Елена Ткач - Химеры
— И пускай, пусть, Марго, ты обо мне ещё ничего не знаешь… Ты узнаешь, — бормотал он, уже засыпая, — ты поймешь, что я царь твой, а ты ты моя королева. И если нужно для этого душу отдать черту, дьяволу… я отдам! Отдам… И пусть я приснюсь тебе… пусть тебе снятся птицы. Птицы…
Он спал.
Глава 5
СТАРЫЙ ХУДОЖНИК
День в школе тянулся прямо-таки бесконечно, и Сашка месте себе не находил. На сей раз порог класса он переступил без особого страха — плевать ему было теперь на выверты одноклассников — мысли заняты были другим. И, как ни странно, никто к нему особо не клеился, никто не приставал, как будто все любители поиздеваться над Пончиком переключились на кого-то другого, а может все разом решили тянуть на золотую медаль — неизвестно, только самые отъявленные язвы и недруги с головой погрузились в учебники, точно для них на учебе свет клином сошелся…
— Эй, Санузел! — подошла к нему на переменке фифа и задавака Танечка Волкова. — Тебе, похоже, полезно болеть — от тебя даже, вроде бы, не воняет! И вообще, ты, кажется, похудел. С чего это, а? Уж ты не влюбился?
Она стояла перед ним, запустив руки в карманы джинсового сарафанчика, склонив голову, и глядела этак насмешливо-изучающе. А Сашка — возьми, да и покажи ей язык! От такой наглости он и сам сначала оторопел и непременно в другой раз схлопотал бы по морде, — за Волковой ведь не задержится! — но сегодня был особенный день… она только хмыкнула, буркнула: «Вот дурак!» и ретировалась.
— Да, кретинка безмозглая, я влюблен! — прошептал ей вслед Сашка. — Да в такую, до которой вам всем, драным крыскам, далеко, как до Полярной звезды…
Наконец прозвенел звонок — кончилась математика, бывшая в этот день последним уроком, и Сашка на удивление резво припустился домой. Тетя Оля сразу следом за ним вернулась с работы и сообщила, что к маме в больницу сегодня ехать не нужно — Ларочка позвонила и сообщила, что у неё все есть, а, раз Сашуле сегодня вечером ехать на занятия живописью, пускай отдыхает.
— Так и быть, негодный мальчишка, — шутя, пригрозила кулаком тетка, до шести бей баклуши, но завтра ты у меня не отвертишься — к маме поедем.
Они пообедали, и он неожиданно для себя самого отпросился во двор погулять.
— Валяй! — ответила тетка. — Только не позже шести будь дома — нам к семи нужно быть на «Соколе», нас твой учитель ждет.
— Нужен мне этот хренов учитель как рыбке зонтик! — фыркнул Саня, колобком скатываясь с лестницы.
Он ногой пихнул входную дверь и… нос к носу столкнулся с Димоном.
— А, старик! — обрадовался тот. — А я к тебе вчера вечером заходил, только тебя не было. Где шатался-то?
— Да, в театре, — хмуро ответил Саня, не глядя на дылду-соседа. Ему сейчас никого не хотелось видеть и ни с кем разговаривать — впервые он мог побродить по дворам один, вспоминая о своей королеве и раздумывая, как к ней подступиться…
— Да ну! — поразился Димон. — Ты у нас театрал?! Вот не знал… А в каком театре-то был?
— В Большом, — небрежно бросил Сашка и сплюнул.
И это он тоже сделал впервые в жизни!
— Ну, ты даешь! — восхитился Димон. — Слышь, а я ведь по делу к тебе заходил. Чего это ты зонтами кидаешься? Мы ж когда позавчера с тобой у мусорки встретились, ты какой-то агромадный сверток в контейнер кидал, и, понимаешь, разобрало меня: а чего это ты туда кинул? Ну, просекаешь, старик, бывает со мной такое, есть грешок — люблю нос совать куда надо и куда не надо. Ну вот, гляжу: а в газетке-то зонтик и новый совсем. Ты, может, того — ошибся? Может другой сверток в мусорку запузырить хотел? Да чего там базарить, стой тут, а я мигом!
И не успел Сашка слово молвить, как Димон вихрем взлетел вверх по лестнице и через две минуты снова стоял возле него, протягивая проклятый зонт!
— На, возьми. Не в кайф такими клевыми зонтами швыряться!
И Сашка, послушный как ослик, взял протянутый зонт. Этого ещё не хватало! Придется отойти куда подальше от дома и выбросить эту гадость, чтоб гаденыш-Димон не смог за ним уследить. Но этот поганец не отставал прилип как банный лист.
— Слушай, я это… того! Гоню тут картину про зонтик, а это ж фигня, главное-то — как твоя вылазка. Ну, давай, колись: чего видел? Чего было-то? Я прям весь день вчера был как на иголках — чего у тебя и как?! Только ты как в воду канул, я уж думаю: уж не переехала тебя та машина, которой не видать ни фига, а только слышно как шинами шуркает. Давай, пошли, погуляем, а ты все гони мне в подробностях: как дошел, что потом… Просек?
