Борис Зайцев - Том 7. Святая Русь
Голос Б. К. Зайцева был негромкий, но чистый. Когда-то в один из его юбилеев П. К. Паскаль назвал его «тишайшим». Прогреметь на весь мир Борис Константинович не мог. Но воплотить в себе лучшие качества русского человека и писателя, стать символом для русской эмиграции, это более скромное, но не малое призвание, было Борисом Константиновичем выполнено.
Он был примером честности и правдивости: за всю свою полувековую эмигрантскую жизнь Борис Константинович никогда ни на какие общественные компромиссы не шел, не запятнал себя никакими, столь характерными для эмиграции, ненужными выпадами или партийными ссорами. Бесстрастие было в его характере, но коренилось оно глубже – в его постоянной устремленности к духовным ценностям. Религиозен Борис Константинович был без надрыва и пафоса, коренно, истово, и эта спокойная религиозность придавала его тихим речам вкус и вес.
Благословенная старость (если не считать долгой и мучительной болезни жены, которую Борис Константинович перенес как подвижник, без малейшего ропота): и седина его почти не коснулась, и память не сдала, и талант не угас. Восьмидесяти лет он написал прекрасную, едва ли не лучшую свою повесть «Река времен», достойную стать среди десяти самых удачных русских повестей XX века. Еще недавно он читал наизусть поразившее его предсмертное стихотворение Н. Гумилева (напечатанное в «Вестнике» № 98), о котором написал последнюю свою статью, несколько недель тому назад он справлял Рождество в движенческом Введенском храме и уже совсем близко к роковому дню возглавил (до двенадцати ночи) чествование Ф. Достоевского… Для большой речи у него уже не было сил. Он сказал несколько слов в простоте, но, как написал мне в письме, «преклоньше колени». Так у ног «гиганта» закончился литературный путь писателя-праведника, верно и честно служившего русскому слову ни больше ни меньше как семь десятков лет[87].
Комментарии
Б. К. Зайцев уже на склоне лет задумывал издать книгу «Святая Русь» – как итоговую. Вот что писал он давнему другу архиепископу и поэту, публиковавшемуся под псевдонимом «Странник», Иоанну (в миру Дмитрию Алексеевичу Шаховскому) 6 марта 1963 г.: «Хочу обратиться к Вам за помощью или советом. Есть у меня книжечки „Преподобный Сергий Радонежский“, „Афон“ (Вами вдохновенный) и „Валаам“. Все это давно разошлось. Достать нигде ничего нельзя. Идейка такая: соединить все вместе, получится книга страниц в 300. Ее можно бы назвать „Святая Русь“… Мысль об этом давно во мне сидит, да как-то не решился переходить к „действию“. Но времени уже остается мало (мне 82 года), а ведь это направлено к прославлению духовной Руси, ныне на Родине заушенной. Кто знает, может быть, со временем книга попала бы и туда, и там кто-нибудь соприкоснулся бы с удивительным и высоким (а то и высочайшим), что было на земле нашей» (см. в этом томе Приложения: «Из переписки с архиепископом Иоанном»).
Книга, о которой Зайцев мечтал и которой так и не дождался, вышла в Нью-Йорке в 1973 г., через год после его кончины, и называлась не так, как хотел автор, – «Избранное». Но составили сборник как раз те произведения, которые Борис Константинович упоминает в письме владыке: «Преподобный Сергий Радонежский», «Афон» и «Валаам». Они легли в основу и нашей книги. Однако Зайцев надеялся на большее: на публикацию здесь же и других своих духовных произведений. Поэтому издательство и составитель – в полном согласии с неосуществленным пожеланием автора – сочли необходимым сделать это издание более представительным, включив в него религиозные повести, рассказы и мемуарно-публицистические очерки.
В огромном творческом наследии писателя трудно найти произведение, в котором бы он так или иначе не касался темы и проблемы духовности, веры, религии, церкви, их художественно-эстетического, философского, этико-нравственного рассмотрения. Но не только это объединяет, наделяет общими качествами-свойствами большие и малые творения замечательного русского писателя. Их роднит, сближает тот характерно зайцевский поэтический лиризм, та атмосфера светлой, раздумчивой печали и негромкой радости, которые свойственны всему тому, что выходило из-под пера поэта прозы, – будь то роман, рассказ или очерк, эссе, статья. Как раз об этом интересно размышляет выдающийся критик русского зарубежья Георгий Адамович в очерке о Зайцеве, публикуемом в Приложениях.
И еще одна особенность присуща всем книгам Зайцева (и прежде всего этой): в каждой видится, «вычитывается» вроде бы незримое, негласное, но явственно ощущаемое присутствие самого автора – человека несуетного, высоконравственного, религиозного, проповеднически-учительного и вместе с тем человека христиански терпимого к людским прегрешениям и слабостям. Человека, для которого идеалом стали аскетически подвижническая жизнь, исполненная высокого для всех нас урока, и замечательные деяния великого святителя земли русской преподобного Сергия Радонежского.
