Виталий Сырокомский - Загадка патриарха
Дома, когда я рассказывал об этом эпизоде в Министерстве внешней торговли, один многоопытный чиновник скептически ухмыльнулся:
- Вот военно-промышленный комплекс и приберет к рукам этот ваш мотоциклетный завод. Ему только подставься! На запросы потребителей оборонщикам наплевать. Они даже не передают достижения первоклассной технологии гражданским отраслям!..
Ну и намучился я потом с этим интервью! Из Бонна в посольство ФРГ в Москве передали полный текст беседы, и посольство требовало, чтобы я точно воспроизвел слова канцлера, в том числе "Берлин" (а у нас полагалось писать "Берлин - столица ГДР" и "Западный Берлин"), "германский бундестаг". В те годы это была страшная крамола. Приведи я эти формулировки, ГДР закатила бы скандал. Тупик. Обе стороны настаивали на своей терминологии... Спас меня Вадим Загладин, 1-й зам. заведующего Международным отделом ЦК КПСС. Он посоветовал:
- Печатай "Берлин", а в скобках уточни: "Западный". "Бундестаг" оставь, только вместо "германский" напиши "немецкий" - придраться будет нельзя.
Посольство ФРГ осталось довольно: интервью заняло чуть ли не целую полосу...
На 9-й обычно давалась отповедь "диссидентам", прежде всего Солженицыну, Сахарову. Эти язвительные статейки часто принадлежали ловкому перу самого А.Б. Чаковского.
Здесь же чаще всего разоблачались и "происки западных спецслужб". Один из таких материалов до сих пор вызывает у меня краску стыда...
Как германист, я не раз встречался с Вилли Брандтом, Гельмутом Колем, Францем-Йозефом Штраусом, министрами, промышленниками, депутатами парламента. Был вхож в посольство ФРГ.
И тут КГБ подложил мне большую свинью. Поздним вечером меня попросили срочно встретиться с послом ФРГ и передать ему, что подготовленная западногерманским телевидением сенсационная телепередача о советских дипломатах-шпионах ни в коем случае не должна появиться на экранах. Иначе... Иначе в московской печати будут опубликованы разоблачительные материалы о поведении некоторых дипломатов ФРГ в СССР, выполняющих шпионскую миссию.
Было уже около полуночи, но посол ФРГ любезно согласился принять меня в своей резиденции. Выслушав меня, объяснил, что посольство, да и правительство ФРГ не управляют телевидением и не могут диктовать, что именно показывать на экране. Другого ответа я и не ожидал. Фильм показали.
В качестве орудия мести КГБ избрал нашу газету. Мне привезли дурно написанный и бездоказательный материал о пресс-атташе посольства ФРГ Эберхарде Хайкене, который, работая до этого в Индии, якобы пытался завербовать советскую гражданку, преподававшую индусам русский язык. Все мои доводы и возражения, просьбы передать статью в другую центральную газету успеха не имели. Пришлось превратить липовый "компромат" в письмо в редакцию этой самой преподавательницы и, сжав зубы, напечатать "утку". Конечно, отношения редакции "ЛГ" с посольством ФРГ были надолго испорчены. Только в период гласности я все же рассказал всю эту неприглядную историю и отвез номер газеты Э. Хайкену, который к тому времени служил уже советником-посланником посольства ФРГ в СССР. Не ожидавший этого моего шага, Хайкен был искренне растроган...
Кое-кто из западных кремленологов утверждал не раз, что "Литгазета" орган КГБ. Да, изредка нам приходилось уступать нажиму, как в случае с Хайкеном.
Но, по большому счету, единственное, что связывало нас с Лубянкой, были "совместные" корпункты в Нью-Йорке, Токио, Лондоне и Париже.
За свои уступки мы требовали ответных. Например, в Нью-Йорке успешно работал на нас известный писатель, драматург и публицист Генрих Боровик, которого можно обвинить в чем угодно, но только не в работе в КГБ. Мы придирчиво относились к кадровым сотрудникам разведки, которых нам навязывали как собкоров "ЛГ". И это сходило нам с рук.
Да, мы вроде бы были "друзьями". Меня трижды принимал председатель КГБ Андропов. Юрий Владимирович казался интеллигентным и образованным человеком, даже, как выяснилось потом, сочинял стихи. Я приходил к нему с одной-единственной просьбой: дайте хорошего современного разведчика и позвольте о нем написать. Ведь последним героем нашей разведки был Рихард Зорге. А после войны, в 70-80-х годах, мы узнавали из разных "радиоголосов", что на Запад сбежал Носенко, потом еще один, и еще, и еще... Хотелось дать читателям нового Штирлица.
Андропов каждый раз твердо говорил "нет".
- Нет у нас разведки. Вот контрразведка - это пожалуйста, можем подобрать отличных ребят.
