Антон Макаренко - Марш 30-го года
В течение целого дня в клубе шла работа: делали сцену, переделывали кухню под библиотеку и читальню, строили диваны для зрительного зала и прилаживали занавес. Нина - в синем бязевом халатике - успевала за день побывать везде: слетать в город, распорядиться, дать многочисленные консультации, поговорить с Марусиченко, полюбоваться работой Николая, и у нее еще оставалось время для работы самой любимой - приводить в порядок сотни книг, которые она каким-то чудом находила в городе. Книги нужно было записать, пронумеровать, расставить на полках, но прежде всего их нужно ыбло доставить из города. Транспортное средство было единственное: костромские мальчишки. Кажде воскресенье веселой гурьбой вместе с Ниной они отправлялись в город. Из города они возвращались всешда почему-то гуськом, и каждый из них на плечах и на груди нес одну или две связки книг. Таня Котлярова называла это шествие караваном в пустыне. Мальчишки ходили в караване не совсем бескорыстно: в их полное и бесплатное распоряжение обещана была отдельная скамья во время спектаклей и киносеансов.
Работа с книгами оказалась сложной еще и потому, что их нужно было выдавать читателям, не ожидая конца работы. Как только "караван в пустыне" первый раз проследовал по Костроме, читатели явились немедленно, а Нина не считала возможным отложить хотя бы на один день удовлетворение этой важной потребности. Даже у Василисы Петровны на ее кровати под подушкой лежала переплетенная "Нива" за 1899 год. Василиса Петровна по вечерам усаживалась в убранной кухне и осторожно перелистывала страницы книги, внимательно рассматривала иллюстрации к "Демону", "Пожар на море" и картинки, изображающие стариков в шляпах и голландских женщин в высоких чепцах. Капитан деликатно, как будто к слову, читал ей надписи под картинками. Однажды между делом он сказал:
- Василиса Петровна! Пустое дело! Давайте покажу вам, как это... как читать.
Василиса Петровна сделала вид, будто она очень заинтересована очередной иллюстрацией, отвернулась, ничего не ответила, но через несколько дней она уже с большим интересом рассматривала журнальный заголовок и шептала:
- Ни...в...а...ва Нива.
Это проходило в секрете и отца, и от Алеши, даже и Нина узнала о нем не скоро: когда обстоятельства потребовали отьезда капитана из Костромы.
По вечерам в клубе было особенно хорошо, в нем оставались только люди, преданные идее, и никому не позволялось болтаться без работы. Нина к этому времени крепко привязалась к Тане, в одиночку теперь трудно было встретить и ту и другую. Они предавались новому делу почти без отдыха, тем более что количество книг все увеличивалось и увеличивалось: "караван в пустыне" работал регулярно. У Николая Котлярова тоже задача была длинная, и он разрешал ее с привычной для него миной молчаливого одиночества. Павла Варавву допустили к составлению каталога, и это устраивало его во многих отношениях: во-первых, Павел был выдающийся читатель на Костроме и к книгам относился с нежностью, а во-вторых, рядом была Таня. Пробовали к книжному делу допустить и Алешу, но из такой затеи ничего не вышло. Алеша добросовестно работал до тех пор, пока в руки не попадалась интересная книга, - в этот момент его добросовестность рушилась. Кругом идет работа, а Алеша уже замер над книжкой, развернутой на руке. Еще через три минуты он уже куда-то побрел, не отрываясь глазами от страницы: оказывается, что целью его движения является диван, только вчера вышедший из рук Марусиченко. На диване Алеша распологается настолько уютно, что скоро и записная книжка, и карандаш появляются в его руках. Такое поведение Нина называла распущенностью. Алеша получил новое назначение: для него ответибольшой участок стола, и скоро он с голвоой окунулся в полезное занятие. На кусках ватмана Алеша самым идеальным и самым художественным шрифтом разделывал надпили, необходимые в каждом порядочном клубе: "вход", "выход", "просят не курить", "касса"... А когда принесли только что сделанную доску для вывески, ему пришлось для художника Николая Котлярова сделать рисунок букв:
Рабочий клуб имени Карла Маркса
Теперь частенько в город заезжал Богатырчук. Он работал в губернском комитете партии большевиков, очень много путешствовал по губернии и по дороге всегда навещал старых друзей. Его приезд очень часто нарушал спокойное течение строительства клуба.
В вечер того дня, когда происходил митинг, все и без того были взбудоражены, а тут еще и Сергей приехал. В этот раз он даже не пытался кому-либо помочь, а с первого момента засел с Алешей в углу дивана, заваленного кучей неразобранных книг, и они долго говорили, склонившись к коленям. Сначала им никто не мешал, потому что вид у них был серьезный, прически в беспорядке. Потом Павел Варавва присел против них на стопке книг.
