Николай Чернышевский - Том 2. Пролог. Мастерица варить кашу
Румянцев. Нет-с, Андрей Дементьич.
Городищев. Не может быть!
Румянцев. Ей-богу-с, Андрей Дементьич.
Городищев. Врете.
Румянцев. Разрази меня господь бог на этом самом месте, ежели вру.
Городищев. Да если так, вы чорт знает что, а не мужчина.
Румянцев. Против этого не смею спорить, Андрей Дементьич, но только вот как бог свят, вы напрасно подозреваете меня, лопни мои глаза и утроба.
Городищев. Но как же она может она нравиться вам? У вас есть глаза?
Румянцев. Есть, Андрей Дементьич.
Городищев. Она очень хороша собою, – вы видите это, или нет?
Румянцев. Нет-с, я к таким мыслям не причастен, Андрей Дементьич, в тартарары провалиться мне, если причастен, как перед истинным моим богом.
Городищев. Да как же это, чорт вас подери?
Румянцев. Потому, Андрей Дементьич, что я не поощряю себя к этому, чтобы заниматься девицами. Потому что девица, вместо удовольствия, может отлупить меня по щекам, – согласитесь, Андрей Дементьич, какая же тут приятность?
Городищев. Не видывал такого дурака.
Румянцев. Это как вам угодно, Андрей Дементьич.
Городищев. Вижу, не столкуешься с вами добром. Вы должны жениться.
Румянцев. Помилуйте, Андрей Дементьич, за что же вы так поступаете со мною? Жена, это не в пример хуже даже девицы. Девица отшлепала по щекам и прощай, по крайней мере, а у жены я весь век под руками, за что же такое наказание?
Городищев. Не в наказание вам, дураку, а в милость. Вы женитесь, – слышите?
Румянцев. Никогда-с.
Городищев. Ныне же. Теперь же. Сейчас едем в церковь.
Румянцев. Помилуйте, Андрей Дементьич.
Городищев. Нельзя, Румянцев. Так приказывает Агнеса Ростиславовна. Понимаете?
Румянцев. Понимаю, Андрей Дементьич.
Городищев. Идите, благодарите Агнесу Ростиславовну.
Румянцев (прикладывается к руке).
Городищев. Агнеса Ростиславовна дает за невестою пять тысяч рублей. Вы должны быть благодарен.
Румянцев. Помилуйте, Андрей Дементьич, это даже выше моих заслуг.
Городищев (садится. Пишет. Дает Румянцеву). Ступайте в сарай, – там запрягают для вас беговые дрожки. Как запрягут, – да помогите и сам, чтобы поскорее, – как запрягут, валяйте во весь карьер в Серпухов к отцу Петру – знаете?
Румянцев. Как же-с, Усекновения главы Иоанна Предтечи поп-c.
Городищев. Отдайте ему эту записку, и он пойдет с вами в церковь. Я с невестою приеду через четверть часа.
Румянцев. Очень хорошо-с (уходит).
Явление 33Агнеса Ростиславовна, Городищев.
Агнеса Ростиславовна. Что вы написали, милый?
Городищев. Попу двести рублей. Если и много, вы простите! Для его усердия, вернее дать побольше.
Агнеса Ростиславовна. Нет, немного, милый, сколько надежный ли поп?
Городищев. Помилуйте, Агнеса Ростиславовна, – за пятьдесят целковых готов на веревке вести около налоя.
Агнеса Ростиславовна. Дайте шкатулку, милый. (Городищев приносит шкатулку, она вынимает ключик, отпирает.) вот двести рублей. (Дает ему деньги, он берет.) А вот вам, милым, в награду пятьсот (опять дает).
Городищев (отклоняет руку). Не нужно, Агнеса Ростиславовна. После, если вздумаете. Не такое время, чтобы думать о своей выгоде. Дай бог только, чтобы вышло все в пользу, а не в беду вам.
Агнеса Ростиславовна (запирает, отдает шкатулку. Он ставит на место). Милый, поцелуйте меня. (Он прикладывается.) Милый, зовите Надю. Ступайте с нею. Поскорее.
Городищев. Надобно погодить минут пять, чтобы жених был уже в церкви, когда мы приедем. Раньше увидит его – в ограде или на крыльце, он дурак сейчас ляпнет, что он жених, она заартачится. Делать скандал на улице – неловко.
Агнеса Ростиславовна. Правда, милый. В церкви лучше. Милый, поцелуйте меня.
Городищев (прикладывается и идет смотреть в окно). Что это, Сидор Иваныч идет сюда, запыхался, – уже перешел речку. Не было бы какой беды. Надя! Будьте готова. Сейчас едем (берет шляпу).
Надя (за сценою). Я готова, Андрей Дементьич (выходит).
Явление 34Агнеса Ростиславовна, Городищев, Надя.
