Александр Этерман - Мандарин
- Впрочем, ему было почти все равно. Он даже высказал как-то раз пожелание, чтобы деньги остались в Китае, но у нас были другие планы. Что же до титула, я сам передал ему письмо от губернатора провинции, в котором с приятной витиеватостью сообщалось, что он назначен наследственным мандарином бухты Тинь-Ха, так что в итоге вы получили все, что обещал французский философ, - мандарина весьма богатого, старого и больного.
- Кстати, письмо сохранилось.
- Кстати сказать, по идее вы вместе с деньгами унаследовали и титул, вы единственный наследник, не правда ли? - но мы в Китае никогда на это не полагаемся, так что вы, наверное, скоро получите новый указ. Все в порядке, не правда ли?
- И что же дальше? - Н. очень долго не мог решиться задать вопрос. - Вы его убили? Нет, кажется нет, но вы сказали, что он прожил совсем недолго может быть, это все-таки благодаря вам?
- Его никто не убивал, ручаюсь, ни его, ни его предшественников, никого - хотя впрочем, я слышал, что задолго до Руссо, примерно во времена Марко Поло, дело обстояло несколько иначе. Он мог жить до ста лет, и мы с радостью заботились бы о его благополучии - только тогда деньги отошли бы, скорее всего, не вам, а кому-нибудь другому. Мы знали, что он скоро умрет и искали вас в ужасной спешке.
- Ну, а что в таком случае было бы со мной?
- Вообще-то бессмысленно спрашивать, может быть, ничего, но всего вероятнее, что вы наследовали бы кому-нибудь другому.
- Это - я имею в виду смерть, наследство, соблазн, вообще все - так часто случается?
- Всяко бывает. В те времена выбор был очень небольшой. Но вообще говоря, недостатка в мандаринах у нас нет. Чаще не хватает наследников, иногда очень остро, то есть интересующих нас людей, готовых принять деньги. Мы нашли вас не без труда, страшно торопились и не были уверены даже, что сделали сносный выбор. Мы знали только, что вы впечатлительный холостяк из приличной семьи, находящийся в затруднительном материальном положении и интересующийся китайской живописью. Маловато. Тем не менее, наш представитель в Париже решил, что китайская культурная традиция придется вам по вкусу, и, как видите, не ошибся. В те времена Китаем еще никто не интересовался из чистого снобизма.
- Подождите, - сказал как-то раз очухавшийся Н., был поздний вечер, и они стояли на палубе и смотрели на звезды, - из ваших слов следует, что не было никакого убийства, все это блеф, суть которого в лучшем случае хитроумное насаждение китайской культуры. Ни я, ни месье Д., ни его предшественники - никто никого не убивал, а эти деньги - по крайней мере, пока вы выбираете наследников безошибочно - голый, как скелет, соблазн, вечно, столетиями, предлагаемый, но никогда не используемый дар. Зачем все это нужно? Для чего вы клевещете на самих себя?
- Клевещем? Отчего же? Ведь в документе об убийстве ни слова, разве только о вашем согласии на оное - и о вознаграждении за это согласие. Там не сказано, что вы получите наследство после того, как мандарин будет убит. Может быть, он умрет естественной смертью. В конце концов, можно наследовать и не убив - ведь никто из нас не бессмертен. Миллионеры - даже мультимиллионеры вроде вас - тоже не избегнут общей участи.
- Я понимаю, что вы хотите мне предложить. Собственно, если понимаю значит наверняка согласен, заранее согласен. У меня тоже нет наследников, наверно, это неявно предусматривается если не договором, то расчетом. К тому же деньги в самом деле ваши. Только цветы, цветы мои. Хорошо, я подпишу.
- Обратите внимание, Н., - это вы нам предлагаете, а не наоборот. Конечно, это имелось в виду, но все-таки инициатива ваша. Я объясню вам, почему это важно, вообще, полезный урок. Запомните хорошенько: то, чего вы сами захотели, - неотвратимо.
- Да, раз мы в Китае. В Европе все иначе.
- Подождите, - сказал Н., стоя на палубе с китайским дипломом в руках, в то время как невозмутимый китаец усаживался в лодку. - Мы еще увидимся? И еще - я могу высадиться на берег, если захочу?
- Разумеется. Хоть сегодня. Карантин? Ерунда, кто может вам помешать? И потом, вы мандарин, господин всей бухты. Прикажите рыбам выпрыгнуть из воды, и, они, я полагаю, подчинятся.
Н. хотел что-то добавить, но китаец уже махнул рукой.
В следующий раз.
Непонятно только, зачем все это понадобилось - так сложно. Именно об этом и думал Н., сжимая обеими руками перила, - собственно, нет, понятно, даже очень - связь между двумя мирами не может быть простой и легкой, и, допустим, раз так, в этом есть какой-то смысл, но все-таки, зачем подбивать будущих адептов совершить убийство, да еще из корыстных соображений? Впечатляет - но неужели их больше нечем завлечь? Или важно, чтобы столь завораживающим, пугающим образом?
Может быть, они так считают, но почему он должен с ними соглашаться? Какое самоуничижение! В принципе они правы - при таком повороте почти обеспечена преемственность стыдливого адепта, ибо скоро начинает мучить совесть, а для человека хрупкого это каюк. Совесть его не отпустит, пока он не приплетется в Тинь-ха и не выяснит на месте, отчего умер его предшественник. Для этого он, если потребуется, освоит китайский язык и научится рисовать гуашью.
Да, но таковы европейцы. У китайцев, как известно, совести нет - так кто же, может быть, Марко Поло их надоумил?
