Леонид Андреев - Том 2. Рассказы и пьесы 1904-1907
— Нужно согласиться, что это большая честь — быть в гостях у Человека.
— Вы не находите, что музыка несколько однообразна?
— Нет, я этого не нахожу и удивляюсь, что вы это находите. Разве вы не видите, какие это музыканты?
— А я скажу, что всю жизнь желала бы слушать эту музыку: в ней есть что-то, что волнует меня.
— И меня.
— И меня.
— Так хорошо под нее отдаваться сладким мечтам о блаженстве…
— Уноситься мыслью в надзвездные сферы!
— Как хорошо!
— Как богато!
— Как пышно!
Повторяют.
— Я вижу у тех дверей движение. Сейчас пройдет через залу Человек со своей Женой.
Музыканты совершенно выбиваются из сил.
— Вот они!
— Идут! Смотрите, идут.
В невысокие двери с правой стороны показываются Человек, его Жена, его Друзья и Враги и наискось пересекают залу, направляясь к дверям на левой стороне. Танцующие, продолжая танцевать, расступаются и дают дорогу. Музыканты играют отчаянно громко и разноголосо.
Человек сильно постарел: в длинных волосах его и бороде заметная проседь. Но лицо мужественно и красиво, и идет он со спокойным достоинством и некоторой холодностью; смотрит прямо перед собою, точно не замечая окружающих. Так же постарела, но еще красива его Жена, опирающаяся на его руку. И она точно не замечает окружающего и несколько странным, почти остановившимся взглядом смотрит прямо перед собою. Одеты они богато.
Первыми за Человеком идут его Друзья. Все они очень похожи друг на друга: благородные лица, открытые высокие лбы, честные глаза. Выступают они гордо, выпячивая грудь, ставя ноги уверенно и твердо, и по сторонам смотрят снисходительно, с легкой насмешливостью. У всех у них в петлицах белые розы. Следующими, за небольшим интервалом, идут Враги Человека, очень похожие друг на друга. У всех у них коварные, подлые лица, низкие, придавленные лбы, длинные обезьяньи руки. Идут они беспокойно, толкаясь, горбясь, прячась друг за друга, и исподлобья бросают по сторонам острые, коварные, завистливые взгляды. В петлицах — желтые розы.
Так медленно и совершенно молча проходят они через залу. Топот шагов, музыка, восклицания гостей создают очень нестройный, резко дисгармоничный шум.
Гости:
— Вот они! Вот они! Какая честь!
— Как он красив!
— Какое мужественное лицо!
— Смотрите! Смотрите!
— Он не глядит на нас!
— Он нас не видит!
— Мы его гости!
— Какая честь! Какая честь!
— А она? Смотрите, смотрите!
— Как она прекрасна!
— Как горда!
— Нет, нет, вы на брильянты посмотрите!
— Брильянты! Брильянты!
— Жемчуг! Жемчуг!
— Рубины!
— Как богато! Какая честь!
— Честь! Честь! Честь!
Повторяют.
— А вот Друзья Человека!
— Смотрите, смотрите, вот Друзья Человека!
— Благородные лица!
— Гордая поступь!
— На них сияние его славы!
— Как они любят его!
— Как верны ему!
— Какая честь быть другом Человека!
— Они смотрят на все, как на свое!
— Они тут дома!
— Какая честь!
— Честь! Честь! Честь!
Повторяют.
— А вот Враги Человека!
— Смотрите, смотрите — Враги Человека!
— Они идут, как побитые собаки.
— Человек укротил их.
— Он надел на них намордники!
— Они виляют хвостом.
— Крадутся!
— Толкаются!
— Ха-ха! Ха-ха!
Хохочут.
— Какие подлые лица!
— Жадные взгляды!
— Трусливые!
— Завистливые!
— Они боятся на нас смотреть.
— Чувствуют, что мы дома.
— Их нужно еще попугать!
— Человек будет благодарен!
— Пугайте их, пугайте!
— Го-го!
Кричат на Врагов Человека, смешивая крик «го-го» с хохотом. Враги жмутся друг к другу, боязливо и остро поглядывая по сторонам.
— Уходят! Уходят!
— Какая честь!
— Уходят!
— Го-го! Ха-ха!
— Ушли! Ушли! Ушли!
Шествие скрывается в двери с левой стороны. Наступает некоторое затишье. Музыка играет не так громко, и танцующие постепенно заполняют залу.
— Куда они прошли?
— Я думаю, что они прошли в столовую, там сервирован ужин.