Агнеса Ростиславовна. Милая моя Надя, стань на колени. Я благословляю тебя.
Городищев (берет Надю под руку). Некогда, Агнеса Ростиславовна.
Агнеса Ростиславовна. Вы слишком любите противоречить мне во всем. Надя, сюда. Без этого нельзя, Андрей Дементьич. Помогите мне встать. (Он помогает ей встать. Надя становится на колени. Агнеса Ростиславовна подымает руки.) Будь доброю женою, как была и как останешься доброю служанкою. Благословляю… (В это время за сценою голос Иннокентиева, от которою раззевается рот и вылупливаются глаза у Агнесы Ростиславовны.)
Иннокентиев (за сценою, кричит запыхавшись). Вот подлец-то, Клементьев-то! Не хочет жениться! Не родня, то и плевать на нее! Хорошо так бесчестить девушку?
Надя с слабым стоном опускается головою на пол. Городищев подбегает от окна, у которого слушал, подымает ее и сажает.
Агнеса Ростиславовна (оставаясь с руками распростертыми над пустым местом и с вылупленными глазами). Милый, как же теперь повезете ее в церковь?
Городищев (усадив и продолжая поддерживать Надю). Погодите, выслушаем, что такое. Кажется, теперь вам не будет и забот об этом. Если Клементьев убедился, то верно есть доказательства, что мы ошибались. Тогда убедится и она, что не родня вам.
Агнесса Ростиславовна (постепенно опускавшая руки, но продолжая стоять). Но как же это возможно, милый, когда мы знали?
Городищев. Знали, но, как видно не все. Как возможно? Мало ли что бывает при подобных неправильных отношениях, когда дворяне связываются с мещанками? Разве нельзя начать жить с мужчиною, будучи уже беременною от другого? И разве не может это быть доказано? Тогда и не его дочь. (В это время входит Иннокентиев, но как ни велико его стремление высказаться, молчит и ждет, не смея перебить Городищева и потом Агнесу Ростиславовну.)
Агнеса Ростиславовна (возлегает). Милый, вы успокоили меня.
Явление 35Те же, Иннокентиев.
Городищев. Рассказывайте, Сидор Иваныч, что такое?
Иннокентиев. Я вам по порядку.
Городищев. Хоть и без порядка, только поскорее к делу.
Иннокентиев. Нет, так нельзя. Надобно все в порядке. Ходит он по саду. Я иду, вижу, он задумчивый. Подхожу. Что задумались?
Городищев. Да короче.
Иннокентиев. Как же можно еще-то короче? – Что задумались? А вот, говорит, думаю, что ее мать не была его любовницею. Я: как так? Он: а до этого вам нет дела. Я: а если не была, тогда что? Он: что хотите. Я: тогда она не родня Агнесе Ростиславовне? Он: ну, не родня, пожалуй. Я: тогда что? Он: тогда ничего. Я: как ничего? Он: так. Я: что ж это значит, тогда вы и не женитесь. Он молчит. Я: нехорошо обесславить девушку, сделали предложение, то и должны жениться. Он: отвяжитесь вы, пожалуйста, не мешайте мне думать. Я вижу, дело плохо. Идите, говорю, я докажу вам. Помилуйте, как допустить обесславить девушку из пустого сомнения?
Городищев. Пожалуйста, короче, без размышлений. Как же вы думали доказать ему, что мать Нади была любовницею Всеволода Серпухова?
Иннокентиев. А вот как: когда ее мать жила у нас, я иду мимо окна той комнаты, ее мать в окне, бросает мне в окно пакетик; я поднял, – бумага, обернута бумагою, – конверта, видно, не было, завязана ниточкою, – сургуча, видно, не было…
Городищев. Короче пожалуйста.
Иннокентиев. Хорошо. Поднял. Надпись карандашом: моему ребенку, – то есть, ее ребенку.
Городищев. Понятно, не вашему. И вы не показали отцу Агнесы Ростиславовны?
Иннокентиев. Значит, секрет. Чужая тайна. Я не шпион, Андрей Дементьич.
Городищев. И не отдали Наде, когда она подросла?
Иннокентиев. Отец Агнесы Ростиславовны и потом Агнеса Ростиславовна желали по своему великодушию и деликат…
Городищев. Короче, прошу вас.
Иннокентиев. Не желали, чтобы девочка мучилась бесчестьем своей матери, – я понимал благородство этого, и не хотел позорить мать перед дочерью.
Городищев. Да выходит не то, когда Надя не родня Агнесе Ростиславовне.
Иннокентиев. Да что вы все перебиваете? Вы слушайте.
Городищев. Да это верно, что она не родня?
Иннокентиев. Еще бы не верно. Да вот и Клементьев, – спросите у него, когда мало вам моих слов.
