Лариса Матрос - Социологический роман
x x x
Академгородок внешним видом не произвел на Ингу впечатления. Заметив это, Саша сказал:
-- Летом здесь вообще красота необыкновенная. Вот пойдем к пляжу. Они прошли по Морскому проспекту к водохранилищу. Там было много народу. Инге показалось, что лица у обитателей Городка какие-то особенные: одухотворенные, доброжелательные и удовлетворенные. Она увидела, что Саша весь преобразился, осматриваясь вокруг, словно примеряя Городок на себя. -Хочешь блинов? -- спросил он весело. Они зашли в очень уютное кафе под названием "Улыбка". Почти все столики были заняты взрослыми с детьми. Было шумно, и обрывки фраз с научной терминологией, которые доносились до Инги, говорили более чем что-либо другое, что это городок науки. Первое, что отличало здесь атмосферу, можно было определить одним словом -интеллигентность. Здесь не было слышно ни одного неприличного слова, ни одного снисходительнопренебрежительного оклика, здесь царило чувство собственного достоинства и взаимоуважения.
-- Это место удивительное. Тут уникальное соотношение числа интеллектуалов на душу населения, -- говорил Саша, все более наполняясь какой-то энергией, которую ему сообщало это место. -- Наверное, такого места на земле больше нет и не было, но наверняка будет, и не одно. Во всех уголках Земли скоро начнут распространять этот удивительный опыт, объединения интеллектуалов из разных областей знаний. А какие здесь семинары и дискуссии! Я испытываю просто восторг от самого только факта приобщенности к этой неповторимой атмосфере. Жить здесь -- это счастье, и я не пожалею никах сил, чтоб его добиться. Домой они возвращались, когда уже было совсем темно. По мере того как автобус приближался к остановке "Башня", у Инги начало все более портиться настроение от того, что ей нужно идти в одиннадцатиметровую келью, где у нее ничего нет своего, где даже в туалет ночью ей нужно пробираться на цыпочках, чтоб не мешать сну хозяйки. А где-то есть жизнь, наполненная, интересная. А что у нее? Скоро сессия, а она еще и не решила ехать ей в Одессу или нет... Она обхватила себя руками, словно желая оградиться от равнодушного к ней мира. Саша всю дорогу сидел молча, как-то отстраненно, как будто ее и не было рядом, и смотрел в окно. "Наверное, он и вовсе разочаровался во мне после этого нашего первого в жизни свидания. Да и как он может ко мне относиться после той грязи, что выливал на меня при разводе Борис. Ведь речь шла о самых интимных отношениях. И кто знает, может, Саша не во всем верит мне. А если так, то у него не может быть ничего ко мне, кроме отвращения". Они подошли к дому и остановились у Ингиного подъезда. Инга, протянула Саше руку на прощанье, заглянула ему в глаза, желая угадать, насколько достоверны ее опасения насчет его отношения к ней. -- Большое тебе, Саша, спасибо, за этот день. Ты -- настоящий друг, -- сказала она. Саша задержал ее руку в своей нервно вздрагивающей правой руке и тихо проникновенно сказал: -- Инга, давай с тобой пойдем в загс и поженимся. Прямо завтра!.. x x x
Инга готовилась к сессии, к которой Саша решил приурочить свой отпуск с тем, чтоб поехать в Одессу с женой. Было воскресенье, и он, купив продукты, хотел сам приготовить обед, чтоб Инга спокойно позанималась. Она села за стол и, попробовав кусочек рыбы, почувствовала головокружение и тошноту. -Я, наверное, что-то съела вчера в столовой несвежее, -- сказала Инга, приняв две таблетки активированного угля. Однако за ужином это же состояние повторилось. Инга снова выпила уголь и ко времени сна ей стало лучше. На работе ей снова стало плохо, и Валентина, ее приятельница из торгового отдела, пошла с ней в поликлинику, находящуюся недалеко от базы, чтоб упросить какогонибудь врача посмотреть Ингу. Молоденькая врач с такими же длинными, как у Инги, волосами, заплетенными в косу, обернутую вокруг гловы, как обруч, расспросила ее, кто она и откуда, затем внимательно послушала, пощупала живот и вышла из кабинета. Вскоре она вернулась с пожилым мужчиной, который проводил Ингу в другой кабинет. Там он предложил ей раздеть рейтузы и трусики и лечь на высокое кресло. Инга все выполнила безропотно и, сжавшись от напряжения, стала ждать, что будет дальше. Врач холодными металлическими предметами, звучащими, как кастрюли на кухне, возился в интимных местах ее тела, затем рукой, покрытой резиновой перчаткой, проник куда-то в самую глубь, словно отыскивая что-то там затерявшееся:
-- Расслабьтесь, милочка, расслабьтесь, -- приговаривал он. -- Я ничего страшного вам не сделаю. Не бойтесь. Небось впервые в жизни у гинеколога? То-то и видно. Ну что ж, могу вас порадовать. Это вам покоя не дает ваш ребеночек. Дети всегда не дают покоя родителям. Но в этом и есть родительское счастье, быть обеспокоенными детьми. Иначе жизнь зачем, правда? Я вас поздравляю. Завтра же встаньте на учет в районной поликлинике и выполняйте все советы районного гинеколога. А теперь можете одеваться.