— Вероятно, скоро пригласят и нас. Вы не видите никого, кто бы искал нас?
— Да, уже пора. Если сесть за ужин позже, то плохо будешь спать ночью.
— Должен заметить, что и я ужинаю весьма рано.
— Поздний ужин тяжело ложится на желудок.
— А музыка все играет!
— А они все танцуют. Я удивляюсь, как не устанут они.
— Как богато!
— Как пышно!
— Вы не знаете, на скольких особ сервирован ужин?
— Я не успела сосчитать. Вошел метрдотель, и мне пришлось удалиться.
— Не может быть, чтобы нас забыли!
— Но ведь Человек так горд. Мы же так ничтожны.
— Оставьте! Мой муж говорит, что мы сами оказываем ему честь, бывая у него. Мы сами достаточно богаты.
— Если принять в расчет репутацию его жены…
— Вы не видите никого, кто бы искал нас? Быть может, он ищет нас в других комнатах?
— Как богато!..
— Если не совсем осторожно обращаться с чужими деньгами, то, я думаю, можно стать богатым.
— Перестаньте, это говорят его враги…
— Однако среди них есть люди весьма почтенные. Должна сознаться, что мой муж…
— Однако, как уже поздно!
— Здесь, очевидно, произошло недоразумение! Я не могу допустить, чтобы нас просто забыли.
— По-видимому, вы плохо знаете жизнь и людей, если вы думаете так.
— Удивляюсь. Мы сами достаточно богаты…
— Кажется, кто-то звал нас?
— Это вам послышалось! Нас никто не звал. И я не понимаю, должна сознаться откровенно, зачем мы пришли в дом с такой репутацией. Знакомство нужно выбирать осторожно.
В двери показывается Лакей в ливрее:
— Господин Человек и его супруга просят почтенных господ пожаловать к столу.
Гости (поспешно подымаясь):
— Какая ливрея!
— Он нас позвал!
— Я говорила, что здесь недоразумение.
— Человек так мил! Они, наверное, еще сами не успели сесть за стол.
— Я говорила, нет ли кого-нибудь, кто искал бы нас.
— Какая ливрея!
— Говорят, что ужин великолепен.
— У Человека ничего не может быть плохо.
— Какая музыка! Какая честь быть на балу у Человека!
— Пусть нам позавидуют те…
— Как богато!
— Как пышно!
— Какая честь!
— Какая честь!
Повторяя, один за другим удаляются, и зала пустеет. Пара за парой оставляют танцы танцующие и молча уходят вслед за гостями. Некоторое время кружится еще одна пара, но и она вскоре уходит за другими. Но все с той же отчаянной старательностью играют музыканты.
Лакей тушит люстры, оставляя лишь одну свечу в дальней люстре, и уходит. В наступившем полумраке смутно колеблются фигуры музыкантов, раскачивающихся со своими инструментами, и резко выделяется Некто в сером. Пламя свечи колеблется и ярким желтоватым светом озаряет Его каменное лицо и подбородок.
Не поднимая головы, Он поворачивается и медленно, через всю залу, спокойными и тихими шагами, озаренный пламенем свечи, идет к тем дверям, куда ушел Человек, и скрывается в них.
Опускается занавес
Картина четвертая
Несчастие человека
Четырехугольная большая комната мрачного вида: гладкие темные стены, такой же пол и потолок. В задней стене два высоких восьмистекольных незанавешенных окна и низенькая дверь между ними; такие же два окна в правой стене. В окна смотрит ночь, и когда распахивается дверь, та же глубокая чернота ночи быстро взглядывает в комнаты. Вообще, как бы ни было светло, в комнатах Человека огромные темные окна поглощают свет. В левой стене одна только низенькая дверь, внутрь дома; у этой же стены стоит широкий диван, обитый черной клеенкой. У окна направо рабочий стол Человека, очень простой, бедный: на нем тускло горящая лампа под темным колпаком, желтое пятно разложенного чертежа и детские игрушки: маленький кивер, деревянная лошадка без хвоста и красный длинноносый паяц с бубенцами. В простенке между окнами старый книжный шкаф, совершенно пустой, разоренный, заметны пыльные полосы от книг — видно, что их унесли совсем недавно. Один стул. В углу, более темном, чем другие, стоит Некто в сером, именуемый Он. Свеча в его руке не больше как толстый, слегка оплывший огарок, горящий красноватым колеблющимся огнем. И так же красны блики на каменном лице и подбородке Его.
Единственная прислуга Человека, Старуха сидит на стуле и говорит ровным голосом, обращаясь к воображаемому, собеседнику:
