Николай Никитин - Это было в Коканде
Карим понимал ситуацию и решил ею воспользоваться.
Жарковский, конечно, догадался, что его покупают, - предложение Карима было чересчур ясное... Но это его не смутило. "Очевидно, я за этим сюда и командирован, - подумал он. - В чем дело? Чего стесняться?" Мысль о том, что он заменит Блинова, невероятно воодушевила его. Он старался быть сдержанным. Он встал и молча, одним поклоном, поблагодарил Карима...
24
Хамдам сидел на галерейке и спокойно пил чай. На дворе дымился небольшой костер из жмыхов, согревая чайник.
Хамдам говорил о жизни:
- Жизнь идет по-разному. У одних умная, у других глупая. У иных жизнь бывает как книга, в которой перепутаны страницы. Где конец, где начало, где середина - не поймешь...
- Конец - всегда конец! Смерть! - сказал киргиз, разводя руками.
- Да ведь человек-то не знает смерти... Разве он знает свою смерть, хоть за час? - спросил Хамдам. - А уж когда помер, тогда и говорить нечего. Тогда нет тебя... Нечего думать. А в жизни иногда думаешь: вот конец, смерть... Только никто этому не верит. Не любит человек конца. Что в нем хорошего?
- А рай? - спросил киргиз.
- Рай? Не знаю, - ответил Хамдам и поморщился. - Подай чайник.
Он налил в пиалу чай. Держа ее на ладони, он осторожно подносил ее к губам и сдувал пар.
- Рай есть... - сказал он, отпивая чай по глоткам. - Но земля лучше. Здесь я - хозяин!
25
Ночью пять верховых подскакали к дому Хамдама. Хамдам еще не спал; он сперва прислушался к топоту коней, а потом крикнул киргизу:
- Кажется, ко мне! Открывай!
Насыров с недоумением пропустил приезжих во двор, оглядел их фуражки, вооружение и сразу все понял.
Один из приезжих, очевидно начальник, заявил Хамдаму:
- Мне приказано вас арестовать, а в курганче произвести обыск.
- Это недоразумение, - проговорил Хамдам.
- Узнаете. Выдайте оружие, - сказал сотрудник.
Четверо из приехавших сразу же приступили к обыску. Но обыск был поверхностный, только в доме. Двор и хозяйственные постройки почти не смотрели, только обошли с фонарями.
Хамдам был потрясен и обыском и арестом, но держался спокойно, заставляя себя ни о чем не думать; одному из сотрудников он отдал револьвер, затем сделал ряд распоряжений по хозяйству и велел Насырову заседлать для него лошадь.
Сотрудники и Хамдам сидели в комнате, дожидаясь, пока киргиз справится с делом. Поглядывая на гостей, Хамдам даже улыбался, хотя ему было не до улыбок.
- Хорошо, жен нету дома! - говорил он. - Вот был бы переполох!.. Днем в Андархан отправил... Сам хотел туда ехать. На покой хочу! Не любят меня тут...
Сотрудники молчали.
Увидав киргиза на пороге, Хамдам кивнул ему:
- Ну, готово?
У киргиза лицо стало серым как пепел, а шрам на губе побелел.
- Не беспокойся! - сказал Хамдам, обнимая его. - Все будет хорошо. Я скоро вернусь.
Проводив Хамдама, Насыров остался около ворот. Он вслушивался в тишину. Ему казалось, что это происшествие разбудит весь Беш-Арык. Однако никто не проснулся, никто в Беш-Арыке даже не открыл калитки. Он почувствовал, будто за его спиной рассыпался старый хамдамовский дом и вместо усадьбы вырос курган из глиняных комьев. Он запер ворота. На полу галерейки тихо и ровно горела свеча, озаряя зеленые ставни. Дверь на галерейку была распахнута, подчеркивая пустоту дома. Насыров вздохнул.
- Боже, боже... - с грустью сказал он.
Он притоптал костер, потом запахнул на груди халат и долго стоял посредине двора, глядя на звезды. Все случившееся напоминало ему злой сон.
- Можно было ожидать всего! На то и жизнь... - шептал киргиз. - Но чтобы так, чтобы точно топор обрушился на голову? Нет, это что-то непонятное... Нет, нет, нет... - твердил киргиз.
26
Через три дня после ареста Хамдама Блинов выехал из Ташкента. Его экстренно вызвал Пишо. А через неделю Александра Ивановна получила от Василия Егоровича телеграмму о том, что он едет на работу в Сибирь. Блинов не указывал ей своего назначения, но уже по тону телеграммы она догадалась, что назначение не из важных. Василий Егорович просил ее немедленно выехать с детьми в Москву.
Телеграмма эта как раз пришла в ту минуту, когда Юсуп сидел у Александры Ивановны. Он зашел ее навестить и узнать новости. Прочитав телеграмму, Александра Ивановна побледнела. Швырнув ее на обеденный стол, она вышла из столовой.