Инга на работу не вернулась, а поехала прямо домой. Она ходила по комнате, как потерявшая рассудок. Ей казалось, что она не дождется того момента, когда придет с работы Саша. Она побежала на почту и сообщила все родителям в Одессу... Саша, как назло, приехал позже -- долго не было автобуса. Едва открыв ему дверь, она бросилась ему на шею: -- Саша, Сашенька, у нас будет ребенок! У нас будет ребенок! Он схватил жену на руки и, не веря счастью, кружил по комнате, шепча: -- Повтори, повтори, повтори, я хочу это слышать, я хочу только это слышать сейчас... x x x
Анюта спокойно спала на нижней полке. Полугодовалому ребенку было невдомек, чего стоило его маме провести с ним эти четверо с половиной суток в поезде. Правда, рацион питания его был ограничен в основном печеньем, замоченным в разбавленном кипяченой водой сгущенном молоке, а также консервированным морковным пюре из набора детского питания, но все остальное было, как всегда, -- каждый день чистое белье, тот же горшочек. Поэтому ребенок был весел и спокоен. А мама его сидела совершенно изможденная и смотрела в окно приближающегося к Одессе поезда. Сейчас ее встретят радостные любящие родственники и будут высказывать свое сочувствие по поводу того, как ей было трудно одной в Сибири выходить ребенка. Но их представления об этих трудностях лишь схематичны и никоим образом не соответствуют всему, что ей досталось. В памяти, сменяя друг друга, воскресали картины этой бесконечной зимы. Вот у Анюты впервые температура. Саша целый день на работе, ребенок плачет, и никого нет, кто бы подержал больное дитя хоть несколько минут, пока она сбегает в аптеку. А вот она, закончив все домашние дела и пользуясь тишиной, пока дочка с мужем спят, сидит за столом на кухне, увешанной где только можно выстиранными пеленками, над контрольными, зачетами, дипломной работой. Глаза слипаются, но она, выпив крепкого чаю, сидит до утра. Иногда они сидят всю ночь вдвоем с мужем: он над диссертацией, а она над зачетами, которые ей университет разрешил сдавать при Новосибирском филиале Всесоюзного юридического заочного института. Был момент, когда она, совершенно обессилев от перегрузок, обратилась в университет с заявлением о переводе в этот институт, где ей бы осталось только сдать госэкзамены, поскольку там срок обучения на год меньше и не нужно защищать дипломной работы. Но декан юрфака Одесского университета советовал ей не делать этого, а приложить усилия и получить все же университетский диплом. Вот тогда-то ей и разрешили зачеты сдавать в Новосибирске. В памяти возникли картины унизительных просьб, обращенных к соседским бабушкам, посидеть с ребенком, пока она поедет в центр города в институт сдавать зачеты. И каждый раз то одна, то другая соседка ее укоряла: зачем ты себя изматываешь, подумаешь, кончишь на год позже. От переутомления исчезло молоко. Она сдавливала соски своих пустых грудей, которые еще недавно заливали всю постель по ночам избыточным молоком, и приходила в отчаянье: чем теперь кормить ребенка пять раз в день. Приходилось, цепенея от страха и тревог, оставлять малютку одну в кроватке с сеткой и бегать несколько километров по пустырю в морозы в молочную кухню. Но к "творожкам и кефирчикам" вскоре нужно было что-то давать дополнительное: бульон, протертые мясо, яйца. Магазины совсем опустели в связи с очередными "временными трудностями" в сельском хозяйстве. Из Сашиного 45рублевого аванса или 50рублевой получки на базаре можно было купить лишь два десятка яиц и два килограмма мяса. И вот она сидит и сочиняет письмо родителям с просьбой о помощи. Она никогда не пошла бы на это ради себя, но здесь вопрос стоял не о ней, а о здоровье Анютки. Родители организовали отправку необходимых для ребенка продуктов через вагонресторан. Вынимая из картонного ящика посылки двух куриц, присланных родителями, Инга разрезала, их на маленькие кусочки (так, чтоб их хватило до следующей посылки), каждый из которых отдельно заворачивала в бумагу и, сложив в сеткуавоську, забрасывала за окно, ибо холодильника не было... Инга так углубилась в воспоминания, что не заметила, как поезд остановился, и она тут же оказалась в объятиях радостных родителей, сестры, Нонны. Они все по очереди стали тискать очаровательную Анюту. -- Ой, какая прелестная, -- раздавалось со всех сторон. Родители и сестра, забыв обо всем на свете, радуясь ребенку, пошли вперед занять очередь на такси, а Инга с Нонной, чуть поотстав, шли за ними. -- Инга, ты все же гигант, -- говорила Нонна. -- И с ребенком сама справилась, и университет дотянула. -- Погоди, Нонна, плюнь три раза, я еще "не дотянула университет", еще нужно защитить диплом и сдать госэкзамены!
