Вячеслав Костиков - Не будем проклинать изгнанье (Пути и судьбы русской эмиграции)
Буду ждать продолжения первой главы нового романа вашей жизни. И еще напишите, в чем нуждаетесь? Без малейшего труда устрою вам хотя бы небольшие посылки от одного из комитетов помощи. Во всяком случае ваш адрес туда передам.
Крепко вас обнимаю, дорогой, желаю здоровья, выдержки и доброй судьбы.
Мих. Осоргин
В. К. АГАФОНОВУ
Ницца
22.6.1941
Я приветствую всем сердцем ваше намерение учредить общество помощи русским. Меня считайте своим, но не нужно включать меня официально, не стоит по ряду причин серьезных. Все равно я всецело с вами. Все, что скажете, буду делать. Кстати, я в постоянных сношениях с комитетами помощи американским и швейцарским, и вам тоже нужно с ними завязать сношения. Швейцарцы много помогают, суммами покрупнее, а помощь американскую слишком, по-моему, дробят; ею здесь ведает Долгополов в По. Из Швейцарии идет через Кускову, которая была смертельно больна, но спаслась, только пока не владеет глазами. Она делала изумительно много, главный пункт помощи. Я думаю, что мы должны бы ограничить наши заботы кругом самых нам близких, и парижан и здешних. И писателям и журналистам все же приходит помощь довольно регулярная.
Мих. Осоргин
А. В. БАХРАХУ
22.6.1941
Милый Александр Васильевич, у меня не совсем в порядке голова, в связи с сейчас полученными известиями о делах российских. Как раз хотел писать вам о моем сочувствии вашим планам, но вот всякие планы отодвигаются, по-видимому, на немалый срок. Напишу вам в другой раз, когда будет сил больше. Устаю от работы, а теперь еще от внезапно наступившей жары. Рад, что вы обнаружились в Грассе, я думал, что вы уехали куда-нибудь, скажите мне откровенно, как ваши денежные дела? Если очень плохи, то я хоть что-нибудь да придумаю, хоть пустячок. ОТКРОВЕННО! Жду ответа. Простите, дорогой, что не в силах писать, а совсем не откликнуться не мог. Не считайтесь письмами. Ваш сердечно
Мих. Осоргин
А. В. БАХРАХУ
4.10.1941
Дорогой Александр Васильевич.
Итак - близится зима. Прошлую мы пережили сравнительно легко (физически и материально), хотя живем в хибарке с кирпичным полом без фундамента...
Завидую вам в том, что вам есть с кем общаться, притом с людьми крупного масштаба, а главное - есть с кем играть в шахматы. Я изредка играю сам с собой. Второй год я почти ни с кем не встречаюсь и не говорю (кроме bonjour monsieur, bonsoir madame), общаюсь только с рыбами, читаю только Tribune de Geneve и Petit Larousse, да пишу книги на продажу в Швеции (две написал). Даже "в городе" не бываю (мы живем на окраине, за полкилометра до центра). Жить томительно скучно... Просвета, говоря откровенно, не вижу. Есть у нас 300 кило картофеля и 1 пакет табаку; было бы, кажется, легче наоборот.
Об "общих делах" и говорить не хочется. Утомительнее всего плаванье в океане лжи; она растлевает мозг и поганит душу. Иногда мировая борьба кажется перебранкой кумушек, чем-то унизительно бездарным. Из "культуры" выживут, в сущности, только шахматы. И лучшее, что может сделать человеческая личность, это - спешно рокироваться. Поручаю вам поцеловать руку Вере Николаевне и пожать Ивану Алексеевичу * (не перепутайте!) и Зурову **. Кто еще там с вами? Я совершенно не знаю, кто и где находится на свете.
Обнимаю вас.
Мих. Осоргин
* Речь идет о Буниных.
** Зуров Л. Ф. (1902-1971) - эмигрантский писатель.
А. И. БАКУНИНУ
S-te Genevieve-des-Bois
15.10.1941
О большом, о том, что в мире происходит, думается непроизвольно, сама мысль бежит, а намеренно пытаюсь не думать. Невеселым рисуется мне будущее, да и не для нас оно; смотрю на него со стороны, не как живущая единица, а только как "свидетель истории". Свои представления о грядущем мы всегда строим по образцам прошлого, и выход из положения видим в возврате того, что нам было дорого; а жизнь катится путями новыми, нам чуждыми. Оглянись на далекое прошлое и подумай о том, как многого не было; столь же многого не будет. Не будет и нашей России, только останется земля, на которой она была в период нашей жизни. Уже ничего не остается от прежней культуры, и новое, что народится, нам заранее чуждо. И я не знаю, чего России желать, совершенно не знаю. Обидно и тяжко видеть ее сломанной чужой железной силой, хочется эту силу видеть взорванной и рассыпавшейся, отмщения хочется, но все это - область личных ощущений, и я не уверен, что нужно этому колоссу оставаться целой глыбой; может быть, лучше ему рассыпаться и стать кусочной страной народов и народцев, имевших недолгую общую историю. И о всей Европе не знаю, чего ей желать; если возврата к прежним границам, значит - к повторению и того, что теперь происходит. А что придумаешь новое? Куда денешь людскую лавину, все больше заливающую землю, этажи домов, лезущие друг на друга, человеческую нужду, которой не способна прокормить лысеющая и истощенная земля. Может быть, наши ближайшие потомки и перешагнут через этот вопрос, но в дальнейшем все равно станет необходимой какая-то грандиозная катастрофа, которая слижет начисто нашу культуру, как уже много культур слизала в истории, и потомки отдаленные, остатки людей, будут строить на расчищенном месте совсем новое; а впрочем - скорее всего повторять старое, только с временным простором, пока не придет время для повторной тесноты. Я ждал, что эта война окончится катастрофой поголовной и повсеместной, настоящим физическим уничтожением людей; но, по-видимому, техника убийств еще предела не достигла, еще нельзя одним нажимом кнопочки или поворотом рычага сжигать тысячи квадратных километров и впахивать в землю камни и трупы; цивилизация еще не покончит с собой самоубийством, котел не взорвется. Тем хуже для тех, кто идет за нами, - их участь будет горше.