Девушки присматривались к ним снисходительно, но потом Таня сказала:
- Хорошо! Наговорились, товарищ мужчины! Можно и нам узнать о ваших тайнах?
Богатырчук охотно ответил ей:
- Наша тайна - жизнь. Выходит, это и твоя тайна, Танечка.
- Значит, это такая тайна, которая всем известна?
- Известна-то известна, а кто знает решение?
Богатырчук произнес это загадочно, откинув голову на спинку дивана, мечтательно направил взор в потолок. Таня без достаточного уважения отнеслась к этой позе:
- Посмотри, Нина, какое дикое соединение большевика с восточным мудрецом.
нина посмотрела на Богатырчука, но ничего не сказала, отложила перо и приготовилась слушать.
Не меняя позы, Богатырчук продолжал:
- Был один такой вечер в четырнадцатом году, у преддверия этого самого дворца просвещения. Нас было пятеро, и каждый из нас тогда... какие мы все были чудаки! Честное слово, даже удивительно! Николай Котляров возгордился передо мной: он работает, а я не работаю. Алеша возгордился перед Павлом: у Алеши не было денег, а у Павла было два рубля. Я возгордился против всех: все рабы, а я - свободный человек. Таня гордилась своей девичьей властью и своей мудростью.
Павел спросил:
- А чем я гордился?
- А ты возгордился тем, что у тебя есть два рубля, честно заработанные два рубля.
- И ничего подобного... Ну, что ты врешь?
Богатырчук оттолкнулся от спинки дивана и приблизил к Павлу иронический взгляд:
- Вспомни: Алешу ты уговаривал воспользоваться твоими деньгами, а меня то приглашал, то нет, то сыпал мне на руку сорок копеек. Возгордился, как же! Какие мы тогда были чудаки!
- Почему ты вспомнил? - вполголоса спросил Николай, уже стоящий в дверях с кистью в руках. Рядом с ним, вооруженный рубанком, стоял Марусиченко; он приготовился принять участие в разговоре, но в то же время старался понять, интересная разрабатывается тема или не очень интересная.
Богатырчук снова откинул голову:
- Тайна жизни! Какая разница! Какие мы тогда были бедные, однокие, обиженные, помнишь, Алексей?
Алеша засмеялся вспоминая:
- И гордые, Сергей! Страшно гордые!
Таня смотрела с высоты лестнички недоверчиво:
- А может... просто молодые... желторотые!
Павел повернулся на своей книжной стопке:
- Ничего подобного, Таня! Ты понимаешь, мы тогда... мы теперь моложе! О! Богатырчук зацепил очень важный вопрос. Я хорошо помню, какая тогда была жизнь! Сил не было, даже злиться сил не было. Жили, жили себе, а в восемнадцать лет уже и... стареть начинали. А что нам было делать? А что у нас впереди было? Одно... костромское. И все!
Теперь Марусиченко понял, что тема идет важная и что она ему по силам, а в таком случае он всегда высказывался:
- павел, неправильно говоришь! Чего это: костромское! Кострома, брат, вот она, Кострома! Заводы здесь были? Были. Работали? Работали. Молотилки делали? Делали. И в девятьсот пятом году бастовали? А еще и как! А только люди про все забыли. Человек сам себе цены не знал, каждый думал: нету мне никакой цены. Что я такое? Столяришгка там паршивый, а тот - слесаришка. А на самом деле была цена. Была, понимаешь, большая цена! Я вот, например, столяр! Рабочий! Последний человек. А что большевики сказали: первый человек!
Николай Котляров слабо улыбнулся:
- Цена! Ты на фронте посмотрел бы, какая нам была цена. Мало того, что уничтожали тысячами, а даже вежливости не было,, никто толком не обьяснил, почему нужно мне умирать. Команда - и все! Ты помнишь, Алеша: "Вперед!" А это только называлось так "вперед", а на самом деле: "Умирай!" А почему так, никому не интересно. А только большевики растолковали, куда нужно вперед идти.
марусиченко взмахнул рубанком:
- И все через них! Легко это подумать: в нашем уезде у князя Волконского тринадцать тысяч десятин, у Четверикова - одиннадцать, у этого... фальшивомонетчика Чуркина - десять тысяч. Сколько это стоит? Ого! А тут тебе Павел Варавва - а сколько ж он стоит? Выходит, пустяк.
Нина тронула пальцем уголок переплета:
- Какая же тут тайна? Господа и теперь есть.
Богатырчук ответил ей радостно:
