Иван Тургенев - Том 2. Сцены и комедии 1843-1852
Обращаясь к персонажам «Неосторожности», любопытно отметить, что один из них, а именно дон Пабло, убийца доньи Долорес, в эпилоге становится графом Торрено, так как именно в пору работы Тургенева над этой пьесой умер известный испанский историк и передовой политический деятель Хосе-Мария Куэйно де Льянос, граф Торрено (1786–1843), автор книги «Historia del levantamento, guerra y révolution de España» (1836–1838), переведенной на французский язык Луи Виардо в 1838 г.[248]
Ровно через год после создания «Неосторожности», работая над комедией «Две сестры», Тургенев в наброске предисловия к этой пьесе сделал признание, имеющее прямое отношение и к первой его комедии. Здесь впервые открыто названо было и имя Мериме как вдохновителя первых драматургических опытов Тургенева (см. с. 513 наст. тома).
Отклик Белинского на «Неосторожность» был единственным отзывом об этой комедии не только в периодике сороковых годов, но и во всей критической литературе о Тургеневе, появившейся при жизни автора.
В позднейшей специальной литературе о Тургеневе комедия «Неосторожность» долгое время или вовсе не упоминалась, или трактовалась вскользь, как подражание комедиям А. Мюссе (Буренин В. П. Литературная деятельность Тургенева. СПб., 1884, с. 16–17), как произведение, значительное не в литературном, а в психологическом отношении, как показатель интереса молодого Тургенева к «загадкам человеческой души» (Zabel, S. 139–140), как неудачный опыт начинающего писателя, еще «не умеющего владеть драматической формой» (реферат П. О. Морозова о драматургии Тургенева, включенный в «Обозрение деятельности С.-Петербургских театров» — Ежегодник имп. театров, вып. XIV. Сезон 1903–1904. СПб., с. 37), наконец, как «одно из последних проявлений увлечения молодого Тургенева западноевропейским романтизмом» (Клеман М. К. И. С. Тургенев. Очерк жизни и творчества. Л., 1936, с. 23).
Заслуживают к себе критического отношения и позднейшие попытки рассмотрения пьесы «Неосторожность» как «пародии на романтический театр, вступивший в сороковых годах в полосу вырождения», как «снятие романтической фальши» через ее «осмеяние» (см.: Адамович О., Уварова Г. Тургенев-драматург. — В кн.: И. С. Тургенев. К пятидесятилетию со дня смерти. 1883–1933. Сборник статей. Л., 1934, с. 284). Об ироническом отношении Тургенева в «Неосторожности» к «неистовым страстям своих героев», о якобы пародировании им модной «испанской сюжетики», «самого жанра романтической драмы» и «условностей романтического театра» пишет и С. С. Данилов (см.: Данилов С. С. Очерки по истории драматического театра. М.; Л., 1948, с. 365).
Эта же концепция развивается Г. П. Бердниковым в его книгах «Иван Сергеевич Тургенев» (М.; Л.: «Искусство», 1951, с. 30–32) и «Тургенев и театр» (М., 1953, с. 17–18), в комментариях Г. Э. Водневой к комедии «Неосторожность» (Т, CC, т. II, с. 537–538), а также в статье Н. В. Климовой «К вопросу о реализме пьесы И. С. Тургенева „Неосторожность“» (Уч. зап. Ишимского гос. пед. ин-та, т. III, вып. 3, 1959, с. 51–67).
По-иному комедия «Неосторожность» охарактеризована в обзоре Л. М. Лотман «Драматургия тридцатых — сороковых годов» в «Истории русской литературы» (т. VII, М.; Л.: изд. АН СССР, 1955, с. 650–651). Напоминая о жанровой связи «Неосторожности» с «маленькими трагедиями» Пушкина и тем самым снимая несостоятельный тезис о пародийности ее фабулы и образов, Л. М. Лотман утверждает, что задачей, поставленной и разрешенной Тургеневым в его первой пьесе, являлось разоблачение, с одной стороны, «романтического героя», а с другой — «эгоистической любви, лишенной гуманного содержания и неразрывно связанной с низкими побуждениями, собственническим инстинктом, тупостью и чиновничьей черствостью». Однако эти заключения сделаны без учета традиций, органически связывавших «Неосторожность» с «Театром Клары Газуль» Мериме и с другими произведениями русской и западноевропейской драматургии двадцатых — тридцатых годов, осмысленных Тургеневым в свете задач, поставленных перед молодой русской реалистической литературой Белинским.
…как бы хорошо гулять теперь на Прадо… — Парк в Мадриде, одно из излюбленнейших мест прогулок мадридской молодежи.
…он пошел к нашему соседу, к алькаду… — Алькальд, алькад (исп.) — старшина сельской или городской общины в Испании, который исполнял также полицейские и судебные функции.
Безденежье
Отеч Зап, 1846, № 10, с. 249–270.
Т, 1868 — Поправки, внесенные Тургеневым в текст журнальной редакции «Безденежья» при подготовке издания: Т, Соч, 1869; автограф (ГИМ, фонд И. Е. Забелина, ед. хр. 1265, л. 168).
Т, Соч, 1869, ч. VII, с. 57–94.
Т, Соч, 1880, т. 10, с. 59–95.
Впервые опубликовано: Отеч Зап, 1846, № 10, с. 249–270, с подписью: Ив. Тургенев. Перепечатано, с небольшими сокращениями и с восстановлением заключительной строки («Перевелось ты, дворянское племечко!»), изъятой из журнального текста цензурой, в Т, Соч, 1869, ч. VII. В этом же издании впервые появилась дата написания пьесы — 1845 год.
При подготовке издания 1869 г. Тургенев сделал на особом листе несколько поправок к журнальному тексту пьесы:
Отеч Зап. 1846, № 10, с. 249 — в первой ремарке изъяты строки: «молодой человек 24 лет» и «старый слуга его»; с. 250 — «Ты понимаешь» исправлено на «Ты меня не поймешь»; с. 253 — изъято «знаете ли»; с. 254 — изъято «знаете»; там же — «хорошо, хорошо» исправлено на «хорошо»; с. 255 — снято слово «того», а «Матрехой» исправлено на «Матреной»; с. 259 — слова «покажи, покажи» и «войди сюда, войди» заменены на «покажи» и «войди сюда»; с. 261 — изъяты слова «так сказать» и «Тимофей Петрович»; с. 262 — изъяты слова от «и говорит» до «к слову пришлось»; с. 263 — «до тошноты» заменено на «до сытости»; с. 264 — изъято: «я даже, можно сказать, почитаю ее»; с. 270 — в концовку вставлены слова: «перевелось ты, дворянское племечко!»
Текст пьесы, установленный в 1869 г. повторяется во всех последующих собраниях сочинений Тургенева, отличающихся от издания 1869 г. только опечатками. Автограф «Безденежья» до нас не дошел.
В настоящем издании печатается по последнему авторизованному тексту (Т, Соч, 1880, т. 10), с устранением следующих опечаток, вкравшихся в текст в 1874 г. и не замеченных автором в 1880 г.:
В реплике Матвея (с. 49, строка 13) вместо ошибочного: «Я вас будил» — «Я вас будил-с»; в реплике Жазикова (с. 59, строка 21) вместо: «Этого не терплю» — «Я этого не терплю»; в реплике Блинова (с. 68, строка 42) вместо: «Слышишь, отвези-ко меня в театр» — «Слышь, отвези-ко меня в театр»; в реплике Жазикова (с. 70, строка 38) вместо: «да неловко утруждать вас» — «даже неловко утруждать вас»; в реплике Матвея (с. 71, строка 36) вместо: «Ну, слава тебе господи» — «Ну, и слава тебе господи»; в реплике Жазикова (с. 71, строка 38) вместо: «Матвей! одевайся» — «Матвей! одеваться». На с. 70 восстановлена пропущенная реплика Блинова: «Это что?», без которой непонятен ответ Жазикова: «Это ко мне».
Все эти исправления сделаны по тексту двух первых публикаций пьесы, с учетом опечатки («Матвей! одевайся»), оговоренной в издании 1880 г.
Время создания «Безденежья», по свидетельству самого Тургенева, 1845 год. За два месяца до публикации этих «сцен» он в своем разборе драмы С. А. Гедеонова «Смерть Ляпунова» выдвинул несколько совершенно конкретных литературно-теоретических положений, в которых определялись задачи писателей натуральной школы, учеников и продолжателей Гоголя на новом этапе борьбы за реалистическую драматургию, за восстановление и углубление традиции «Ревизора» в русском театре.
«Семена, посеянные Гоголем, мы в этом уверены, — писал Тургенев, — безмолвно зреют теперь во многих умах, во многих дарованиях, придет время и молодой лесок вырастет около одинокого дуба… Десять лет прошло со времени появления „Ревизора“, правда, в течение этого времени мы на русской сцене не видели ни одного произведения, которое можно было бы причислить к гоголевской школе (хотя влияние Гоголя уже заметно во многих), но изумительная перемена совершилась с тех пор в нашем сознании, в наших потребностях» (Отеч Зап, 1846, № 8, отд. VI, с. 88).
«Безденежье», напечатанное через два месяца после этой декларации на страницах тех же «Отечественных записок», явилось как бы наглядной иллюстрацией жизненности высказанных Тургеневым теоретических положений, а образно-характерологическая, структурная и даже тематическая близость новой пьесы к некоторым образам и ситуациям «Ревизора» (особенно во втором его действии) была настолько обнажена, что без предположения об известной нарочитости подчеркивания литературных истоков «сцен из петербургской жизни молодого дворянина» эту перекличку трудно было бы объяснить. Правда, годы, отделяющие «Безденежье» от «Ревизора» и боевые литературно-политические лозунги писателей натуральной школы от просветительской платформы Гоголя, наложили свою печать и на пьесу Тургенева. Вырождение и одичание правящего класса выдвигается в «Безденежье» уже как основная тема, определяющая отношение автора не только к Жазиковым, но и к Блиновым, и предвосхищающая тем самым в известной степени образы и коллизии «Записок охотника».