Вот так, от маленького личного и сегодняшнего уходишь в путаницу мыслей о будущем. Нет, лучше не думать! Тютчев говорит: "Счастлив, кто посетил сей мир в его минуты роковые". Покорнейше благодарим! А наш потомок, которому придется неизмеримо солонее нашего, скажет: "Господи, из-за таких пустяков они волновались! Из-за бомб, от которых можно было спрятаться под землю. Из-за сумасшедшего, который испоганил только часть земли и только не десяток лет. А вот пожили бы в мое время, в его роковые минуты".
М.
П. С. ИВАНОВУ
Париж
Янв. 1942
Дорогой Петр Семенович, вы - единственный из ближайших друзей, почтивший меня письмом, и настоящим, обстоятельным письмом, после долгого перерыва. Остальные нас основательно забыли. Не в обиду им говорю, потому что понимаю, как сложна и трудна жизнь и как мало времени оставляет для романтических чувств. Но мы так одиноки, и живем мы исключительно весточками от родных и друзей, и, конечно, чувствительны ко всякому оттенку отношений. Вот только еще милый Александр Иоакимович * пишет нам не редко то почтой, то оказией.
Татьяна Алексеевна просит - вместе с большим поклоном - передать вам, что при первой возможности вам что-нибудь пошлет. Но дело в том, что сейчас у нас "мертвый сезон", ни живности, ни сыру (козы еще без молока), ни яиц, и даже овощи померзли. Посылать можно только с овощами, во избежание придирок и контроля, и только по железной дороге, так как почта перестала быть нам доступной; вы знаете, что с этой стороны почтой посылать продукты нельзя, а переправлять предварительно в вашу зону с оказией - дело сложнейшее, сейчас невозможное. Если удастся, то небольшую посылку, например курочку (когда будет), как-нибудь перекинем. Или могли бы еще посылать железной дорогой сразу вам и Мише **, на его адрес - если это вас устроит. Но все это нужно знать. Нужно знать и то, что посылать Мише, который несколько месяцев не писал. Обидно, что в свое время нам ничего не ответили о картошке, которую мы закупили для всех и многим разослали, всего свыше 700 кило, могли мы и больше достать. Но нам не возвращали мешков, не извещали о получении, а здесь мешок, корзина, веревочка, проволока, гвоздик - драгоценности едва находимые. Горстку гвоздей и моток проволоки я выписал из Лиона, где для этого люди стояли в очереди. Корзины чиню, срезая на берегу ивовые прутья, а "извозом" занимается Таня - катает на тачке корзины через весь городок на вокзал, привозит горы овощей с базара и с ферм. Целое предприятие. Отправлено за полтора года посылок 200 в разные стороны, не шутка. В этом, собственно, да еще в переписке вся наша жизнь и заключается. И только это искупает бессмысленность нашего здешнего пребывания.
В Ницце Старик *** с друзьями устроили маленькое "Общество взаимопомощи", даже хотят сделать его официальным, собирают немножко денег. Послали Мише недавно, да я через вас ему передал, - и нет от Миши даже подтверждения, о котором они просили. Посылают мне, чтобы обращать деньги в продукты и снабжать нуждающихся, что мы посильно выполняем. Пустяк, а молодцы. Ваш привет Старику и другим перешлю. Относительно швейцарской помощи детям (для чего и выписывались фотографии) дело стоит слабо, так как Кускову, которая этим занималась (ее работа по помощи нуждающимся русским огромна), выселяют из Швейцарии с мужем; пытаются уехать в Америку. Они там жили без права, как туристы, а там сейчас всякие ограничения. А через нее присылала и распределяла помощь Америка, толстовский комитет, и помощь немалую. А мне присылают тоже из Америки порой очень крупные суммы, десятки тысяч, для рассылки разной бедноте малыми кушами от их родных. Дело сложное, и обычно маленькая наша почта даже неспособна мне выплачивать, прибегаем к разным комбинациям. Сейчас это пресеклось с выступлением Америки, и вряд ли я буду получать даже свои малые гонорары. Вот видите, в чем заключается наша жизнь.
