесчисленны летают серафимы, Струнами арф бряцают херувимы, Архангелы в безмолвии сидят, Главы закрыв лазурными крылами, И, яркими одеян облаками, Предвечного стоит пред ними трон. И светел вдруг очам явился он... Все пали ниц... Умолкнул арфы звон. Склонив главу, едва Мария дышит, Дрожит как лист и голос бога слышит: "Краса земных любезных дочерей, Израиля надежда молодая! Зову тебя, любовию пылая, Причастница ты славы будь моей: Готова будь к неведовой судьбине, Жених грядет, грядет к своей рабыне".
Вновь облаком оделся божий трон; Восстал духов крылатый легион, И раздались небесной арфы звуки... Открыв уста, сложив умильно руки, Лицу небес Мария предстоит. Но что же так волнует и манит Ее к себе внимательные взоры? Кто сей в толпе придворных молодых С нее очей не сводит голубых? Пернатый шлем, роскошные уборы, Сиянье крил и локонов златых, Высокий стан, взор томный и стыдливый Все нравится Марии молчаливой. Замечен он, один он сердцу мил! Гордись, гордись, архангел Гавриил! Пропало все. - Не внемля детской пени, На полотне так исчезают тени, Рожденные в волшебном фонаре.
Красавица проснулась на заре И нежилась на ложе томной лени. Но дивный сон, но милый Гавриил Из памяти ее не выходил. Царя небес любить она хотела, Его слова приятны были ей, И перед ним она благоговела, Но Гавриил казался ей милей... Так иногда супругу генерала Затянутый прельщает адъютант. Что делать нам? судьба так приказала, Согласны в том невежда и педант.
Поговорим о странностях любви (Другого я не смыслю разговора). В те дни, когда от огненного взора Мы чувствуем волнение в крови, Когда тоска обманчивых желаний Объемлет нас и душу тяготит, И всюду нас преследует, томит Предмет один и думы и страданий, Не правда ли? в толпе младых друзей Наперсника мы ищем и находим. С ним тайный глас мучительных страстей Наречием восторгов переводим. Когда же мы поймали на лету Крылатый миг небесных упоений И к радостям на ложе наслаждений Стыдливую склонили красоту, Когда любви забыли мы страданье И нечего нам более желать, Чтоб оживить о ней воспоминанье, С наперсником мы любим поболтать.
И ты, господь! познал ее волненье, И ты пылал, о боже, как и мы. Создателю постыло все творенье, Наскучило небесное моленье, Он сочинял любовные псалмы И громко пел: "Люблю, люблю Марию, В унынии бессмертие влачу... Где крылия? к Марии полечу И на груди красавицы почию!.." И прочее... все, что придумать мог, Творец любил восточный, пестрый слог. Потом, призвав любимца Гавриила, Свою любовь он прозой объяснял. Беседы их нам церковь утаила, Евангелист немного оплошал! Но говорит армянское преданье, Что царь небес, не пожалев похвал, В Меркурии архангела избрал, Заметя в нем и ум и дарованье, И вечерком к Марии подослал. Архангелу другой хотелось чести: Нередко он в посольствах был счастлив; Переносить записочки да вести Хоть выгодно, но он самолюбив. И славы сын, намеренья сокрыв, Стал нехотя услужливый угодник Царю небес... а по-земному сводник.
Но, старый враг, не дремлет сатана! Услышал он, шатаясь в белом свете, Что бог имел еврейку на примете, Красавицу, которая должна Спасти наш род от вечной муки ада. Лукавому великая досада Хлопочет он. Всевышний между тем На небесах сидел в унынье сладком, Весь мир забыв, не правил он ничем И без него все шло своим порядком.
Что ж делает Мария? Где она, Иосифа печальная супруга? В своем саду, печальных дум полна, Проводит час невинного досуга И снова ждет пленительного сна. С ее души не сходит образ милый, К архангелу летит душой унылой. В прохладе пальм, под говором ручья Задумалась красавица моя; Не мило ей цветов благоуханье, Не весело прозрачных вод журчанье... И видит вдруг: прекрасная змия, Приманчивой блистая чешуею, В тени ветвей качается над нею И говорит: "Любимица небес! Не убегай, - я пленник твой послушный..." Возможно ли? О, чудо из чудес! Кто ж говорил Марии простодушной, Кто ж это был? Увы, конечно, бес.
Краса змии, цветов разнообразность, Ее привет, огонь лукавых глаз Понравились Марии в тот же час. Чтоб усладить младого сердца праздность, На сатане покоя нежный взор, С ним завела опасный разговор:
