Сулейман Велиев - Узлы
В длинные зимние ночи, когда за окном выла вьюга, Васиф и старик Марков любили коротать вечера под неторопливый мужской разговор.
- Ты послушай, послушай меня, - Василий Матвеевич начинал издалека. - Я вижу, приглянулись тебе наши края, понимаешь ты красоту сибирскую. Значит, сердце у тебя для здешних мест подходящее. А новую жизнь надо на новом месте начинать. Чистый ты перед людьми и перед богом. Ну чего тебе в Баку ехать? Сам же говорил, отца-матери нет уже. Может, баба у тебя там или девка, по которой сердце болит?
Васиф качал головой:
- Нет... Люди подумают: "Если не вернулся - значит, в самом деле виноват". Нехорошо.
- Умный так не подумает, а дураку мало ли что может в голову взбрести, да тебе какое дело?
"Прав был старик! - Васиф скрипнул зубами. - Ох, прав. Настоящие люди там, в Сибири, а здесь такие, как Махмудов и Амирзаде. А может, вернуться в Марково? Нельзя. Скажут - сбежал. Нет, я останусь здесь и добьюсь своего..."
Васиф вышел в коридор, поплескался под рукомойником, потом долго ворочался на диване, пытаясь уснуть, но сон не шел. Давила духота, раздражало жужжание мух и пьяные голоса за стеной. Кто-то, явно подражая Рашиду Бейбутову, запел вдруг про глаза, что похожи на звезды.
А глаза Пакизы на звезды не похожи. Глаза Пакизы как черные солнца. Темные, теплые, все понимающие глаза. Вот кто ему нужен сейчас - Пакиза. Сидела бы, рядом, а он бы выкладывал, что на душе... Пусть бы она молчала, пусть только слушала. А что, если написать? Может быть, ей покажется это странным, навязчивым... Все равно. Она поймет.
Выкатилась из-за деревьев, запуталась в ветвях жаркая, как только что вынутый из тендира чурек, луна. Неутомимо трещали цикады. За стеной давно храпели, угомонившиеся соседи. А он все строчил, щуря глаза под засиженной мухами лампочкой.
"... Пусть не покажется странным. Может, и вовсе не встретимся больше. Но что-то осталось после тех трех быстро пробежавших в дороге дней, когда рассказывал Вам свою невеселую историю. Вы просто слушали. Доброе Ваше молчание как-то согрело меня. А потом Вы заговорили очень простыми словами. Иногда сердились, спорили... Не со мной, а с обидой моей на людей. Я поверил. Поверил, что будет в жизни что-то такое большое, чего еще не было. И вот сейчас мне снова, как хромому костыль, нужны Ваши слова, голос. Просто уверенность, что Вы где-то рядом и я еще увижу Вас. Не смейтесь, пожалуйста. Не в веселый час сел я за это письмо. Похвалиться пока нечем, - с работой не получается. Как только устроюсь, напишу Вам свой адрес. И буду ждать ответа, очень ждать..."
Запечатав конверт, Васиф оделся. Хотелось сейчас же, сию минуту отправить письмо. Он вышел, заторопился к почтовому ящику. Завтра утром оно уйдет в город. Только завтра.
Он посмотрел на часы. Десять уже. А возвращаться в гостиницу не хотелось. Почему бы сейчас, именно сейчас не разыскать старых друзей? Правда, не так хотелось ему прийти к товарищам, не так. Хорошо бы прийти без тяжкой ноши на плечах, без сомнений, не тащить за собой тень неудач. Начнут сочувствовать, ворошить старое, чего доброго, возьмутся устраивать его дела... Нет, прав Балахан. Нелегкий у него характер, вот уже и друзей примеривает, как праздничное платье. А разве заслуживают Бахши и Акоп такого недоверия?
Надо пойти. Надо. Но куда?
Он вернулся в гостиницу. Достал из чемодана припасенные плитки шоколада, разыскал старика дежурного.
- Отец, просьба к тебе. Есть у меня здесь где-то друг, Акоп Багдасаров. Давно не виделись мы. Может, случайно знаешь, где живет?
Старик сдвинул с бровей каракулевую папаху, прищурился.
- Багдасаров, говоришь? Чем занимается?
- Инженер он.
- Инженер, говоришь? - Бусины четок быстрей задвигались в пергаментных пальцах. - Знаю. Раньше он жил здесь, рядом. Теперь у него хорошая квартира. Один балкон...
- Где, отец, где?
- ...Один балкон на солнце смотрит, на другом всегда прохладно. Телефон дома есть у него. Иди к промтоварному магазину. Прямо напротив. Там покажут.
- Спасибо, отец. Задержусь, наверное, у них. Ничего? Можно это?
Старик открыл рот, удивленно поморгал глазами.
Только на улице Васиф понял, каким нелепым показался дежурному его вопрос. Кому объяснить, что только время вытравит привычку к определенному режиму.
Вот и промтоварный магазин. Спрашивать не пришлось. Он уверенно шел на голос Акопа, услышанный через распахнутое окно.
- Гостя позднего примете? - крикнул Васиф с порога.
- Входите! - вежливо отозвался Акоп.
- Не узнал?