Поскольку уговаривать было бесполезно, я заводил разговор о книгах и уж тут встречал заинтересованного собеседника.
Однажды, увидев на его письменном столе том со множеством закладок, я спросил, что это за книга.
- Плеханов, очень интересные и даже актуальные мысли. Почитайте, не пожалеете...
Думаю, в Политбюро не было других поклонников Плеханова.
Своеобразные отношения сложились у меня с генералом Ф.Д. Бобковым. Вначале он был начальником печально известного 5-го управления (его называли антиинтеллигентским - и справедливо!). Потом Филипп Денисович стал заместителем председателя, а под конец - первым заместителем председателя. Он внимательно следил за всем и всеми, кто имел отношение к литературе, не пропускал ни одного сколько-нибудь заметного "диссидентского" произведения. От него зависели судьбы писателей, журналистов, особенно тех, кто хотел выехать за границу.
У КГБ было сильное оружие: делать человека "невыездным". В эту группу отверженных неожиданно попали член редколлегии по международному разделу "ЛГ" Олег Прудков и зав. отделом социально-бытовых проблем Анатолий Рубинов. Пришлось ехать на поклон к Бобкову и ручаться своим партбилетом за этих сотрудников. Это помогло, проклятие с них сняли.
Но настороженность 5-го управления, особенно, когда им стал руководить генерал И.П. Абрамов, я ощущал ежедневно. Дело доходило и до прямых провокаций.
Во время командировок в ФРГ в каждом городе у меня был сопровождающий, переводчик или переводчица с отличным знанием своего региона. В Мюнхене моим гидом была фрейлейн Мюмю - так я ее называл. Она заботилась о моей программе, обеспечивала автомашину, покупала билеты в театр и в кино.
Естественно, я чувствовал себя обязанным. И когда Мюмю приехала на стажировку в Москву, в МГУ, и позвонила мне домой, я счел своим долгом пригласить ее в гости. Об этом немедленно стало известно.
На другой же день позвонил Абрамов и заявил, что хочет приехать ко мне в редакцию переговорить по серьезному вопросу. А вопрос-то был пустяковый. Абрамов "по поручению председателя", предупредил меня, что практикантка из МГУ работает на БНД, западногерманскую разведку. Абрамову важно было показать мне, что его служба бдит, и я от нее завишу. Уверен, что Андропову ничего этого не докладывали - уж больно пустяковым был повод.
В литературную политику газеты (кого печатать, а кого - нет, кого хвалить, а кого ругать) Абрамов никогда открыто не вмешивался, он действовал через зав. сектором литературы в ЦК А. Беляева. Но я Абрамова "чувствовал" постоянно, до конца он мне не доверял.
Много писала "ЛГ" о торгово-экономических отношениях с нашими партнерами в Америке, Западной Европе, Японии. Министр внешней торговли СССР Н.С. Патоличев - в те годы крупный государственный деятель - высоко ценил публикации "ЛГ" по этой проблематике. Обычно, отправляясь в какую-нибудь страну, я заходил к нему и получал ценные советы. К тому же соответствующему торгпреду посылалась шифровка с распоряжением организовать мои встречи и беседы в фирмах и оказывать всяческую помощь. Надо ли объяснять, как это полезно было для газеты?
Немаловажные функции выполнял отдел зарубежной культуры "ЛГ". Мы не боялись сказать доброе слово о таких спорных писателях и драматургах, как Криста Вольф в ГДР, Вацлав Гавел в Чехословакии, Гюнтер Грасс в ФРГ, которых наши официальные идеологические власти побаивались и не жаловали. Газета часто открывала новые имена для наших издателей, зажигая тем самым зеленый свет переводам на русский язык.
Подпортила нашу добрую репутацию среди интеллигенции серия "разоблачительных" статей о чехословацких "диссидентах", духовных лидерах "пражской весны", таких, как Гольдштюкер, Прохазка и другие. Технология изготовления таких статей была довольно своеобразной. Ближе к полуночи в редакцию приезжали два заведующих секторами ЦК - Виктор Власов (сектор газет) и Ираклий Чхиквишвили (сектор издательств). Они привозили свежие "тассовки" и называли очередную жертву. После этого боевая тройка - Олег Прудков, обозреватель отдела зарубежной культуры Никита Разговоров и я - принималась за работу. К утру статья была готова, и фельдъегерь отвозил ее Демичеву, в то время секретарю ЦК по идеологии. Замечаний обычно не поступало, и статья ставилась в очередной номер.
Да, теперь стыдно в этом признаваться, но правду не утаишь. Стыдно и за попытки дискредитировать творчество иных отечественных поэтов, прозаиков, критиков, литературоведов. Все это происходило по указке ЦК и Союза писателей СССР - Маркова, Верченко, Озерова... Они легко "сдавали" "диссидентов", как бы значительно ни было их место в литературном процессе.
