Варлам Шаламов - Собрание сочинений. Том 2
БЛАТАРЬ. Мне эту статью дрюкали на прииске, гражданин начальник. Хотели сделать политиком, приобщить к ангельскому лику, да потянули пустой номер.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Мы не смотрим на вас как на политиков. Не считаем вас врагами народа. Напротив, к борьбе с подлинными врагами хотим привлечь вас.
БЛАТАРЬ. Ага.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Тебе многое прощалось, Кораблев, он же Орлов. Вот актов об отказах целая пачка. Полное собрание сочинений Федора Ивановича Кораблева, он же Орлов, он же, он же. Ты не думаешь, что тебе пора получить пятьдесят восемь — четырнадцать: контрреволюционный саботаж?
БЛАТАРЬ. К чему вы ведете этот разговор, гражданин начальник?
СЛЕДОВАТЕЛЬ. А вот к чему. Ты человек неглупый — дураков в тюрьме нету! Можно обойтись без намеков. У нас есть данные, что ваш врач зэка Платонов готовил убийство начальников. Подговоры террористические и прочее. Нужно показать, что он готовил убийство вместе с вами. Сомкнулся, так сказать, с уголовным миром. Амальгама — слышал такое слово? — самое модное.
БЛАТАРЬ. Нет, не слышал. Я в институте не вращался. Предложение это мне не подходит.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Почему? Мы гарантируем свободу.
БЛАТАРЬ. Я скажу, гражданин начальник. Мне черт с ним, загнется этот врач, лепила Платонов, или не загнется, расстреляют его или душа из него вон. Умри ты сегодня, а я завтра. Тут вопрос в другом. Вы ведь человек вроде взрослый, а меня за фраера покнацали. Если Платонова за террор повесят или там срок весом выдадут-девять граммов свинца! — то мне ведь, как соучастнику, тоже не меньше двадцати пяти — как вы думаете? Вы одним выстрелом двух зайцев хотите убить. Сказал бы я вам, как это называется на нашем языке, — есть такая поговорка, да стесняюсь, — казенное помещение.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Знаю я ваши поговорки.
БЛАТАРЬ. Ну и стало быть — я вам партнер в этом деле неподходящий. Давайте что-нибудь другое — где бы не было террора. Что-нибудь вроде «аса».
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Что это за лезгинка такая?
БЛАТАРЬ. Это не лезгинка, а литер, «аса» — «антисоветская агитация».
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Интересно. Можно плясать под эту штуку, значит.
БЛАТАРЬ. Можно. Я вообще-то, гражданин начальник, человек веселый, могу и чечетку отбивать. Могу плясать что угодно, хоть передовую статью из «Магаданской правды».
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Передовую статью выплясывать не нужно. А надо мне помочь!
БЛАТАРЬ. Мы ж вам помогали. Ксиву послали. Сообщили, что тот лепила Платонов письмо послал на материк. И что передал жене прораба. Доказали, стало быть, преданность.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Действительно, насчет письма от вас был сигнал. Насчет этого письма было несколько сигналов. Моральное политсостояние лагеря, стало быть, находится на должной высоте. А помочь мне не хочешь.
БЛАТАРЬ. Помогали и поможем, гражданин начальник. Мы ценим доверие. Только не запутывайте в разные «организации», «группы» и так далее. Трудно потом нашему брату выкручиваться из таких неводов. Вы ведь не маленький, гражданин начальник.
Следователь звонит. Входит дежурный.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Уведите его.
Блатарь с дежурным уходят.
(В дверь.) Давай следующего.
Входит десятник-зэка и останавливается у двери.
Ты работаешь десятником в разведке Кузнецова?
ДЕСЯТНИК. Там, гражданин начальник.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ты знаешь, зачем я тебя вызвал?
ДЕСЯТНИК. Нет, гражданин начальник.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Кто написал вот это письмо? Садись и смотри.
ДЕСЯТНИК. Это я написал, гражданин начальник.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ты правильно сделал. Ты сообщил, что жена прораба везет на материк письмо от зэка Платонова. Ты выполнил свой долг. Только об этом ты мне сказал десятый. А? Почему ты сказал мне об этом десятый, а не первый? Вот за этим я тебя и вызвал. Почему?
ДЕСЯТНИК. Не знаю, гражданин начальник.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Не знаешь? Ты обязан знать раньше всех. Узнать от тебя — это значит узнать из десятых рук. Пора, пора на общие работы.
ДЕСЯТНИК. Воля ваша, гражданин начальник.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Рассказывай обо всех безобразиях.
ДЕСЯТНИК. Шестнадцатого приезжали якуты, и прораб взял якутскую шапку меховую и дал им сменку — из ларька мужскую шапку-ушанку матерчатую.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (записывая). А якутскую меховую взял женскую?
ДЕСЯТНИК. Нет, тоже мужскую. У них ведь разницы нет.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Еще что?
ДЕСЯТНИК. Сгущенное молоко со склада все забрал к себе на квартиру.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Еще что?
ДЕСЯТНИК. Блатари не работают, день и ночь играют в карты, обыгрывают заключенных.
СЛЕДОВАТЕЛЬ (записывая). Кого, например?
ДЕСЯТНИК. Да разных. Разве всех упомнишь.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ваш поселок невелик, можно бы помнить и всех. Еще что?
ДЕСЯТНИК. Блатарям выписывают стахановский паек за ударную работу на разведочных канавах.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Кто же выписывает наряды?
ДЕСЯТНИК. Выписываю я, а утверждает прораб.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Почему же у блатарей такие стахановские заработки? Ведь существуют обмеры, замеры.
ДЕСЯТНИК. Все списывается на оползень.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. На оползень?
ДЕСЯТНИК. На оползень.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. А что это такое?
ДЕСЯТНИК. В воображаемую канаву воображаемо оползает воображаемый грунт. Силы природы. Завал. Работы нет, и в то же время работа есть.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Полная диалектика. Это интересно. Понимаю. А кто же за это отвечает? За силу природы?
ДЕСЯТНИК. ПРОРАБ Кузнецов.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Это — экономическое преступление.
ДЕСЯТНИК. По-нашему, просто туфта.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. АО вашем враче, заключенном Платонове, ты что можешь сказать?
ДЕСЯТНИК. Я его еще с прииска знаю. Там начальник прииска был на руку дерзкий.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Дерзкий?
ДЕСЯТНИК. Да. Как даст, как даст, так с ног. Другой, у кого сердце мягкое, перчатками норовит, а этот — кулаком. Понавык, понимаешь.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Я тебя о враче спрашиваю.
ДЕСЯТНИК. Я о враче и отвечаю, гражданин начальник. Толковали в бараке об этом начальнике. Платонов говорит: «Надо такому начальнику, как только приедет высшее, дать публично по морде. Перчаткой или кулаком, все равно. Пощечина, говорит, по всей Колыме прогремит, и начальника снимут». И что бы вы думали…
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ну, хватит болтать. Я тебе прошлый раз говорил — на бумагу все коротко записывать, вроде памятной записки.
ДЕСЯТНИК. Да я не против. Я приготовил вот. (Достает записку.)
СЛЕДОВАТЕЛЬ (проглядывает). Ты тут не записал кое-что. Жена прораба Анна Ивановна жила с врачом зэка Платоновым.
ДЕСЯТНИК. Этого я не знаю. Платонов никогда к вольным палаткам не подходит, живет в бараке, и амбулатория его в бараке. Анна Ивановна у нас в бараке ни разу не была, я ведь там безотлучно.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ну, значит, в тайге где-нибудь встречались. Установи и — запиши. (Возвращает записку.)
Десятник (дописывает тут же и возвращает следователю). Готово, гражданин уполномоченный.
Следователь звонит. Входит дежурный.
Следователь (отпуская десятника). С этим все.
Десятник и дежурный вышли. Входит прораб
Прошу садиться, товарищ Кузнецов.
ПРОРАБ. Спасибо.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Анкету заполните, пожалуйста, сами.
ПРОРАБ. С удовольствием. (Пишет.) Готово.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. У меня вопрос к вам вот какой. Вы помогли обезвредить важного преступника. Настолько важного, что нам понадобилась более подробная беседа на этот счет, чем прошлая.
ПРОРАБ. Я к вашим услугам.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Скажите, товарищ Кузнецов, вы когда познакомились с заключенным Платоновым?
ПРОРАБ. Заключенного Платонова ко мне на участок в разведку прислало Сануправление на должность фельдшера — врача у нас по штату нет.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. А не можете ли вы вспомнить, кто в Сануправлении подписывал направление к вам Платонова?
ПРОРАБ. Вспомнить я не могу, но в архивах должны быть следы.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ах, архивы, архивы. Сегодня это архивы, а завтра — дым, звук пустой.
ПРОРАБ. Платонов начал работать фельдшером, но ввиду его крайне вызывающего поведения я вскоре был вынужден снять его на общие работы.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. В чем выражалось вызывающее поведение зэка Платонова?
ПРОРАБ. Ну, всякие суждения (показывая вверх) и вообще. (Как будто крутит воображаемый ус.)
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Абсолютно ясно.
ПРОРАБ. Я помнил все время о том, что зэка Платонов — это литерник, враг народа, и не спускал с него глаз. Он возвращался на врачебную работу, но ненадолго. Я опять его снимал на общие работы.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Это вы сейчас так говорите, когда мы арестовали Платонова.
ПРОРАБ. Что вы, товарищ следователь, вот тут со мной (вынимает из кармана) копии моих приказов по участку, своевременно заверенные в нотариальной конторе. В них отражается, как в капле воды, деятельность Платонова — и мое к ней, вполне официальное, отношение.