Они двинулись, и Санька проклял все на свете, но деваться некуда — раз Димон с ним поперся, зонт уж никак не выкинешь… Надо было сразу соображать и свалить все на мать: мол, это она зонтик велела выкинуть. А зачем — это уж не его, Сашки, дело! А теперь придется, как идиоту, всю дорогу тащиться с распроклятым зонтом…
Они болтались по дворам часа два, и Сашка, как мог, старался уверить Димона, что ничего в ту ночь не видел и ничего не слышал, а у самого уши горели — он, как выяснилось, совсем не умел врать! Димона же, что называется, понесло. Он разливался соловьем и вешал соседу лапшу на уши, похваляясь какой-де он крутой… Что у него все схвачено, что он скоро разбогатеет, откроет свой киоск при вокзале и купит себе иномарку, причем непременно «Фольксваген» и непременно синего цвета…
— Понимаешь, старик, люблю я этих жучков! В Москве даже клуб есть любителей этих букашек, они собираются, устраивают пробеги на своих тачках, у них и старые модели и новые, так я хочу самую последнюю взять, чтоб круче ни у кого не было!
«Ну, что за невезуха такая! — думал Сашка, плетясь вслед за дылдой-Димоном и тыча пресловутым зонтом в асфальт в такт шагам. — Только думал по-человечески один побродить, подумать, сосредоточиться и словить полный кайф, как — на тебе! — надо было дебилу этому подвернуться. Нет, от этого просто сдвинуться можно!»
Наконец, отпущенное Сане время истекло, и он заявил, что пора домой у него, мол, ещё дела есть. И они направились к дому.
— Ну, ты растешь! — Димон одобрительно хлопнул Сашку по спине, отчего тот едва носом в землю не ткнулся. — Я тебя зауважал! В общем, так. Если надумаешь в секцию к нам — подваливай. Адрес я тебе дал, а хочешь двинемся вместе. Так даже лучше — я тебя со всеми нашими познакомлю.
И ещё раз со всей дурной силы бахнув соседа по спине, Димон рывком распахнул дверь подъезда и скрылся в квартире. А Саня, тяжко вздыхая, потопал к себе на пятый этаж.
Тетя Оля его отчитала — опоздал на целых пятнадцать минут! По быстрому перекусили и двинулись. Стоя в вагоне метро, Санька думал о том, что вот едет он невесть куда и невесть за чем не по своей воле. А что он делал бы, если б не теткины планы? Поехал в театр? Так концерт был всего один… Адреса Маргариты Березиной он не знает, да и кто ему даст! Значит надо ехать в училище, а уж там действовать по обстоятельствам…
«Действовать! — усмехнулся он про себя. — Надо же, как разговорился! Да, старик, ты и вправду вырос, прав Димон! Только слишком не заносись, а то в канаву снесет на крутом повороте…»
Они вышли на «Соколе», сели на 24 троллейбус и сошли на остановке «Улица Алабяна». Справа тянулся совершенно непривычный для Москвы ряд деревянных домиков, похожих на загородные дачи. Это был целый квартал, отгородившийся от суматошного шумного города деревянными крашеными заборами, который летом, наверное, утопал в зелени — каждый дом окружали деревья, сады…
— Это, знаешь, настоящий оазис в центре Москвы, — пояснила тетя Оля. Сокол-то, считай, уже центр… Тут жили художники, теперь их уже мало осталось, и дома перешли к родственникам по наследству. Но это место все равно называют поселком художников. Его местные власти снести хотели, чтоб понастроить здесь эти многоэтажные душегубки, но, видишь, все-таки отстояли! Как тут, наверное, жить хорошо: тихо, мирно — благодать! Прогуляешься, и на душе легче становится. Ну вот, мы почти пришли, запомни, тебе нужна улица Левитана. А вон и дом. Знаешь, Борис Ефимович удивительный человек! Это мой давний знакомый. Еще в институтские годы мы с ним… ходили на выставки.
И тетя Оля задумалась. Она явно чуть было не проговорилась: небось, хотела сказать совсем не про выставки — романчик они крутили, как пить дать! Сашка поглядел на свою тетку: поседевшая, сухая как щепка — полная противоположность маме — она замедлила шаг, ворошила носком сапожка опавшие листья, а на губах её, чуть заметная, сквозила улыбка.
«Молодость вспоминает…» — подумал Сашка и как-то по-новому взглянул на свою тетку. Надо же, и у нее, оказывается, было в жизни что-то еще, кроме бесконечных смет и балансовых отчетов, и она влюблялась, бегала на свидания… А теперь вот сидит одна в своей тьмутаракани, вечерами книжки читает и вяжет. Странная все-таки жизнь… Никогда ни о ком ничего до конца не узнаешь! А тетя Оля… плохо, конечно, что одна живет. Хоть бы кошку ей завести. Или собаку… Его маме в этом смысле больше повезло — у неё есть он, Сашка.