В том «Святая Русь» включены произведения, в основном мало известные – за редким исключением – российскому читателю. Они жанрово распределены по нескольким разделам: книги паломнических странствий «Афон» и «Валаам», духовная художественная проза во главе с житийной повестью «Преподобный Сергий Радонежский» (ею том открывается, как и в авторском посмертном издании), а также очерки, эссе, заметки из «Дневника писателя». Под этой и под другими рубриками («Странник», «Дни», «Далекое», «Из воспоминаний и размышлений» и др.) Зайцев печатал их в газетах и журналах русского зарубежья в течение всей своей жизни. В примечаниях указываются источники первых публикаций.
В тексте «Преподобного Сергия Радонежского» и «Афона» цифрами помечены отсылки к примечаниям автора, печатаемым в конце этих произведений.
Составитель выражает сердечную благодарность дочери писателя Наталье Борисовне Зайцевой-Соллогуб, приславшей из парижского семейного архива большинство газетно-журнальных публикаций писательского дневника, часть из которых включена в книгу «Святая Русь» (полный текст «Дневника писателя» также готовится к изданию дополнительным томом).
Преподобный Сергий Радонежский*
Одну из глав рождающейся книги Зайцев напечатал в парижской газете русских эмигрантов «Последние новости» 8 октября 1924 г., а в следующем году повесть о древнерусском патриоте и подвижнике вышла отдельным изданием; она стала первой книгой, выпущенной в Париже новым издательством Русского студенческого христианского движения в Европе (РСХД) – ИМКА-Пресс. Документальной основой для создания этого лирического житийного повествования Зайцеву послужило в первую очередь «Житие Сергия Радонежского», написанное в 1417–1418 гт. «замечательным русским писателем Епифанисм Премудрым» (Д. С. Лихачев), но до нас дошедшее в переработке официального агиографа Пахомия Логофета. Этот литературный памятник русской орнаментной прозы переиздан Д. С. Лихачевым в четвертом выпуске серии «Памятники литературы Древней Руси» (М.: Худож. лит., 1981. С. 256–429).
Печатается по тексту 2-го, посмертного, издания, подготовленного Зайцевым (как указывается в выходных данных, «с небольшими, внесенными автором, поправками и изменениями»): Избранное. Нью-Йорк: книгоиздательство «Путь жизни», 1973. Повторяя здесь свое предисловие 1925 года, Зайцев после абзаца «Да, Сергий был не только созерцатель…» счел нужным снять (или это сделали за него издатели) следующий, на наш взгляд, важный текст:
«И естественно, что мерою отношения к Сергию мерили само общество, самый народ. Одних взволнует, умилит, другим отвратен облик неземной, идущий в жизнь и просветляющий ее. Им Сергий враг.
Он враг всем ненавистникам Христа, всем утверждающим себя и забывающим об Истине. Их очень много в наше время, когда „раздрание“ мира зашло так далеко. Татары, может быть, не тронули бы Сергия, если бы и добрались до Лавры: у них было уважение к чужой религии. Митрополит Петр получил от Узбека охранительную грамоту для духовенства. Наш век в сознании полнейшей правоты разгромил Лавру, надругался иад мощами Сергия – ибо поверхность века нашего сеть ненависть ко Христу, мешающему быть преступником и торгашом.
Но не во власти века затемнить образ преподобного. Народ, в округе, создал уже легенду, что истинные его мощи ушли в землю – до поры до времени святой опять уединился, как уходил от мира грубого при жизни. Так это или нет, но несомненно, облик Сергия – теперь и в ореоле мученичества – светит еще чище, еще обаятельней. Ведь и Христос победил, быв распят».
Примечания, написанные Зайцевым к «Сергию» (как и его примечания к «Афону»), публикуются после основного текста повести.
В данной публикации сочтено возможным в отдельных случаях унифицировать орфографию: вместо разновариантного написания слов в сокращенном и полном виде печатается их полная форма. Например: из встречающихся в тексте вариантов «Преподобный», «Преподобн.», «Препод.», «Преп.» и «Пр.» выбрано первое – полное – написание слова; вместо «митр.» и «митроп.» – «митрополит». Полной форме отдано предпочтение также в следующих написаниях: «патр.» – «патриарх», «арх.» – «архиепископ», «архим.» – «архимандрит», «ап.» – «апостол», «Вел. Кн.» – «великий князь», «Ив.» – «Иван», «Дм.» – «Дмитрий», «свв.» – «святые», «авг.» – «август», «от С. М.» – «от сотворения мира», «воскр.» – «воскресенье», «следов.» – «следовательно» и т. п.