Юсуп не знал, что ему делать: оставаться в доме, поговорить с Александрой Ивановной или уйти?.. Он подошел к спальне и постучал в дверь. Александра Ивановна отозвалась, но когда Юсуп вошел в спальню, она закричала на него:
- Это все вы, вы, вы, вы... Это ваша работа! Это все из-за Хамдама. Это вы, как змея, ворвались... Друг называется. Я проклинаю тот час, когда вы пришли к нам. Я говорила Василию Егоровичу... Я говорила...
- Что вы говорили? - тихо спросил ее Юсуп.
- Ничего. Уйдите. Уйдите сейчас же! - сказала она.
В ее голосе было столько злобы, что Юсупу ничего не оставалось иного, как исполнить ее приказание.
Совершенно разбитый, он вышел на улицу. "Неужели действительно я подвел Василия Егоровича?.. Что-то здесь непонятное и странное! Ну чем я его подвел? Ну что же было делать? Оставить Хамдама на свободе?.. Что за ерунда! И неужели Василий Егорович тоже так считает?" - думал Юсуп.
То, что Блинов при отъезде не написал ему ни строчки, мало его удивило. "В конце концов, до того ли ему... - думал он. - Наверное, голову потерял".
Юсуп узнал московский адрес Василия Егоровича и отправил ему письмо. Он просил его не расстраиваться.
"Жизнь и не такое выкидывает. Это недоразумение... Не горюй. Уверен, что в конце концов все выяснится. Я знаю, что ты преданный партии человек, верный и честный. Не понимаю я твоего смещения. Это по пословице рассердившись на блох, сожгли одеяло!" - писал Юсуп.
Недели через две он получил от Блинова ответ. Василий Егорович просил Юсупа не беспокоиться и благодарил его за письмо.
"Случилось, верно... - писал он. - Но что случилось, непонятно. Где нам, старым солдатам, разобраться? Конечно, Хамдам был моей ошибкой. Ну, вы вот теперь поймайте, уличите его".
Письмо было короткое, простое, угрюмое; это письмо вполне соответствовало характеру человека, его писавшего. Вглядываясь в горбатые, жесткие, оборванные строчки письма, Юсуп чувствовал, что он еще больше, еще сильнее любит этого старого кокандца, попавшего в беду.
27
Хамдам был арестован в ночь на 20 сентября. Затем арестовали Сапара Рахимова и Насырова. Хамдаму было предъявлено обвинение в организации контрреволюционной группы. Дело началось с выстрела, раздавшегося ночью 18 сентября возле дома, где жил Юсуп. В этом выстреле Хамдам был неповинен, по крайней мере прямо. Однако следствие еще по старой привычке гналось за эффектами. А выстрел казался ему удобным и эффектным началом для производства дела.
Искали Абдуллу.
Сын Хамдама, Абдулла, сразу понял, что его ждет. Узнав о взятии отца, он сбежал из Андархана, скрылся в Гальчу, из Гальчи опять вернулся в Андархан, все время перебегая с места на место. Он боялся быть привлеченным в качестве свидетеля, страх измучил его. Абдулла почему-то был уверен, что отец впоследствии вывернется, освободится.
Скитания, голодная жизнь превратили Абдуллу в нищего. Грязный, вшивый, оборванный, он бродил по дорогам и, когда встречал всадников, испуганно прятался в кусты и лежал там часами. Раньше он был толст и представителен. Теперь его совсем сломало и согнуло. Голова у него была втянута в плечи, как будто ежеминутно он ожидал удара. Израненные ноги в опорках, сумка на веревке, заросшее волосами лицо дополняли это сходство с нищим. Ему уже невозможно было появиться ни в одном кишлаке, его вид и лохмотья возбуждали у всех подозрение... Ночью он прокрадывался в чужие сады, добывая себе пищу воровством.
Абдулла проклинал отца самыми страшными словами.
- Что ты мне дал? - кричал он, забравшись в поля и желая хоть криком облегчить свою душу. - Я никогда не знал твоих мыслей. Я всегда хотел мирной жизни. Я мог бы ужиться и с большевиками, если бы не ты... Когда ты был моим отцом? Может быть, только в колыбели ты целовал меня? Я никогда не знал твоей ласки... Ты гонял меня, как всадник гоняет лошадь. Но я не лошадь...
Иногда ему казалось, что он сходит с ума... Он прибегал по ночам в Беш-Арык и бродил возле стен отцовской курганчи. Он видел, что в доме снова горят огни. Лежа под стеной у ворот, точно шпион, он подслушивал чужие разговоры. Там люди что-то считали, говорили о съезде колхозников, о речах и наградах, но для него все это погибло...
Однажды его нашел возле стены Алимат... Абдуллу тут же арестовали. На допросе он плакал и отрекся от отца.
- Я не знаю его... - говорил он. - Я никогда не был причастен к его делам.
Когда его спросили, известно ли ему, где Хамдам спрятал ценности, Абдулла замолчал...
- Это ты должен знать! - сказал следователь, усмехаясь. Наследство-то надеялся получить?
Абдулла признался и указал на андарханское кладбище...
