Максуд Ибрагимбеков - Пусть он останется с нами
Не знаю почему, но каждый раз, когда я держу в руке пистолет, мне кажется, что я становлюсь взрослым и очень сильным. Очень его приятно держать в руке. И рукоять его устроена так, что сама ложится в ладонь. Я хотел было зарядить его, -просто так, для тренировки, но вспомнил, что с минуты на минуту может приехать отец, и хоть он не запрещал мне брать пистолет, но я почему-то думал, что ему это не очень понравится, а скорее всего не понравится совсем.
Я положил пистолет на то же место, откуда взял, в самый угол рядом с альбомом. Альбом этот я в первый раз увидел. И ничего особенного в нем не было, обыкновенный фотоальбом. Непонятно, как он здесь оказался. Эти две папки, с первого взгляда ясно, какие-то служебные, а вот альбом... Я прислушался, с улицы не доносилось ни звука. Я быстро вынул из сейфа альбом и раскрыл, обложку. На первой странице я увидел фотографию- мама, папа, и у мамы на коленях ребенок. Очень маленький, в распашонке и тапочках. Я сразу понял, что это я. Никогда не видел этой своей фотографии. И мы все трое на ней улыбались. Я смотрел прямо и улыбался, мама на меня, а папа на нее. Наверно, фотограф сказал, что сейчас вылетит птичка, или зверюшку какую-нибудь мне показал, иначе непонятно, с чего бы это я стал улыбаться, ведь я за этой фотографии был совсем маленький, не больше двух лет. Я посмотрел все фотографии в этом альбоме. Попадались на них и незнакомые лица, но почти на всех я находил или папу, или маму, а часто обоих вместе. И везде у папы было очень веселое лицо. Не то чтобы он на всех снимках изо всех сил улыбался, улыбка у него была нормальная, а на некоторых фотографиях почти незаметная, но все равно было видно, что у него очень радостное настроение. Я вспомнил, как он изменился после смерти мамы, и подумал, что, если бы не ее смерть, он, наверное, и ко мне бы хорошо относился. Я посмотрел все фотографии, и на всех на них мама была очень красивой и нарядной. А в самом конце альбома, между последней страницей и обложкой, лежали письма. На конвертах были приклеены марки, которых у меня в коллекции не было. И, по-моему, не только у меня, ни у кого в классе нашем я таких марок не видел. Я сперва хотел их осторожно содрать, но потом решил попросить разрешения у бабушки. Я думаю, бабушка разрешила бы мне содрать их, несмотря на то, что письма были адресованы не ей, а отцу - на конверте, который я держал в руке, была его фамилия. Я посмотрел обратный адрес и увидел, что это письмо от мамы. Она писала в Калининград, где папа находился в командировке. Я из письма это узнал. И что самое удивительное - почти все это письмо было обо мне. Мама писала отцу, какой я уже стал большой, всех узнаю н даже говорю какие-то слова.
Я прочитал пять или шесть маминых писем, и в каждом из них она только и писала что обо мне. Но именем она меня почти не называла, а вместо имени называла всякими смешными и ласковыми прозвищами. И так в каждом письме. Только в конце рассказывала пане о каких-то делах и передавала приветы от знакомых и родственников.
Сразу было видно, что моя мама меня очень любила. Сразу из этих писем становилось понятно, что я для нее самый дорогой человек на свете, хотя еще маленький и глупый.
Странно мне было читать эти письма. Мне показалось, что страницы писем пахнут мамиными духами, я даже специально понюхал их, но так и не понял, пахнут они на самом деле или мне кажется. Очень мне было приятно читать мамины письма. Я взял еще одно, вынул его из конверта и сразу понял, что это не от мамы письмо, потому что я увидел почерк отца. У него очень жесткий и понятный почерк, прямо такое впечатление, что письмо отпечатано на машинке, до того он у него жесткий и четкий. Никогда бы я не подумал, что мой отец может написать такое письмо. Такое ласковое и доброе. Он писал маме, что очень скучает без нее, что считает дни, когда окончится срок командировки и они увидятся. И в каждом письме просил ее беречь себя и не очень уставать... Все остальные письма их там было пять или шесть, тоже были от отца.
Я сложил все эти письма и положил их обратно в сейф. Ни в одном своем письме отец ничего не писал обо мне, только в конце каждого письма приписывал: "Привет нашему малышу", это значит - мне. А я-то надеялся, что он, когда мама была жива, ко мне лучше относился!
Я прошел к себе в комнату, сел на кровать и задумался. Я стал думать над тем, что если я уж решил уйти из дому, то для чего мне откладывать? Самое время это сделать сейчас. Я посмотрел на часы - было два часа ночи. А самолет в Москву улетает в шесть. Так что и откладывать незачем, бабушке только напишу записку, чтобы она не беспокоилась, и все.
Я в записке ничего объяснять не стал, просто написал ей, что улетел в Москву к тете и вечером ей оттуда позвоню.
Записку я положил на подушку, на середину, чтобы бабушка ее сразу увидела, когда утром придет будить меня. Потом я вернулся к себе, и сломал копилку, и взял оттуда все, что там было, - восемнадцать рублей, Я их копил на велосипед.
Я знал, что этих денег на билет мне не хватит, поэтому зашел еще раз в кабинет отца и взял из ящика стола, из тех денег, что он оставлял бабушке на хозяйство, двадцать пять рублей. Я хотел об этом приписать в записке, но потом решил - скажу, когда позвоню из Москвы.
Я прикрыл за собой дверь и пошел через сад ко второму выходу. Там из нашего сада выход в переулок. Мы им очень редко пользуемся, и петли калитки до того заржавели, что, когда кто-нибудь к нам с той стороны приходит, на всю улицу слышно, до того они скрипят громко. Я все собирался смазать петли, а потом подумал, что так даже лучше, никакого звонка специально ставить не нужно. Через эту калитку раз в неделю мусорщики уносят мусор, у нас там у ограды стоят два мусорных ящика. Я забыл, когда в последний раз ходил через эту калитку. А сегодня я пошел к ней потому, что боялся встретиться в воротах с отцом.
Гравий под ногами хрустел так, что мне вдруг показалось, что бабушка у себя в комнате обязательно услышит и проснется. Почему-то никогда раньше не обращал внимания на то, как он громко хрустит, когда на него наступаешь. А может быть, он ночью всегда так громко хрустит. Я подумал, что никогда еще так поздно не выходил в сад.
Я вообще, кажется, в первый раз в жизни не сплю в три часа ночи. А спать совсем не хотелось. Оказывается, в это время из нашего сада видны звезды. Вечером их никогда не увидишь. Я думаю, потому, что везде на улице и во дворе горит свет, - из-за этого света их и не видно, разве только две-три самые крупные. А сейчас они были видны все до одной - до того небо было низкое. Даже Млечный Путь был виден. Я такое небо видел только прошлым летом в пионерлагере. У нас там пионервожатый был - товарищ Саша, он и студент-географ, он вас научил находить на небе Марс и Большую Медведицу. Марс мы легко научились находить, он чуть-чуть крупнее всех звезд и красноватый, как будто фонарик где-то далеко подвесили с красной елочной лампочкой внутри. И какой-то он немножко мохнатый, все звезды круглые, сразу видно, что шарики, а он какой-то мохнатый. Товарищ Саша, когда я ему это сказал, ужасно удивился и ответил, что первый раз слышит об атом. Сказал, что я фантазирую. А я Марс по этой мохнатости сразу могу найти на небе, даже если бы он не был красноватым, сразу бы нашел.
Вот Большую Медведицу очень трудно было научиться находить. Сперва мне так и казалось, что никогда я не сумею ее найти. Целых три вечера старался, ничего не получалось.
Товарищ Саша долго нам показывал на небо и говорил, какие звезды составляют Большую Медведицу. Он сперва нарисовал ее на бумаге. А я смотрел и, сколько глаза ни таращил, никакого такого рисунка на небе увидеть не мог. Звезд много, и все они рассыпаны по небу без всякого порядка, вроде риса или гречневой крупы на столе, когда бабушка их перебирает. Или вроде муравьиной кучи, только если бы все муравьи на минутку остановились. Товарищ Саша даже сердиться начал, хоть он очень терпеливый и добрый: говорит, как же вы не видите, когда там абсолютно четкий рисунок. А я никакого рисунка увидеть не мог. Я уже совсем было решил, что никогда не сумею отыскать эту Медведицу, и даже на небо глядеть перестал.
А потом глянул еще раз без всякой цели и вдруг увидел. До сих пор удивляюсь, как я
мог ее сразу не увидеть. Ужасно удивительно - висит в небе слегка боком ковш из звезд, прямо сам в глаза бросается, стоит только посмотреть на небо, а я его столько времени не мог увидеть. Не могу понять, как же так это получается. А многие из ребят так до самого отъезда из лагеря и не научились ее находить, сколько я ни пытался им втолковывать, как это просто.
Никак не могу понять, почему я столько дней не мог ее увидеть, а за одну секунду вдруг увидел, и теперь, когда захочу, могу ее сразу отыскать.
Я этот случай с Большой Медведицей и потом несколько раз вспоминал, каждый раз, когда что-нибудь долго не понимал, а потом вдруг пойму и удивляюсь, как это я не мог понять сразу, когда все так просто и понятно. Еще товарищ Саша обещал нам показать Полярную звезду, по которой можно без компаса сразу определить, где север, но для этого надо было проснуться под самое утро; мы хотели проснуться под самое утро, даже будильник поставили на четыре часа, но товарищ Саша сказал, что человеческое здоровье важнее и под утро лучше нормально поспать. Мы закричали хором, что нам совершенно нетрудно будет проснуться и на нашем здоровье это не отразится, но товарищ Саша улыбнулся, ничего не сказал, а просто улыбнулся, немножко даже грустно улыбнулся, и мы вдруг поняли, что товарищ Саша хочет поспать нормально сам, видно, потому, что очень устает за день. Он ведь раньше всех нас просыпается, и позже всех ложится, и днем не спит, когда у нас "мертвый час", а идет в это время на планерку к начальнику лагеря.