- Да... Кажется, где-то видел.
- Наверное, у бэбэ.
Этого слова оказалось достаточно.
- Мама! Мама! Скорей! Посмотри, кто пришел!
Он сделал несколько шагов навстречу и остановился, не сводя глаз с сияющего лица Васифа. Вразвалочку засеменила из кухни старушка.
- Тетя Сирануш! - не выдержал Васиф, схватил легкую, морщинистую руку, подошел к Акопу. Не было обычных объятий, поцелуев, и даже тетушка Сирануш не успела всплакнуть - так неожиданна была эта встреча.
- Девять лет, - изумленно, словно все еще не веря своим глазам, произнес Акоп.
- Выглядишь ты молодцом, - Васиф хлопнул друга по могучим плечам.
- Да и ты...
- Большие университеты прошел, Акоп. Почти как Максим Горький.
"Поредели когда-то густые жесткие вихры Васифа, едва прикрывают просвечивающую лысину. Костистый какой-то стал, широкий в плечах. И скулы под глазами резче обозначились. И эта желтизна в лице. Да... Нелегкие, видать, были дороги".
"Как старят Акопа морщины на лбу. У него виски словно пеплом присыпало. Когда виделись в последний раз, крепкий был. Обмяк, отяжелел немного Акоп".
Они жадно вглядывались друг в друга, выверяя прожитое, мысленно, с горечью отмечая следы беспощадного времени.
- Да что вы стоите? Как невеста с женихом на смотринах! Садись, садись, Васиф-джан, - засуетилась Сирануш, убирая со стола стаканы с остывшим чаем. - Я сейчас, сейчас...
- Я не вижу Бахши-киши, - осторожно заметил Васиф. Кто знает, столько лет прошло, а Бахши и тогда был некрепок. Сколько ему сейчас, шестьдесят пять... семьдесят?
- Вот и отец. - Акоп заспешил к двери, подставил руку поджарому, костлявому старику. Над его сухим, темным лицом смешно топорщились пучочки белоснежных волос. И только брови, густые, черные, делали его похожим на того молодцеватого, с лихо закрученными усами Бахши-киши, что смотрел с портрета.
Васиф молча обнял старика, и тот вдруг обрадовано и как-то по-детски всхлипнул.
- Дорогой мой... Иланвурмаз... Пришел! Эх, какую совесть надо иметь, чтобы обидеть сына Быглы-ага!
Он посмотрел на Акопа с упреком, словно и тот был виноват в том несправедливом, что случилось с Васифом.
Через полчаса Васиф знал уже все о семье друга. Вопреки обыкновению, как-то легко и просто разговорился с женой Акопа, Женей, чуть медлительной, светлоглазой женщиной. Она была намного моложе Акопа, и во всем ее облике, в неторопливых движениях, в том, как она лукаво и легко подтрунивала над мужем, чувствовалась нерастраченная теплота отношений, сдержанная нежность. Это не часто сохраняется между людьми, прожившими вместе несколько лет... Васиф заметил в открытую дверь спальни, как бережно взял из рук жены Акоп уснувшую дочурку и что-то сказал негромко, отчего Женя покраснела, рассмеялась и не спеша начала поправлять волосы перед зеркалом. Впервые в жизни в душе Васифа шевельнулось что-то похожее на зависть.
- Чего ты уселся? - ворчливо обратился старый Бахши к сыну.
- А что?
- Мать догадливей, вон уже как вкусно пахнет из кухни. Соображать надо. Такой гость...
- Сейчас, отец. Найду что-нибудь.
- Не "что-нибудь", а тутовую давай!
Старик самодовольно крутнул жиденький, прокуренный ус.
Акоп вскочил, удивленно поморгал глазами. В этот миг он показался Васифу таким же застенчивым увальнем, каким был в школе.
- Ну чего ты?
- Сейчас. Что-что, а бутылка "московской" всегда найдется. Тутовую как-нибудь потом добудем. Тебе вообще никакой бы не надо, отец, с твоим здоровьем.
- Давай тутовую!
- Не надо ничего, дядя Бахши, - вмешался в разговор Васиф. - Я рад, что вижу вас здоровым, бодрым.
- Ну, ну... Это само собой. До ста лет, будь спокоен, доживу. Я дело свое знаю, - старик совсем разошелся, - а вот молодежь пошла хлипкая, нерасторопная. Тутовой водки, видите ли, он найти не может. Мы, старики, запасливей.
Он улыбнулся, встал и, расправив плечи, хитро подмигнул Васифу. Нет, годы не тронули его неиссякаемою жизнелюбия, задорного стремления подразнить "мальчишек". Да и весь он был похож на старое, высохшее дерево с узловатыми, выщербленными, но крепкими еще ветвями.
- Я сейчас. Вы у меня сейчас посмотрите! И засеменил из комнаты.
Акоп понятливо хмыкнул. Сирануш замахала руками в ответ на немой вопрос Васифа.
- Такой же! Все такой же, каким был в молодости, - гордый. Удивлять людей любит. Все шутки шутит.
- А что? Значит, душой молод, - заметил Васиф. Бахши вернулся и с гордостью поставил на стол глиняный кувшин в белесом налете паутины.
